Темный янтарь 2 (СИ) - Валин Юрий Павлович. Страница 52

— Отчего трудно? Не трудно. Да были ли когда солдатские печенья? – грустно вопросил неугомонный Крапивкин.

— Были, – вздохнул, приостанавливаясь, ротный. – Не, я точно помню. Галеты «Арктика» и галеты «Военный поход». Мы когда из Лиепаи прорывались, запас имели. Не особенно рассыпчатые, но стопроцентной питательности. Каждый красноармеец группы прорыва имел несколько пачек в вещмешке. Но то было год назад. С тех пор, красноармеец Крапивкин, наша армия сожрала немало галет, крекеров, суфле и прочего. И они кончились. Соберут труженики тыла новый урожай, спекут нам новые крекеры.

— Это мы готовы подождать. С нами-то как, товарищ лейтенант? Окружили же, – осторожно вопросил Крапивкин.

— Не окружили, а обошли с одного фланга. Ничего страшного. Вон наши – за ручьем. Говенный – водный поток знаменитый, но не особо широкий. Нужно будет, переправишься. Или к нам подкрепление переправят.

— Вот это вряд ли, товарищ лейтенант, – сказал кто-то из соседней, невидимой во мраке ячейки. – Давит немец. По всей дивизии давит. Слышно же. А нас прикрывать оставили.

— Кто-то должен и прикрывать, – согласился ротный. – Сегодня мы прикрываем, завтра нас прикрывают. Стандартный тактический маневр. Что случилось-то, а, товарищи гвардейцы? Ну, развернулся чуток фронт, такое случается. Это мы долго тут сидели, поотвыкли слегка от маневров. Отдыхайте, пока есть возможность, чай пейте, оружие проверяйте. Тут и без знания всяких военных тайн очевидно – дело будет.

— Это верно, – вздохнула траншея.

Вернулся гвардии лейтенант Васюк в блиндаж КП, съел теплый супчик, вдумчиво и ровненько размазал памятной финкой жирок по оставленной печеньке, поужинал, попил «чаю» со связистами, поразмыслил, и все же решил рискнуть. Вызвал взводных…

Оказалось – верно угадал. Немцы не разведкой двинулись, а сразу густо, уверенно. Скопились у болотца на фланге, и без выстрелов к ротной траншее…

— Не пальните, – шипел Серега, двигаясь вдоль знакомых стрелковых ячеек и стараясь не хлюпать. – Только по команде! Подпускаем.

Порядком обезлюдела траншея – два взвода и пулеметы ротный отвел во вторую линию – там окопы были так себе, не особо обустроенные, но сейчас дадут глубину обороны. Рискованно, но этой ночью все рискованно. Зато бойцы знают, что прикрытие уж точно есть, не драпанут до момента.

Тихо. Даже дыхания сидящих рядом, прижавшихся к стене траншеи бойцов не слышно. Может и не дышат. И немцы беззвучны. Сколько их? Рота или больше?

Остановилось время. Нет часов, не висят ракеты, только вдали бахает артиллерия. Это ближе к Сычевке. А здесь не фронт, провал безмолвной тьмы. Только звезды над головой светят, да и те вполнакала.

Серега поправил ремень каски, смотрел вверх. Вроде ни о чем и не думал. Всё уже продуманно, менять и суетиться поздно. Отгадают тактическую хитрость немцы – капец первой траншее, закидают гранатами, ворвутся на флангах. Да и вторая вряд ли устоит. Но не должны, не должны. Ушли «иваны», за ручей отступили, оно же вполне вероятно.

Закричала птица где-то у Говенного. Серега вздрогнул, наверное, сотня людей вздрогнула. Немцам-то что – знай ползи, пыхти, попердывай. А тут жди, не дыши.

И что за птица с таким мерзким голосом?

Вот теперь было слышно – ползут. Невнятный шорох, дыхание. Даже вроде запах докатился – потный, удушливый, сладковатым дерьмом каким-то парфюмерным потянуло, опять с ноткой мертвечины. Наверное, мнится.

Гвардии лейтенант Васюк не знал, как выдержал. И как бойцы выдержали. Ротному все же проще – со своей группой ближе всего оказался, уже слышал врага. А на флангах… как молчать, когда вот-вот… когда нерв звенит, когда стрелять и орать тянет?

«Если обойдется, не буду трофейных сигарет брать» – решил Серега. «Вонючие они, да и вообще пора курить бросать. Предупреждали же врачи, с таким ранением – никакого курева. Нет, нужно здоровье беречь, нужно».

