Осколки тени и света (СИ) - Вересень Мара. Страница 68
Мир раскололся и грань легла под ноги, а он будто и не заметил. Ни перехода, ни моих жалких попыток вырваться. Сжимал меня так, будто я была единственным, что держало его на краю. Я и ЭТО. Его руки были проплавлены почти до кости, от запястий с тлеющими метками под ребра тянулась цепь поводка из тьмы и крови, узлом обвивала сердце и ползла дальше к горлу, такой же петлей, как у меня. С той лишь разницей, что я не могла дышать, а Драгон – только сейчас и мог. Улыбался счастливой улыбкой мальчика Джейме, которого я однажды увидела в нем и пожалела, дышал взахлеб и говорил, говорил, говорил…
– Эленар… Моя рыжая Эленар… Мой огонь… Свет мой и тепло. Я все исправлю, позволь мне все исправить, любовь моя…
…а я не могла. Ни вдохнуть, ни сопротивляться, ни ответить. Здесь у меня нет голоса. И нет никого из тех, кто так долго и отважно сторожил мои сны. Ромис Эверн вчера уехал с отрядом в долину за озером, Ине…
Ине... Ине мой…
…еще не пришел. А любой, кто пройдет рядом, увидит только пустой темный двор, калитку, которую забыли закрыть, оставленную на ступеньках шаль и теплый свет из окна кухни.
– Идем со мной, – сказал кошмар и опрокинул меня во мрак.
Глава 10
Что я помню? Холод – так долго, что стало тепло. Белое – пришло утро. Серебряное – иней лежал. Он высеребрил ресницы Драгона, сединой сверкал в волосах, искрился крошечными звездами на темных зрачках распахнутых глаз и губах, на которых застыла счастливая, умиротворенная улыбка, а еще на краю ало-черной дыры посреди груди. Обугленные штыри ребер, спекшийся комок сердца и кружево серебра. Серебро было и на моих руках – я держала его пальцы пока комок сердца, поддерживаемый магией рода, бился в пробитой груди. Недолго. Девять судорожных толчков. Я считала. Зачем-то по эльфийски. На десять уже не билось.
Еще помню колокол. Высоко надо мной и внутри меня. Он ударил тишиной, а мой страх вспыхнул. Грань съежилась, нас выбросило обратно, Драгон навалился на меня, будто был пьян, пошатнулся и упал. Пузырь щита раскрошился и осыпался невесомой черной пылью, очнувшийся дом оглушенно ворочался, силился помочь, но было поздно. Уже не билось.
Еще помню птицу. Птицу с черными крыльями. Она запуталась лапами в оборванной веревке, где когда-то сушили белье, кричала, разевая клюв, и била крыльями, не в силах сорваться с поводка. Только запуталась еще больше. А звуков не было. Или я разучилась слышать так же, как дышать? Я вообще часто забываю, как это – дышать. Теперь еще и не слышу. Могу только звать. Тишиной.
Ине… Ине мой…
Холодно… Мне холодно… Где ты?
Он никогда не говорил, когда придет, но в этот раз сказал. Зачем? Чтобы я ждала? Но я уснула на крыльце и все испортила. Драгон Джейм Холин, мальчик, которого я когда-то случайно увидела, успел сказать “прости” перед тем, как перестало биться его сожженное мною сердце. Но ни его просьба, ни мое прощение ровным счетом ничего не меняло. Никто не может родить сына мертвому, а значит…
Помню руки. Свои. Какие-то слишком белые, с посиневшими ногтями, красное смотрелось на них очень ярко и неуместно. Были еще чьи-то. Чужие. Меня подняли. Платье примерзло и хрустело, иней сыпался. Этот звук я почему-то слышала. Я не чувствовала себя снаружи, то ли стояла сама, то ли меня держали. Потом я перестала видеть лежащего на земле Драгона и стала видеть дорожку. Потом крыльцо. Потом дощатый пол. Решетку. Скамью. Снова руки. Красное стало бурым и крошилось. Внутри тоже крошилось и хрустело, как иней…
Ине…
Потом пришла Мелитар. Ее я слышала. Но не то, как она говорила, а то, как у нее болело внутри. Она принесла мою шаль, которую я забыла на крыльце. Я хотела сказать “спасибо”, не знаю, вышло ли, ведь я не слышала, а у нее слезы потекли. Она дала мне выпить что-то, и у меня тоже потекли слезы. Я не чувствовала, просто вода стала скатываться на руки, и бурые пятна размазались, а я стала различать звуки и голоса.
