Открывашка и пробой (СИ) - Смолин Павел. Страница 22

— Я поклялся никому не говорить, — отвел он глаза. — И я не расскажу. Но тебе надо рассказать Владимиру Ильичу.

— Кто это? — спросил я.

— Староста наш, — Лёха немного расслабился. — Оборотень, он умный, он придумает, что делать!

Добрый, наивный маленький волчонок.

— Я подумаю, а пока — не говори, ладно?

— Я же поклялся! — напомнил он, разломил для попугая еще один апельсин и поднялся на ноги, пояснив. — Чтобы не убежал. Мы вернемся, Капитан Флинт, никуда не убегай! — выдал птичке наказ. — У него крылья подрезаны, — поделился со мной результатами зоонаблюдений. — Как у кур — улететь не сможет.

— Puta! — прокомментировал жако.

— Я не гарантирую, что получится, — предупредил я, освободив сумку и поднимаясь на ноги. — Он-то птица, а ты — человек.

— Я — оборотень! — поправил Лёха.

— А оборотень что, не человек? — изобразил я удивление.

Развели, блин, расизм.

— Человек! — охотно подтвердил Лёха.

Комплексует.

— Только не убей никого, мы — грабители, но у нас есть честь! — пафосно выдал я наказ.

— Я людей не убивал и никогда не буду! — обиженно насупился он.

— Извини, — протянул я ему руку. — Пошли.

— Идем! — принял ее он.

Пробой пропустил нас обоих.

— Мы пришли? — тихонько шепнул Лёха, удивленно оглядываясь. — А почему так темно? Мы в подвале?

Не видит! Ни пятен, ни пространства. В глубине души шевельнулось что-то темное: если я сейчас отпущу его руку и убегу обратно в пробой, маленький оборотень останется здесь навсегда, медленно умирая от жажды и голода.

«Андрей, хватит, вернись, мне страшно!».

Содрогнувшись, я в полный голос ответил:

— Это — что-то вроде прихожей. Ты не видишь, но здесь столько пробоев, что мне не обойти их за всю жизнь.

— Я бы хотел посмотреть, — вздохнул он. — Куда нам идти теперь?

— Приготовься, там яркий солнечный день сейчас, — предупредил я. — И не убегай далеко.

— Готов! — решительно кивнул Лёха.

— Шагай! — велел я, и мы вошли в пробой.

И сразу же оглядеться — никого!

— Н***я себе! — ошалел от свалившейся на голову красоты всю жизнь проживший в сибирской деревне Лёха и жалобно посмотрел на меня. — Убегаем?

— Никого же нет, можно апельсинов нарвать, — предложил я.

— А мне складывать некуда, — расстроился Лёха, посмотрел на воду, блеснул глазами и мечтательно протянул. — Вот бы в море искупаться! — оглянулся на холм. — А где богатый дом?

— Там, — указал я туда же. — Побежали.

Пацан рванул вперед так, что я едва не потерял равновесие. Чертыхнувшись, высвободил руку.

— Извини, — раскаялся он.

— Нормально, — улыбнулся я.

Добежав до вершины холма, увидели ферму.

— Во люди живут! — присвистнул Лёха. — Но у нас лучше — у нас лес и речка есть! — проявил патриотизм.

— Дома всегда лучше, — нейтрально ответил я. — Теперь крадемся и прячемся за деревьями. Если нас кто-то увидит, хватай меня и быстро неси обратно, понял?

— Понял! — откликнулся он и похвастался. — Нас красться и людей носить Максим Николаевич на тренировках учил!

— Отлично! — похвалил его я.

Нам удалось благополучно добраться до забора, перелезть через него, и пацан обежал дом вокруг, заглядывая в открытые (!) окна, после чего поделился со мной выводом:

— Я никого не чую! А если кто-то будет подходить — услышу, если от окон далеко уходить не будем. Можно грабить!

Начали с кухни — в шкафу нашлись еще две сумки, и Вовка, демонстрируя потрясающую скорость, принялся за дело, опустошив холодильник и шкафчики. Навесив сумки на себя, он подхватил клетку левой рукой, присел на корточки и, похрюкивая от смеха, предложил:

— Садись на меня, добрый молодец!

Я не стал комплексовать и уселся Лёхе на плечи:

— А за что держаться?

— А вот! — выдал он мне правую руку. — Пригнись.

Я едва успел выполнить команду, и мой ездовой оборотень выпрыгнул в окно. В мгновение ока достигнув забора, перемахнул его и понесся вверх по холму.

