Роза в цвету - Олкотт Луиза Мэй. Страница 11

Он действительно расстроился, однако не мог не признать, что это совершенно естественное желание, а чуть поразмыслив, понял, что у этой затеи есть и свои положительные стороны. Тем не менее перспектива эта внушала ему некоторые опасения, ибо изначально он намеревался тщательно отбирать племяннице круг общения и как можно дольше ограждать ее от тлетворного влияния света – так поступают многие ответственные родители и опекуны. Однако дух Евы жив во всех ее дочерях, запретный плод им кажется румянее всех яблок из их собственных садов, и даже самым мудрым не удержаться от искушения откусить от него хоть малую толику. Вот и Роза, взиравшая из защищенных чертогов своего девичества на царство женщин, в которое ей вот-вот предстояло вступить, вдруг ощутила желание приобщиться к его радостям, прежде чем она возьмет на себя все связанные с ним обязанности, – и в силу природной искренности она не стала этого скрывать.

– Что ж, душа моя, хочется попробовать – пробуй, но только не в ущерб здоровью; а кроме того, проявляй умеренность в увеселениях и смотри, чтобы не потерять больше, чем обретешь, – если получится. – Последние слова доктор Алек произнес совсем тихо, стараясь сохранять бодрость тона и гнать тревогу с лица.

– Я знаю, что это глупо, но мне хочется немножко побыть обыкновенной бабочкой, понять, каково это. Ты сам знаешь, что я за границей волей-неволей навидалась светской жизни, пусть и со стороны, а тут, дома, я постоянно слышу от других девушек о всевозможных удовольствиях, которым они намерены предаваться этой зимой; словом, если это не вызовет у тебя слишком сильного презрения, я бы хотела попробовать.

– И какой срок ты себе определишь?

– Ты как считаешь: три месяца – это слишком долго? Новый год – самое подходящее время что-то изменить в жизни. Все будут приветствовать меня в новом кругу, придется мне, хочешь не хочешь, быть приветливой и веселой, чтобы не прослыть мрачной и неблагодарной, – произнесла Роза, довольная, что нашла столь весомый повод для своего нового эксперимента.

– Но тебе может так понравиться, что три месяца превратятся в долгие годы. В юности удовольствия особенно сладки.

– Боишься, что они меня опьянят?

– Это мы поглядим, душа моя.

– Поглядим! – И Роза удалилась прочь с таким видом, будто дала некую клятву и теперь намерена ее сдержать.

Весть о том, что мисс Кэмпбелл намерена наконец появиться в свете, была встречена с превеликим облегчением, и приглашения на прием, который собиралась устроить бабушка Изобилия, принимали с большой готовностью. Тетя Клара была сильно разочарована тем, что замысленный ею грандиозный бал не состоится, но тут Роза проявила твердость, предоставив славной старушке делать все по-своему.

В результате прием превратился в симпатичнейшую встречу друзей, которые собрались поприветствовать вернувшихся домой путешественников. Встреча прошла в славном старомодном гостеприимном духе – просто, сердечно и искренне, так, что даже те, кто явился с целью разбранить, остались и получили удовольствие, и очень многие оценили тихое очарование, которое не описать словами.

Особое любопытство вызвала Фиби, и многие в тот день азартно сплетничали, прикрывшись веерами, ибо встречавшим ее много лет назад трудно было узнать бывшую служаночку в импозантной молодой даме, державшейся со спокойным достоинством и всех очаровавшей своим голосом. «Золушка стала принцессой» – таков был единодушный вердикт, и Роза от души порадовалась этой небольшой сенсации, ибо с тех пор, как Фиби попала в их круг, ей, Розе, пришлось выдержать немало битв, но теперь вера ее оправдала себя сполна.

Сама мисс Кэмпбелл имела большой успех и так дивно справлялась со своими обязанностями хозяйки, что даже мисс Блиш простила ее за прискорбное пренебрежение Уортом [10] – хотя и покачала головой при виде белых одеяний, совершенно одинаковых, вот только у Розы оно было с алой отделкой, а у Фиби с голубой.

