Предчувствие смуты - Яроцкий Борис Михайлович. Страница 11

Андрею Даниловичу буханка досталась, но он не спешил уйти. Разбирало любопытство: всем ли достанется? Не всем. Полезли с кулаками на водителя пикапчика.

— Да привезу я! Завтра привезу! — кричал водитель и упрекал обделенных: — У вас же была своя пекарня. Раскурочили! — и показывал на кучу битого кирпича.

Получив телеграмму, Андрей Данилович все эти дни думал о Миколе. Ему учиться в институте осталось один год. Он уже почти дипломированный специалист по установке и ремонту бытовой техники. Но что бытовая техника, если есть земля! Микола будет хозяином!

Отец строил радужные планы. На тридцати гектарах можно так развернуться, что через год, если ты не дурень и не сопьешься, станешь миллионером.

Станет, конечно, Микола. Да и Никита, может, не окажется на обочине жизни. В детстве братья крепко дружили. И теперь вроде дружба не притупляется.

Но отец не знал того, что Миколу неодолимо тянуло к оружию. А знай это, спросил бы себя: «С оружием вести на земле хозяйство? Возможно ли?»

Недавно повстречался Леха Зема, потомственный скотник и неутомимый алкаш. С тех пор, как старый Пунтус, будучи председателем ликвидационной комиссии по распродаже колхозного имущества, под нож пустил молочное стадо, для Земы работы не оказалось, и он махнул в город, но скоро оттуда вернулся, сообщил как новость:

— Везде, хлопцы, бардак.

И выдал что-то опасное:

— Надо было не коров резать, а Пунтуса с пунтусятами. Мне бы автомат, я всех бы их: та-та-та!

— Ты осторожней, — советовали ему. — Ты же знаешь, как они лупили Никиту и Миколу. А Перевышки — не слабаки. Не чета тебе. Будешь пропагандировать революцию — без печенок останешься. У Пунтуса хлопцы… жеребцы. Домашним салом откормлены.

— А это мы еще посмотрим, кто останется. И мы сало едим. И жеребцов кастрировать умеем.

Речь смелая. По пьянке многое скажешь. В этот раз Леха был трезв, что редко с ним случается. Все осторожные, чтоб не нарваться на неприятность, от Лехи спешили отойти подальше. Хотел было избежать встречи и старый Перевышко. Но Леха глянул на него, как на предателя:

— Андрей Данилович, и вы ко мне боком… Боитесь?

— Не боюсь, — мягко ответил Перевышко, — а быть свидетелем твоих дурацких речей… Кто что-то важное готовит, попусту не треплется.

У Лехи под морщинистой кожей желваки заиграли.

— Эх, вы… Да если каждый только за себя… Каждого в отдельности мокрым рядном накроют, как курицу, чтоб не просилась насиживать яйца. Вам ли объяснять?.. И в новом веке, если будем смирными, на вас будут ездить, как на волах. А вы же с Клавдией Петровной не одиноки. У вас есть Никита. Есть Микола… И меня в расчет возьмите… Нас уже трое — ваших союзников.

— А где они, сыновья мои? — Андрей Данилович отрешенно взглянул на непривычно трезвого Леху.

Леха напомнил:

— Говорят, Никита служит.

— Кто говорит?

— Юля Пунтус. Она вроде с ним того…

Сказал Алексей, как наотмашь ударил: не хватало еще Первышкам с Пунтусами породниться. Мать тогда окончательно сляжет. Да и старый Пунтус не допустит, чтобы его дочь спуталась с голодранцами. Так он за глаза отзывался о Перевышках.

В селе не было тайной, что Алексей Романович мечтает выдать свою старшую дочь за крепкого, набирающего силу предпринимателя. А такие в районе уже есть, но все они, сволочи, женаты. Хотя это и неплохо: разведенного быстрее женишь. Разведенный, привычный быть всегда накормленным и обстиранным, скоро опять женится. Жизнь — это хитрость, клубок случайностей. Всегда в чем-то кому-то везет. Вот, к примеру, собрался в дорогу, приезжаешь на вокзал, а билетов нет. А кто-то раздумал ехать, и если ты терпеливо ждешь у кассы — может, тебе и посчастливится. Только не зевай. Все — дело случая. Вот уже и случай: трезвый предприниматель с женой разводится, тогда хватай разведенного, как чужой билет.

