Жизнь моя - Пейвер Мишель. Страница 91

Патрик остановился передохнуть, отметив про себя, что температура резко упала. Глядя в темнеющее небо, он гадал, будет ли ночью луна. Если нет, совсем плохо.

Он отгонял мысль о том, чтобы позвать на помощь. Кого позвать? Антонию? У нее только местный номер, оба его телефона бесполезны, у месье Панабьера вроде бы стоял телефон, но он, о чем любили позубоскалить в деревне, никогда не брал трубку.

Понимая, что это бесполезно, он вынул мобильный и попытался набрать номер мельницы. Ничего не случилось. Он попробовал опять — с тем же успехом. Он проглотил нервный смешок: это научит тебя с уважением относиться к технике.

С величайшим трудом он сделал еще несколько шагов. Вскоре до него дошло, что никто не знает, где он. Вот ведь черт! Никто не знает даже, что он во Франции. Он не заходил в магазины, он ни с кем не сталкивался, а после того, как Нерисса забрала «дискавери», маловероятно, что у кого-то вызовет ассоциацию с ним взятая напрокат машина, оставленная на дороге. И конечно, он ничего не оставил в доме, чтобы обозначить, куда направил свои стопы.

Потрясающе! На этот раз он действительно влип. Как он обычно говорил на пижонском ранчо, перед тем как они выходили на экскурсию? «Всегда сообщайте кому-нибудь, куда вы идете, всегда берите с собой много воды и никогда не ходите в одиночку».

Он внезапно вспомнил колли, виденную неделю назад, копошащуюся в ворохе листвы.

«Почему колли?» — подумал он и начал смеяться.

Глава 33

Антония вернулась на мельницу около четырех и обнаружила ее открытой.

Быстрый просмотр почты показал, что от Патрика ничего не было. И, что еще хуже, на автоответчике не было сообщений.

Она подавила вспышку раздражения. «Позвони мне», — сказал он. Конечно, сам он позвонить не мог!

Потом она подумала о Моджи и одернула себя. У него были другие дела, о которых приходилось думать.

Официального вида конверт из Парижа оказался от французского юриста Дебры Суинберн. Из текста письма следовало что, если она, Антония, останется на мельнице хотя бы до одной минуты первого, то она будет выселена в принудительном порядке. Антония бросила письмо в мусорную корзину. Если Дебра желает тратиться на юристов, которые сообщают то, что и так известно, то это ее, Дебры, проблемы.

Но в том же конверте лежала записка от самой Дебры, которая ее отрезвила. Она была написана от руки с большим старанием, и датирована предыдущим днем. «Я думаю, вам будет интересно узнать, что моя дочь пыталась покончить с собой. Я надеюсь, вы удовлетворены тем, что вы сделали. Дебра Суинберн».

Чтобы попасть в конверт курьерской почты, записка должна была быть отправлена по факсу из офиса Дебры в парижский офис. Антония нашла такую дотошную недоброжелательность удивительно пугающей.

— Нет, Дебра, — прошептала она, — я не удовлетворена. Но не беспокойся. Ты получишь, чего хочешь. Через восемь часов ты победишь, а я уеду.

Восемь часов… Чего она может добиться за восемь часов? Для поиска в подвалах потребуется в пять раз больше времени.

Она устало подошла к холодильнику за пивом и нашла новую наклейку — рядом с Кассием. Патрик? Патрик был здесь и оставил записку?

Почерк был ужасен. Она смогла разобрать написанное с большим трудом: «Антония! Я говорил всерьез. Каждое слово. Патрик». Что он имел в виду — «Я говорил всерьез»? Что говорил, о чем? И когда он был на мельнице? Куда он ушел? Улетел обратно в Лондон или он все еще в деревне?

Она почувствовала укол беспокойства. С ним все в порядке? Этот ужасный почерк… Потом она вспомнила, как Моджи говорила ей, что он снова учился писать из-за ожога руки. Выходит, такие каракули нормальны для него?

Она позвонила ему в деревню, но ответа не получила. Тогда она позвонила в Лондон — снова без ответа. Набравшись решимости, она позвонила в Палату, где ее уже начали узнавать. «О нет, мисс, мы ничего не знаем, — устало ответили ей, — и если вы найдете мистера МакМаллана раньше, то было бы неплохо сообщить ему, чтобы он с нами связался».

