Восток. Запад. Цивилизация - Лесина Екатерина. Страница 9
– До гор и довел, а там уж вернулся и людей собрал.
– И вас?
– Ну… меня он не особо брать хотел. – Милисента усмехнулась. – Все ворчал, что небезопасно.
– А…
– А оно и вправду небезопасно. Но как я его одного пущу? Он же под пули сунется. Вот и тогда тоже пострелять пришлось. Но голову Бера мы в город привезли. Мэр ее еще жиром топленым залил и дальше отправил.
– З-зачем?
– Чтоб не попортилась. Да и много чего за ним числилось. Вот чтобы люди и поняли… нам после почти три сотни упало. Может, и немного, но такого ублюдка нужно было остановить.
– И… и вы тоже убивали? – поинтересовалась Тори, подавшись чуть вперед. И само собой, едва не опрокинула недопитый чай.
– Тори!
– Случалось. – Милисента ответила спокойно, будто и нет в этом признании ничего такого. – Порой ведь или ты, или тебя.
– Ужас. – Маменька покачала головой. – Как хорошо, что вы сейчас здесь.
– Почему?
– Цивилизованный мир. Здесь нет нужды убивать кого-то.
– Да как сказать. – Милисента расправила юбки. – В том и проблема, что уж больно цивилизованный… и непонятно, кто здесь сволочь, а кто просто мимо проходил.
А потом раздался звук.
Такой тонкий-тонкий. Далекий. Даже не звук, а будто… будто эхо.
Эва вздрогнула и все-таки не удержала свою чашку. Пальцы вдруг стали словно фарфоровыми. И чай вылился на юбки.
– Эва…
А она хотела извиниться, но звук дрожал. Струна, где-то там в подземельях или возле них. Плакала, плакала, навзрыд буквально.
И звала.
Кого?
Не Эву. Но она тоже слышит.
– Эва? Эва, девочка…
– Погодите.
Голоса собеседниц раздавались рядом и в то же время будто издалека. А струна звенела. Или это не струна? Клавесин звучит совсем иначе. И на арфу тоже не похоже.
А на что?
Надо поближе подойти. Конечно. И если не ее зовут, то… то кого?
– Вы слышите это? – Тори поморщилась. – Какой… неприятный звук.
Неприятный?
Скорее наоборот. Чарующий. Теперь, кажется, Эва понимала, что испытывала Тори. И слышала ли Эва мелодию, которая играла где-то совсем рядом, или что-то иное, но она определенно не могла противостоять этой музыке.
– Эва… опять?
Их голоса доносились издали:
– …смотреть…
Смотреть?
А ведь и вправду. Самой идти не обязательно. Эва же умеет закрыть глаза и… да, вот так. Собственное тело остается в кресле. Оно застывает с неестественной улыбкой на губах. Донельзя пугающей улыбкой, но Эве некогда разглядывать себя. Сейчас она слышит музыку отчетливо.
Какая… интересная мелодия.
Она ложится под ноги тропой, и Эва идет. Правда, сделав несколько шагов, замирает и оглядывается. Надо же… какие они все.
Другие.
Маменьку окутывает бледное дрожащее марево Силы. А Милисента Диксон пылает живым огнем. На нее и смотреть-то больно. Призрачная Эва прикрыла глаза.
А вот Тори… Тори будто из тьмы соткана.
Это тоже что-то да значит. Она бы присмотрелась, она бы даже поняла, что именно, если бы задержалась. Но тропа под ногами дрожит. И нужно спешить.
Пока звучит эта мелодия.
Пока…
Шаг.
И еще один. Шелест крыльев у щеки. И прикосновение их, такое нежное, ласкающее.
– А ты что здесь делаешь? – Теперь он больше не ворон, но и не человек, будто два обличья слились, но не до конца. И не понять, чего больше.
– Ты звал, – спокойно ответила Эва. – Я и пришла.
Нет, Эдди с самого начала испытывал сомнения, что у него выйдет. То есть что-то да вышло бы, но вот что именно? И как бы не получилось только хуже.
Но…
Он играл.
Точнее, дудочка играла. Принимала его Силу, выплетала музыку, которая уходила в камень. И пусть в первые мгновения ничего не происходило, но вскоре по камню этому поползли призрачные трещины. А из них потянулось белесое марево.