— А в боевой форме еще быстрее? — спросил я.

— Намного! — не без гордости ответил Лёха и остановился.

Потому что прибежали — если бы я не держался за его руку обеими своими, меня бы сдуло. Он присел, я спрыгнул на землю и затащил его в пробой, не став задерживаться в «прихожей».

— Офигенно! — поделился впечатлениями Лёха.

— Que te follen! — поприветствовал нас попугай и взлетел, зацепившись лапками за прутья клетки.

— Домой хочешь! — умилился оборотень и открыл для попугая дверцу. — Я тебе еще корма принес, — порадовал птичку новостью.

Я тем временем пересчитывал коров — все на месте. Лёха поставил клетку и принялся высыпать на одеяло содержимое сумок.

— Еще хочешь? — хохотнул я.

— Я плиту хочу забрать, — поделился он планами. — Маме подарю. И апельсинов целую кучу! Можно?

Как отказать такому хорошему ребенку?

— Пошли, но теперь иди один — так будет быстрее. А я пока апельсинов наберу, — достал из авоськи принесенную из дома еду. И почему я не догадался взять эту чудо-тару с собой раньше?

— А почему ты авоську в прошлый раз не взял? — подумал о том же самом Лёха.

— Так нужно! — не захотел я оправдываться перед малолеткой.

Во вторую ходку пацан приволок шмотки и плиту — я ее поднять даже не смог. В третью — «толстую» цветную видеодвойку марки «Sony» — с кассетами, включая фильм «Звездный десант»! — радио, кассетный магнитофон с кассетами и несколько настольных ламп. Еще через десять минут на полянке, к полному безразличию коров, появились пылесос «Bosh», холодильник и стиральная машинка-автомат.

— Нужно еще картины забрать, в нашем ДК повесим! — со слегка ошалелым видом заявил не собирающийся останавливаться Лёха.

— Я думаю, достаточно! — заставил меня подпрыгнуть от неожиданности низкий хриплый мужской голос за спиной.

Почему я такой необучаемый?

Повторив безуспешную попытку сбежать в пробой, я снова был пойман за подмышки как нашкодивший ребенок.

А я разве нет?

Но в этот раз не так унизительно — вместо Лёхи меня держал седой, худощавый и высокий оборотень со страшной, словно поделенной напополам берущим свое начало у левой скулы и заканчивающимся у правого виска шрамом, рожей и зелеными глазами.

— Куда побежал? — спросил он меня.

— Геннадий Петрович, Андрей не виноват — это я его попросил! — заступился за меня Лёха.

— А я и не говорю, что виноват, — спокойно ответил ему Геннадий Петрович и испытующе посмотрел на меня. — А ты как считаешь?

Я считаю, что моя относительно спокойная деревенская жизнь заканчивается.

— Коров без присмотра нельзя было оставлять, — ответил я то, что думал.

— Нельзя, — подтвердил шрамированный. — Тебе люди самое ценное доверили, а ты — носишься не пойми где. Хорошо, что в первый день пастушьей работы без присмотра никого не оставляем, — ухмыльнулся.

— Извините, — мне и вправду стало очень стыдно.

Корова в деревне — это две трети и так довольно спорного благосостояния. А если бы случилось чего?

— Рассказывай, где были, и как твоя способность работает, — велел мужик, поставив меня на землю, сложив руки на груди и придавив взглядом.

Попробую убежать — схватит снова. Ненавижу этот мир.

— Геннадий Петрович, только в лабораторию Андрея не отправляйте — его там убьют! — жалобно попросил Лёха.

Хорошо быть попугаем — вон он, в клетке сидит, развлекается при помощи зеркальца, думая, что за ним спрятался другой попугай, и пытаться придумывать оправдания ему не надо.

— А тебя есть смысл «отправлять в лабораторию», Андрей? — задушевным тоном спросил оборотень.

Пытаться вилять и отнекиваться смысла нет — он, походу, с утра за мной следит, вуайерист хренов, и все уже понял сам, просто удостовериться хочет. И тут до меня дошло, что даже без следящего оборотня сохранить секрет было бы почти невозможно: а как бы я объяснил хотя бы принесенный Вальке апельсин? «По реке приплыл»? А я бы обязательно ей его принес — просто на удивленную рожу посмотреть. Попугая объяснить еще как-то можно: «прилетел». Ага, с обрезанными крыльями! Но после того, как к грабежу присоединился Лёха, дорога нам была только в один конец: объясните-ка, ребята, откуда у вас полная полянка бытовой техники, гора жратвы и куча шмоток взялись?