Училка - Львова Марина. Страница 36
Настя вошла вслед за ним и с недоумением оглянулась. Нет, он, конечно же, ошибся. Эта женщина с голубовато-серым лицом была ей незнакома. У кровати стояли мигающие разноцветными лампочками приборы, к рукам тянулись какие-то тонкие трубки, был слышен равномерный, чуть лязгающий шум работающего механизма. Руки женщины безвольно лежали поверх одеяла. И тут Настя увидела знакомый чуть заметный шрам на руке женщины. У Галки был точно такой же, она сильно порезала руку, когда они на первом курсе поехали осенью на уборку картофеля. Тогда еще пришлось везти ее в районную больницу, чтобы остановить кровь.
Настя взглянула на иссохшее лицо женщины, она ничем не напоминала Галку, спутанные волосы рассыпались по подушке, закрытые глаза с сине-голубыми веками, мертвенно-бледные губы, страдальческие складки у рта.
— Сядьте, вот стул. — Мужчина, о присутствии которого перепуганная Настя почти успела забыть, подтолкнул ее к стулу и слегка надавил на плечо, принуждая сесть. Самое время, так как внезапно ноги у Насти ослабли и задрожали. — Посидите пока тут, потом я зайду за вами.
Мужчина вышел, и Настя осталась наедине с Галкой. Когда Насте удалось немного успокоиться, она передвинула свой стул поближе к кровати, села рядом с неподвижно лежащей сестрой и осторожно обняла ладонями ее безжизненную руку.
Позднее она даже не смогла вспомнить, сколько времени она провела в палате. Входили и выходили медсестры, меняли капельницу. К вечеру в палате появилась Ирина. При виде Галки она заплакала, даже не пытаясь скрыть своих слез и своего испуга.
Вошла медсестра в сопровождении врача, с которым утром сцепилась Ирина в приемном покое. На этот раз он был с ними предельно вежлив, по его просьбе Ирина и Настя вышли в коридор.
— Когда ты поедешь домой?
— Позвонить нужно маме, надо узнать, как она с детьми справляется, мне завтра еще и в школу идти.
— Господи, как ты умудряешься сейчас обо всем помнить!
— Просто ты только что вошла к ней, потому и испугалась, а у меня целый день был, чтобы собраться с мыслями. Не знаешь, где тут можно найти телефон?
— Ой, Настя, ты все-таки упертая. Да звонила я твоей маме. — Ирина достала из сумочки пудреницу и, глядя в зеркало, вытерла слезы, стараясь при этом не размазать тушь на глазах. — Все у них в порядке: Марьяшка из школы вернулась, Кирилл поел, а днем спал. Мама твоя договорилась — завтра его в вашу школу возьмут. Класс твой брошенным не остался: заменяют пенсионерки, приятельницы твоей мамы. Скажи мне лучше, что мы с тобой дальше делать будем?
— Если мне завтра не нужно выходить на работу, то тогда я останусь с Галкой. Вдруг она ночью придет в себя?
— У тебя сил хватит?
— Конечно. Ты поезжай домой, а я тут посижу.
— На, возьми, я продукты привезла и термос с кофе.
— Спасибо, Ириша, только мне совсем есть не хочется, я лучше потом поем.
Ирина поцеловала Настю на прощание и ушла. Настя снова заняла свое место около кровати. Заострившееся серое лицо Галки уже не вызывало у Насти страха, она гладила Галкину руку, разговаривать с ней, как советовала это делать медсестра, у Насти уже не было сил, да и голос охрип, в горле у нее пересохло.
— Вы все еще здесь? — Неожиданно раздавшийся сзади резкий мужской голос заставил Настю вздрогнуть. — Если я разрешил вам остаться сегодня утром, это совсем не значит, что можно было сидеть здесь целый день.
— Но вы же не выгоните меня на ночь глядя?
— Чисто женская логика. Тогда пойдемте со мной, так и быть, напою вас чаем.
Настя послушно встала и пошла было за ним, но в самый последний момент вспомнила о сумке, оставленной для нее Ириной.
Она вошла в маленькую комнатку, где на подоконнике закипал электрический чайник. На столе, покрытом старой, потрескавшейся клеенкой с синими цветочками, на тарелке лежали два бутерброда с полузасохшим сыром.