– Отправьте гонца вниз. Нужен некромант, желательно вне категории и инквизитор. Нескольких гонцов, чтоб могли на крылья взять. Так будет быстрее. А нужно уже сейчас.
– Вы же темный, Эверн, разве ваших действий недостаточно?
– Это вы темный, Каса, в том смысле, что неуч. То, что я там изобразил – на один чих и, в лучшем случае, до вечера. Если ЭТО встанет, вчерашняя мясорубка под Геле-Ир повторится здесь. Я НЕ некромант, и я НЕ могу работать с мертвым.
– Спрячьте клыки, Эверн, выглядит отвратительно. Хотя, знаете, я готов вам даже крови в стакан нацедить, чтоб вы сами тут управились. И потом, Тен-Морн должен был…
Тихий пронизывающий скрежет когтей по столешнице перекрыл гомон в помещении, и все разом замолчали.
– Во первых-х, меня с-с-стошнит. Меня и так от вас-с-с тошнит, еш-ш-ще и пробовать? Во-ф-ф-фторых-х, то, что Тен-Морн долж-ш-шен, и то, что он делает – больш-ш-шая разс-с-сница. И если он сюда придет, он придет не к вам, вы ему до бездны. Так что…
Мелитар теперь не было рядом. Я не поняла, когда она ушла. Кажется, замок лязгал, и металл скрипел по полу. Теперь ирья была где-то у входа в охоронец. Я слышала, как она открыла разговорчивую дверь, кликнула Ольку с улицы и назвала несколько имен.
Пахло сырым железом. Холодным. А мне нужно другое, горячее. И…
Ине…
Дрожало и сыпалось.
И что-то странное творилось с глазами, я могла видеть лишь небольшой участок рядом с собой, остальное размазывалось и тонуло в тенях, как будто идешь темным коридором с маленькой светсферой в руках. Виновато питье Мелитар или то, что я столько огня выплеснула, что теперь меня почти нет. Потому он меня не слышит? Или я звать не умею?
Я пошевелилась. Шаль сползла, шурша по сукну платья, я подобрала хвостики, сжала в руках. Выглядывающие уголки были похожи на пушистые цветы вербеницы. Встречный день уже сегодня. Все, как полагается: я – на краю.
– Откройте. Мне нужно к ней
Снова стало тихо, а потом решетка дрогнула, а замок хрустнул и на пол посыпалось. Почти как у меня внутри. Прохладные руки Ромиса казались мне горячими – так я замерзла.
– Как ты, светлячок? Погасла совсем…
Он смотрел на меня рубиновыми сферами с точками зрачка, и его руки становились холоднее, а мои – теплее. Он даже холод мог забрать, но ему было тяжело от моего запаха, и я сказала: “Хватит”. Он тут же прекратил. Так и сел прямо на полу.
– Ромис, я его уби…
Рука зажала мне рот, но тот, кто хотел услышать, услышал.
– Она призналась, Эверн, ее нашли над телом. Но я проведу дознание, так положено.
– Только в моем присутствии, – Эверн поднялся, отгораживая меня от ира Касы и жадных взглядов.
– По какому праву?
– Договор защиты. Инициирован главой дома Феррато, действителен, – вампир рывком обнажил предплечье и что-то показал вою. Печать, наверное.
– Здесь не Нодлут.
– Договоры защиты от конклавов первых семей вне границ. Без условий и оговорок. Вам процитировать Основание?
– Это лишнее. Но дознание положено провести.
– Проводите. Треугольник права соблюден: закон – вы, защита – я, свидетель – ирья Мелитар. Она глава общины. И обвиняемый.
Ромис повернулся и подал мне руку, помогая встать. Треугольник права и я со своим избирательным зрением. И слухом. Каса скрипел, Эверн был похож на низкую вибрирующую ноту, которую тянут сквозь сомкнутые губы, Мелитар звенела, как плетенки Встречного дня. Я была в тишине…
Ине…
– Немного формальностей, светлячок. Потерпи.
Мне хотелось спросить, не знает ли Ромис, случайно… Но вспомнила слова о Геле-Ир, поселке на краю долины за озером.
– Он придет, – шепнул Эверн, усаживая меня за стол. – Просто немного задерживается.
– Рассказывайте, ири Пешт, – сказал Осат Каса и подвинул кристалл в выемке записывающего артефакта поближе ко мне. Камень был, прозрачный, крупный, дымчато-розовый, как рассвет над горами. Записывающий артефакт напоминал круглую музыкальную шкатулку: основа с выемкой для кристалла и крышка с пластиной отражателя. Поверхность стола пересекали четыре глубокие царапины, оставленные когтями Эверна. Я потрогала ближайшую и шевельнула губами.