Лекции по античной философии. Очерк современной европейской философии - Мамардашвили Мераб Константинович. Страница 56

Например, чтобы пояснить, что я имею в виду, могу пожаловаться на вещь, известную философам-профессионалам, а именно на то, что образовался некоторый разрыв культур, европейской и российской, который привел к тому, что некоторые философские тексты, которые написаны в шестидесятых, семидесятых годах, пятидесятых или тридцатых годах этого века, просто почти невозможно перевести на русский язык. И это не зависит от изобретательности переводчика, а зависит от того, что таких предметов просто нет в нашем языке. Предметов нет, поэтому нет и слов; трудно найти эквиваленты для французских, немецких или английских слов. И эту трудность вы обнаружите, когда познакомитесь с той литературой, которую я вам буду рекомендовать для чтения.

Но для такого рода духовных явлений чужой культуры, во-первых, и косвенных, или проповеднических, текстов, во-вторых, нужно некое искусство обращения. И это искусство обращения предполагает еще одну вещь, которую я от вас буду требовать. Эту вещь можно обозначить странным словом, а именно «великодушие». Великодушие — это допущение того, что может быть нечто другое, нежели мы сами, и что нельзя требовать, чтобы мир соответствовал нашему или вашему уровню развития, нашим представлениям, нашим желаниям и нашим мыслям. Мир существует независимо от нас, и он гораздо больше нас и от нас требует приятия, или, как говорил Декарт, великодушия. Что такое великодушие? Великодушие — это великая душа, а великая душа — это душа, способная вместить иное, не дрогнув. События в мире, в том числе и события в мысли, не обязаны быть нам приятными, не обязаны нас ублажать. Они происходят. Значит, читая текст, который может показаться непонятным или даже абсурдным, вы должны сделать допуск великодушия в предположении, что в этом тексте есть все-таки то, что достойно понимания и внимания. И тогда вы будете обращаться с ним по правилам расшифровки, по правилам интерпретации.

Начнем тогда с того, что я назвал во втором пункте, а именно: я обещал заниматься с вами прежде всего тем, что такое философия. На этот вопрос, мною же самим поставленный, я сразу ответить не могу, на это потребуется год, то есть все наши занятия. Но кое-что я хотел бы дать понять с самого начала, чтобы как-то настроить вас на то, что будет в дальнейшем, и чтобы вы были готовы к характеру и стилю наших рассуждений, нашего разговора. Если вы пришли сюда в надежде получить какую-то систему знаний, то вы такой системы знаний здесь не получите. Во-первых, философия не есть система знаний, какой является физика, математика, ботаника и другие увлекательные предметы; и во-вторых, философское знание вообще не передается путем обучения. В этом смысле акт самого моего говорения противоречит самому себе, потому что акт говорения есть попытка сообщить нечто, а я же говорю, что философия не сообщаема, ее нельзя преподавать; все курсы, обязательные в наших институтах, в каком-то смысле абсурдны по самой своей задаче. Почему? Потому что философия есть нечто, что случается с двумя людьми (скажем, я один и вы один), когда они встречаются на полдороге, то есть когда слушатель, учащийся философии, сам проделал некий жизненный путь, такой, что он своим личным опытом, своими испытаниями и переживаниями приведен к тому, чтобы поставить перед собой в дилетантской форме или форме любознательности вопросы, которые являются философскими (и тогда ему нужно встретиться с профессиональной философией). А если этого не произошло, то с ним сделать ничего нельзя, то есть наш разговор имеет смысл только тогда, когда вы поймете, что это произошло, причем вы можете сами не знать, а можете догадаться об этом, услышав какие-то философские слова. Но если вы половину пути не прошли, то никаких философских знаний передать вам я не могу, потому что философское знание, повторяю, не сообщается. Оно есть личный акт, которому можно помочь, но не больше.