– Что за…
Стало быть, видит это не только Эдди.
Туман?
Похоже. Густой. Тяжелый. Пропахший смертью до последнего завитка. Он подбирался к ногам, слепо тычась в проведенную солью линию.
И пытался лепить образы.
Один.
Другой.
Но сил не хватало, чтобы образ удержать. Они и рассыпались, но за долю мгновенья до того все-таки воплощались в давно ушедших людей.
Эдди мог бы узнать имена.
И даже выслушать истории. И может, помочь им, застрявшим где-то между жизнью и смертью. Это было бы хорошим делом. Но он играл.
Ему нужна была одна-единственная женщина, над телом которой туман превратился в стаю белых птиц. А потом птицы расступились, рассыпались, выпустив девушку.
Такую знакомую.
Такую…
– А ты что здесь делаешь? – Эдди выпустил дудку.
– Ты звал, – спокойно произнесла Эванора Орвуд, – я и пришла.
Твою же…
И дальше что делать?
Туман плескался, переливаясь всеми оттенками перламутра. Туман лизал ей ноги, чтобы в следующее мгновенье покорно отползти. И… и если она пришла, значит, она нужна.
Значит, без нее не обойтись.
Эдди поглядел на границу.
И переступил ее. Так и есть. Хороший шаман не прячется от душ. Тем более здесь он не ощущал враждебности, скорее глухую тоску, воплощенную безнадежность.
Как-нибудь справится.
– Кэти? – Эва поглядела на тело. – Зачем она?
– Пытаюсь призвать дух, но как-то не слишком получается.
– Отец говорил, что дух ее ушел.
– Не совсем верно. – Эдди поглядел туда, где должен был стоять Орвуд-старший, и Чарли, и еще тот тип, у которого свой интерес. – Тот, кто убил ее, разорвал связь души и тела. Но это не значит, что дух ушел.
– Да?
– С душами по-разному. Некоторые уходят сразу, особенно если дети. Дети вообще, как мне кажется, не понимают, что с ними случилось. А если вдруг, то… хуже нет нежити, чем из перерожденного детского духа. В них много Силы. И ярости.
Зачем он это рассказывает?
Ему бы по-хорошему отправить девчонку обратно, а не рассказывать ей то, в чем Эдди сам слабо разбирается.
– Главное, что некоторые души не уходят. Чаще всего те, которых что-то держит. Обида. Или дело неисполненное. Их-то и получается призвать. Говорят, что хороший шаман способен любую душу заставить вернуться, но насколько правда – не знаю.
– Ты – хороший шаман, – произнесла Эва убежденно.
Стало совестно.
– Не особо. Когда сохранена связь с телом, тогда проще. Души цепляются за него. Или за место, в котором их настигла смерть. Таких и некромант призвать способен. А вот когда связь разрушена, то много сложнее.
– Как с ней?
– Она где-то там. – Эдди указал на туман. – Но я не могу туда пойти, потому что сам не вернусь. И меня она не слышит. Я ведь не знал ее.
– Зато я знала. – Эва повернулась к туману лицом. – Что нужно делать?
– Представь. Ее. Ту, которую помнишь. Чем яснее, тем лучше.
Дудочка зазвучала громче.
И стало очень холодно. Настолько, что Эдди с трудом удерживал эту треклятую флейту у губ. Ничего. Он справится.
Тем более что туман расступился и из него вышла женщина… нет, девочка лет двенадцати с виду.
– Ваш… родственник – личность весьма своеобразная. – Эдвину надоело стоять в тишине, тем более что почти ничего и не происходило. Так, лишь воздух задрожал.
Слегка.
И странно тоже. Эдди явно играет, Чарльз видит застывшую его фигуру, дудочку эту, само воспоминание о которой заставляет поежиться. Но на сей раз только видит.
Не слышит.
– Он – достойный человек.
– Не совсем человек.
– Разве это важно? – Чарльз нахмурился. Почему-то в этот момент Эдвин сделался весьма неприятен.
– Нисколько, пожалуй. Хотя, конечно, слухи ходят самые интересные. Лет этак тридцать… больше, чем тридцать, назад его императорское величество, еще будучи его императорским высочеством, совершили большое путешествие на Запад. На Восток, само собой, тоже…
Воздух побелел.