Шорох почти над головой. Ротный сдвинулся вдоль траншеи, плавно поднимая автомат. На фоне неба отчетливо обрисовалась тень: по плечи, башка в каске-кастрюльке, вертится, траншею рассмотреть пытается.

— Гут тут, камрад, гут! – заверил ротный, почти утыкая кожух автоматного ствола в подбородок немца.

Короткая очередь...

И началось…

Швыряли бойцы гранаты, лихорадочно сдергивая кольца. Взрывы за бруствером, автоматные очереди, крики боли и непонятный немецкий мат, понятный русский, длинные очереди станкачей и ручников из второй траншеи…

Решимости у немцев хватало – аж из горла хлестала. Прыгали следом за гранатами в траншею, падали на бруствере, в лужах на дне ревели дико, по-звериному…

А гвардии лейтенант Васюк не кричал – некем было командовать, да и невозможно. Бой шел уже в траншее, нет, не рукопашная, а огонь – кинжальный, на самых коротких дистанциях. Наших стрелков меньше, но знали родную траншею лучше, тут каждая нора, каждый поворот важны…

…Хаос. Вкус крови во рту, и второй диск уже наполовину пуст. Оказался ротный в блиндаже третьего взвода, с ним двое бойцов подраненных, младший сержант Садуллин рядом. Но у троих автоматы, да и гранат хватает.

…— Спокойнее, товарищи, без «полундры» и прочих чечеток, – хрипел Серега, расчетливо перебрасывая гранату верхом – недалеко, за поворот траншеи.

Бахнуло, закричали оглушенно. Стреляли и слева, и справа – держалась траншея. Пусть очагами, но держалась. Надрывались пулеметы со второго рубежа. Эх, была бы полноценная рота…

— Что-то не видать никого, – сказал залегший в дверях Садуллин. – Не высовывают роги.

— Наблюдай-наблюдай, высунут, – пообещал ротный. – Что там с диском?

— Один момент, заканчиваю, – заверил раненый, набивавший диск. – А вы, товарищ лейтенант, неужто и на флоте плавали?

— Там не плавают, а «ходят». Пришлось и мне, только очень коротко. Но море видел. Вот там, парни, было страшно, то да, так да, – сплюнул ротный.

— И когда вы все успе… – подивился Садуллин, но не закончил. Перед дверью упала граната, связной дал короткую очередь, откатился, захлопывая щелястую дверь.

Переждали взрыв, лейтенант Васюк пихнул прикладом ощетинившуюся занозами дверь, швырнули в отместку пару гранат.

Недалеко жутко кричал раненый немец – похоже, волокли его прочь от траншеи.

— Может, отходят, а? – вдохновился Садуллин.

Серега подумал, что вряд ли, считай, бой за траншею только начали. Но оказалось, действительно отходят немцы. Видимо, помогли наши пушкари, начавшие кидать снаряды к болоту – не особо много, и не особо точно – больше по лягушкам тамошним – но фрицам хватило.

Выставили наблюдателей, начали разбираться, приводить себя и роту в порядок. Потери были, но меньше, чем рассчитывал ротный. Немцы обстреливали, но пока из легких минометов – особого вреда не приносило. Тут и еще одна радость подоспела.

— Товарищ лейтенант, тут мы, дошли.

— Да ладно, старшина, ты?! – восхитился Серега. – Да еще с термосами?! Как прошел?

Оказалось, пришел и связной от комбата – приказывали начать незаметный отход.

Отходил ротным одним из последних – сзади только пулеметчики с «дегтяревым» оставались, постреливали-обозначали.

Чувства были сложные. С одной стороны, не немцы выбили – сами стрелки ушли, по приказу. С другой… оставили отличную, обжитую траншею фрицам, могилы оставили. Что там Тизатуллин и Гончаров, что другие лежащие думают?

Понимал гвардии лейтенант Васюк, что не те у него мысли: о живых обязан думать, не о мертвых. Но…

Опять отход, опять отступление. Пусть уходит рота с трофейным легким оружием, и немецких сигарет лейтенант в полевую сумку набил, не удержался. Но сколько можно отходить?

***

Отходили.

День за днем пятился, отбивался и уворачивался от гибели полк. Поредевшие роты «свели и уплотнили», сдал свою роту лейтенант Васюк, оказался в распоряжении штаба полка. Опять связной, или порученец – да фиг его разберет, не до формулированных назначений было. «Ты, Васюк, молодой, толковый, дуй к дивизиону, там по дороге еще можно проскочить. Дойти любой ценой, передать на словах…»