Философия имеет очень сложное и странное отношение к одному явлению в мире, которое есть особое явление, отличное от всех других. Это явление обозначается в нашем языке словом «личность». Почему философия имеет отношение к феномену личности? А потому, что личность — такой феномен, который не существует сам по себе, не рождается натуральным образом (от родителей, например), который есть нечто, что может возникнуть ненатуральным путем, а может и не возникнуть. Хотя в обыденном языке мы часто употребляем слово «личность» в одном ряду со словами «человек», «индивидуальность», личность — это не то же самое, что человек или индивидуальность; это некоторая особая структура в человеке, которая создается особыми актами и особыми переживаниями. Скажем, мы очень часто в обыденном языке употребляем некоторые выражения, которые содержат в себе мудрость независимо от нашей личной мудрости, потому что есть гений языка, того языка, на котором мы говорим. И мы часто очень точно употребляем термины, не отдавая себе отчета в том, чтó мы говорим, — через нас говорит гений языка. Например, мы разделяем поступки на, грубо говоря, две категории. Есть поступки, вызванные какими-то причинами: страхом, радостью, голодом, сытостью и так далее, давлением социальных обстоятельств или, наоборот, желанием в этих обстоятельствах что-то изменить, сделать. И мы говорим всегда: человек поступил так потому-то и потому-то, то есть наш язык, когда он описывает какой-то поступок человека, содержит причинные термины. А иногда мы вдруг говорим: «личностный поступок». Что такое личностный поступок? Или личное решение? Личностный поступок — это такой поступок, причиной которого является сам человек, который его совершил, и нет других причин. «Поступить личностно» или «личностное поведение» — мы употребляем такие слова и довольно точно знаем, когда следует их произнести. Мы произносим эти слова, когда имеем дело с феноменом личности, который не объясним и не выводим ни из каких вне личности лежащих обстоятельств.

Совершение таких личностных актов, в том числе и актов мысли (потому что мысль ведь тоже поступок), имеет отношение к философии. Причем (и это связано с тем, что я говорил о различии между прямыми текстами и текстами косвенными, или выразительными) философия не обязательно должна быть профессиональной, то есть изложенной в специальной философской терминологии под переплетом книги, называемой философским трактатом. Философия не обязательно должна принимать форму учений, она может быть просто реальной философией, которая без этого названия есть состояние сознания и мысли писателя, художника, ученого и вообще личности. Профессиональная философия в действительности лишь просто эксплицирует, переодевает в специальные термины то, что есть в культуре и в личностях независимо от нее, и не нося этого названия. Так что не смущайтесь тем, что вы можете находить философию в самых разных, самых неожиданных местах, а не только на философских кафедрах. Кстати, иногда именно на философских кафедрах вы ее и не найдете.

Философия связана с феноменом личности. Если есть личность, значит, совершился некий философский акт, знает об этом личность или не знает. За этим кроется более глубокое обстоятельство, понимание которого многое пояснит нам в современной ситуации, пояснит то, почему и зачем существуют эти странные слова, а они иногда очень странные. Например, «человек есть бесполезная страсть», говорит Сартр. Что это значит? Это простой пример, на котором можно показать тот факт, что философский акт есть все-таки особый акт, хотя он и выражается в языке. Эта фраза — «человек есть бесполезная страсть» — кажется нам понятной. Что она выражает? Она выражает пессимизм, уныние, неверие в человеческие силы и так далее. Я расшифровал ее, предполагая, что данная философская фраза выражает некоторые состояния, которые философы называют эмпирическими психологическими состояниями, то есть «уныние», «страх», «пессимизм» — психологические термины. А в действительности эта фраза означает совсем другое, она вовсе не выражает никаких психологических состояний, не пытается выразить никаких состояний уныния, пессимизма и так далее. Она означает нечто совсем другое и может быть понята только как элемент в цепочке философского рассуждения, а философское рассуждение не есть рассуждение о психологии людей, оно есть рассуждение, простите меня за метафору, о делах божественных. Им нет дела до нашего уныния, до наших состояний подавленности и до нашего пессимизма, и поэтому, если вы встречаете в философии подобную фразу, вы сразу можете сделать предположение, что здесь говорится нечто другое по сравнению с тем, как ее можно расшифровать на обычном языке нашего психологического понимания. К сожалению, мы в принципе можем прочитать текст так, что вырванная из контекста фраза служит иллюстрацией декадентства, упадничества и прочего, и прочего. Но в контексте фразы «человек есть бесполезная страсть» «бесполезная страсть» означает (я не буду подробно разъяснять, потому что мы к этому еще вернемся, нам же сейчас важно завершить некоторый этап понимания, поставить на нем точку) <...>[113], что это есть стремление быть Богом, которым он быть не может. И в этом смысле человек есть «страсть быть чем-то», а не «что-то».