Примерно так, утверждает Леха, наш украинский президент подхватил олигарха для своей дочери. Олигарха и дочь президента случили, как ведется в стаде. И вот уже — новая пара. Новые паны плодятся и размножаются.

А кто он такой — Никита Перевышко? Для Пунтуса — всего-навсего сын механизатора. До недавнего времени таких механизаторов у него был добрый десяток, и почти каждый посчитал бы за честь жениться на дочери председателя колхоза, хотя и бывшего. Пунтус не обеднел, наоборот, с каждым годом набирает вес, как боров при хорошей кормежке. Теперь ему не надо прятаться от народного контроля, он сам себе контроль и вступает в ту партию, которая при власти. Он — частник, и его на предмет родства устраивает только крепкий предприниматель. Неравного брака частник избегает. Неравный брак — хуже позора.

Опозоренным посчитал бы себя и Перевышко, если бы Никита женился на дочери Пунтуса. Слава богу, обмен письмами еще не намек на свадьбу. Да и есть ли письма? Люди, в большинстве своем, особенно в селе, любят безбожно врать. Завидуют. А кто теперь не врет? Когда нельзя сказать правду, а из тебя душу тянут, соврешь невольно, только бы отстали. Ведь жить как-то надо, и каждому любопытно: ты живешь или выживаешь?

Хорошую мысль подал Алешка Зема: каждый сам по себе — не выживет. Легко тому, у кого есть наследники. У Перевышки они были. Но смогут ли они бороться, строить царство земное? Об этом следовало спросить, прежде всего, Никиту. Молодец Микола, он сказал свое «да». Отцу это прибавило бодрости.

Думал Андрей Данилович, до головной боли думал: бороться надо, рано опускать руки, плыть, куда несет река жизни. Если плыть, то целеустремленно. Тут их с Лехой Земой сводить нельзя. Леха — кто? Пролетарий. А пролетарию, как учили в школе, терять нечего. Были бы у него цепи, он сдал бы их в металлолом: пролетарию всегда выпить хочется.

Свой пай Леха подарил племяннику. Племянник землю узаконил, и уже никогда он ее не вернет, потому что отдавать дареное — что по живому резать, ведь оно уже приросло и в голове, и в сердце.

В чем-то был прав Леха, а в чем-то — нет. Обременительно быть собственником, если ты ленивый. Старого Перевышку радовало, что его сыновья не похожи на Леху. Он их с детства научил трудиться, и когда сыновья почувствуют, что они — собственники, вот тут-то и начнется для них настоящая жизнь.

8

О жизни размышлял и Микола. Письмо отца тронуло его, как никогда раньше. Он уже понимал, что земле нужен хозяин, а хозяину, естественно, — жена. Родительские гектары — это его наследие. И не только его. Это он тоже понимал. Если Никита вернется домой и согласится с ним делить все поровну — это будет их общее наследие. Сбудется мечта деда Данилы: его внуки построят для себя царство земное.

Микола давно уже приметил девушку. В свободное от занятий время он подрабатывал в тире спортивного общества «Беркут». Весной, когда в Стрийском парке зазеленели дубы, в тир, некогда принадлежавший военно-политическому училищу, зачастили две студентки — Ядвига и Соломия. Девушки приходили со своим оружием — снайперскими винтовками с оптическим прицелом. По распоряжению начальника тира, бывшего старшины-сверхсрочника Гуменюка, Микола выдавал им патроны.

Вот тогда Микола и стал приглядываться к Соломии. Фамилия у нее была самая обыкновенная для Западной Украины — Кубиевич. Соломия — мастер спорта. В этом стрелковом тире она с подругой готовилась к международным соревнованиям, которые должны были состояться то ли в Греции, то ли в Македонии.

Девушки жгли патронов уйму — после их работы Микола приносил Гуменюку ящик гильз. К концу дня на девушек жалко было смотреть: бледные лица, стеклянные глаза. Соломия часто жаловалась на головную боль: весь день приходилось дышать сгоревшим порохом. Но ее настойчивости можно было только позавидовать.

— Пусть привыкают, — с гордостью за своих подшефных говорил Гуменюк. — На соревнованиях и не того нанюхаются.

— Жалко девчат, — высказывал Микола свое сочувствие. — Со временем они будут мамами, а у них уже в крови яду больше, чем кислорода.