— Проходите, садитесь к столу, чай будет сейчас готов…
Настя подошла к столу и стала выкладывать на стол продукты, оставленные для нее Ириной.
— Ничего себе, — присвистнул от удивления мужчина. — Так это еще надо выяснить, кто кого пригласил на чай и кто кого кормит.
— Спасибо вам.
— За что?
— За то, что позволили мне остаться.
— А разве бы вы ушли, запрети я вам остаться?
— Нет.
— Я так и понял, что вы более решительно настроены, чем ваша говорливая подружка.
— Ирина хорошая…
— Я и не собираюсь утверждать обратное. Давайте просто будем пить чай и есть наши бутерброды. Мы с вами сегодня достаточно устали. Между прочим, меня зовут Федор.
— Настя.
— Формальности соблюдены, теперь можно есть со спокойной совестью.
Настя машинально взяла бутерброд с ветчиной, присланный заботливой Ириной, и стала нехотя жевать, запивая горячим сладким чаем. Поначалу ей казалось, что она не сможет проглотить ни кусочка, но ее новый знакомый пригрозил, что отправит ее домой в сопровождении дюжего санитара, так как у него нет ни малейшего желания, чтобы она заболела от истощения и он тем самым приобрел бы еще одну пациентку.
Наконец с бутербродами было покончено, чай выпит. Настя подняла глаза и посмотрела на сидевшего напротив нее врача:
— Почему вы мне не скажете правду?
— А вам так хочется ее знать?
— Конечно.
— В таком случае скажите, сколько у нее уже это?
— Что «это»?
— Я хочу спросить у вас, сколько времени ваша подруга принимает наркотики, — несколько раздраженно сказал мужчина.
— Наркотики?! — с ужасом переспросила Настя.
— Так я и думал. Почему с ней вы? У нее есть родственники?
— Она моя двоюродная сестра.
— А близкие родственники? Отец, мать, муж?
— У нее есть сын.
— Сколько ему лет?
— Девять.
Врач негромко выругался.
— Будет лучше, если в самое ближайшее время вы им займетесь.
— Как это?
— Ну не знаю, нужно, видимо, собрать документы для органов опеки.
— Что вы такое говорите?
— Правду. Вы хотели услышать правду. Нужно готовиться к самому худшему. Она безнадежна.
— Вы не можете быть таким жестоким. Неужели нельзя что-то сделать?
— Молитесь, я же не Господь Бог. Что я могу сделать, если по документам ей около тридцати, а на койке в моем отделении лежит старуха? Что, по-вашему, я могу сделать в такой ситуации? Если организм изношен настолько, что мне самому непонятно, как она жила последнее время с таким сердцем? Что я могу сделать, если девочки сначала расслабляются, принимая всякую гадость. Им любопытно. Потом они ищут новые ощущения, снимают напряжение и отдыхают таким способом. Можно долго и нудно твердить, что наркотики убивают, разрушают личность, что они вредны. Но пока сам человек не поймет этого, что, по-вашему, могут сделать врачи?
— Неужели нет никакой надежды? Почему вы молчите?
Мужчина болезненно поморщился и покачал головой:
— Потому что я не должен был говорить с вами таким образом. Вы в этом не виноваты.
— Я должна была догадаться.
— Вы?! Да я могу поклясться, что вы никогда в глаза наркотики и не видели, не говоря уже о том, чтобы их пробовать. Я не прав?
— Я слышала, что наркотики убивают медленно. Но ведь всего несколько недель назад она была совершенно нормальным человеком. В конце августа мы провели вместе три дня. Она ничем от нас не отличалась.
Врач вздохнул:
— Раньше так и было. Наркоманами становились постепенно. Некоторых удавалось спасти. А последнее время это происходит просто стремительно. Сейчас наши умненькие, талантливые мальчики ради интереса умудрились синтезировать новые наркотические вещества, о которых и специалисты знают только понаслышке. Много у нас талантливых ребят, только от этой гадости люди сгорают буквально за несколько дней. Не исключено, что ваша подруга стала жертвой подобного синтезированного наркотика. Вот теперь вы имеете представление об истинном положении вещей. Простите, я не должен был вам этого говорить.
Губы Насти задрожали.
— Как же так? Она занималась спортом.