Все девушки так и вились вокруг возвратившейся подруги, ибо Роза до своего отъезда была всеобщей любимицей – и, вернувшись, нашла свой трон незанятым. Молодые люди, собравшись своим кругом, признали Фиби первой красавицей. «Правда, за душой у нее ни денег, ни связей, так что толку-то». Соответственно, Фиби восхищались как неким изящным украшением дома – и уважительно оставляли ее в покое.

А вот милочка Роза была «то, что надо» – так это именовали добропорядочные юнцы, и множество глаз с упоением следило за светловолосой головкой, которая мелькала то в одной комнате, то в другой – этакое новое Золотое руно, ради добычи которого придется преодолеть множество препятствий, ибо крепкие кузены окружали Розу тесным кольцом, а еще с нее не сводили глаз бдительные тетушки.

Стоит ли удивляться, что нашей барышне этот ее новый мир показался просто очаровательным, что первый глоток удовольствия вскружил ей голову, ибо все ей радовались и улыбались, льстили и благоволили, нашептывали на ухо лестные пророчества и выражали взглядами и жестами поздравления и комплименты, которые не решались произнести, – в результате ей стало казаться, что свое старое «я» она оставила где-то за границей, превратившись в новое, необычайно одаренное существо.

– Дядюшка, как здорово! Похоже, когда первые три месяца кончатся, мне захочется продлить срок еще на три, – прошептала Роза после ужина доктору Алеку, который стоял и смотрел, как они с Чарли танцуют в первой паре в большом зале.

– Не спеши, душенька, не спеши и не забывай о том, что ты не бабочка, а смертная девушка, тебе дана голова, и она завтра наверняка будет болеть, – ответил дядя, глядя на ее разрумянившееся довольное личико.

– А мне хочется, чтобы завтра не настало вовсе, чтобы сегодня длилось вечно – так все приятно, так все добры, – ответила Роза с тихим счастливым вздохом, подхватывая пышные юбки, точно белая птичка, распушившая перышки перед полетом.

– Я поинтересуюсь твоим мнением в два часа ночи, – ответил дядя с многозначительным кивком.

– И я отвечу совершенно точно! – А больше Роза ничего не успела сказать – Чарли увлек ее в праздничную многоцветную толпу.

– Бесполезно, Алек: с какой мудростью ни воспитывай девушку, настанет час, когда она вырвется на волю и с той же рьяностью, что и самые легкомысленные ее подруги, кинется искать удовольствий, ибо «природа их ведь такова» [11], – заметил дядя Мак, притопывая в такт музыке, – похоже, он и сам был не прочь получить свою долю удовольствия.

– Да, моя девочка все проверит на личном опыте, вот только я почти не сомневаюсь, что с нее довольно будет небольшой пробы. Я хочу убедиться, что она в силах выдержать это испытание, потому что, если нет, можно считать, что труды мои пошли прахом – а такое лучше узнать сразу, – отвечал доктор с улыбкой надежды на губах – притом что в глазах его затаилась тревога.

– Да все она выдержит, славное наше сердечко! Позволь ей немного порезвиться и порадоваться жизни – а там она, глядишь, и угомонится. И я лишь уповаю на то, что и вся наша молодая родня проявит столь же умеренную резвость и пройдет этот этап так же безболезненно, как и она, – добавил дядя Мак, покачав головой: он смотрел на роившихся вокруг молодых людей.

– С твоими сыновьями все, надеюсь, в порядке?

– К счастью, да! Оба пока не доставляют мне особых хлопот, хотя Мак чудаковат, а Стив совсем щеночек. Но я не жалуюсь – они это перерастут, потому как по сути своей они ребята славные – за что спасибо их матери! А вот с Клариным сыном неладно, причем она будет баловать его и дальше, хотя он уже не мальчик, а мужчина, – если не вмешается его отец.

– В прошлом году в Калькутте я подробно описал ситуацию брату Стивену, и он отправил сыну письмо, вот только у Клары полна голова всяких планов, и она потребовала, чтобы Чарли еще на год остался дома, хотя отец и настаивал на его переезде в Индию, – ответил доктор – они уже шагали прочь.