— Возможно, ничего страшного, — говорила она сама себе, опуская трубку. Возможно, он просто игнорирует телефонные звонки: Моджи, отставка, и все остальное. Возможно, он сейчас в Лондоне, за долгим, поздним ланчем с Нериссой.

Строго приказав себе не драматизировать, она взяла газовую лампу, купленную в Тулузе, и спустилась в подвал, чтобы начать поиски. У нее оставалось семь с половиной часов. И никто, даже Патрик, не должен помешать этому.

Пятью минутами позже она поднялась обратно, накинула жакет и пошла к его дому. Она должна была знать, в деревне он или нет.

…Когда Патрик пришел в себя, он лежал на боку под дубом у входа в пещеру, у источника. Он не помнил, как попал сюда, хотя, краткий осмотр позволил ему заключить, что на этом самом месте он упал и разбил свои часы, поскольку они показывали девять пятнадцать.

Девять пятнадцать? Но что произошло в промежутке? Может, голова пострадала больше, чем он думал? А может, он просто решил немного поспать?

Забавное местечко для сна. И холодное. По-настоящему холодное. Нет ли где-нибудь поблизости сугроба из листьев? Он вспомнил, как совсем недавно по колено утопал в сухих шелестящих листьях. Было бы лучше, если бы он остался вздремнуть там.

А, черт с ними! Он слишком устал, чтобы сейчас об этом беспокоиться. И голова болит нестерпимо.

Спустя некоторое время возле него нарисовался Ипполит — он тыкался в него теплым влажным носом. Патрик велел ему привести Антонию, и лошадь послушно ускакала. Патрик не был уверен что он понял его слова.

Пегас, пожалуй, был бы лучше. Кроме того, он мог летать, что делало его гораздо более быстрым, чем Ипполита, с его короткими ногами.

Он попытался найти Пегаса среди звезд. Когда-то давно он увидел это созвездие в книге по астрономии и был удивлен, узнав, что в Северном полушарии оно располагается вверх тормашками. Он обыскал небеса, чтобы найти лошадь, падающую с неба вверх тормашками, но так и не нашел.

Куски из книги по астрономии всплывали в его мозгу: «Главная звезда в констелляции предполагается в изменчивости… при наблюдении позаботьтесь не забыть о исчезновении…»

Видимо, я забыл об исчезновении, подумал он.

Потом ему пришло в голову, что у констелляции отсутствуют крылья. Только шея, нос да две передние ноги.

«Догадываюсь, мы предполагаем вывести крылья, ага?» — он слышал себя двенадцать лет назад. Он не мог вспомнить, что ответила Антония, но он знал, что вскоре после этого он впервые поцеловал ее. И она вернула поцелуй.

Постепенно тьма вокруг него наполнилась маленькими крылатыми лошадьми, валившимися с неба. Он закрыл глаза и полетел им навстречу.

— У меня на это нет времени, — бормотала Антония, мчась по дороге к дому Патрика.

К ее облегчению, он был освещен, как рождественская елка. Кто-то должен быть там. Но вместо «дискавери» она обнаружила синюю машину от Хертца, припаркованную вперед номерами.

Это не могла быть Нерисса, подумала она озадаченно. «Ниссан» — не ее стиль.

Она позвонила, но ответа не дождалась. Тогда она заметила, что дверь не заперта.

— Патрик? Нерисса? — позвала она и, осторожно толкнув дверь, вошла внутрь.

На кухонном столе она нашла россыпь мелочи, несколько ключей, билет компании «Эйр Франс» и мятый комок квитанций на аренду машины. Машина была взята на имя Патрика. Теперь, по крайней мере, она знала, что он еще где-то здесь, поблизости.

Но где?

Потом она заметила, что дверь холодильника слегка приоткрыта.

Очевидно, уже несколько часов, поскольку включилась программа разморозки. На полке стоял пакет молока с неровно оторванным краем, коробка крекеров и банка арахисового масла с торчащим из нее ножом. Выглядело это так, будто кто-то подошел к холодильнику, чтобы достать еду, но на полпути передумал и вообще об этом забыл. Что же случилось с этим человеком? Он был лунатик? Или пьян?