Предчувствие смуты - Яроцкий Борис Михайлович. Страница 16

Гуменюк предался воспоминаниям. Девчата были его законной гордостью. Он ими восхищался, как учитель — своими лучшими учениками, ставшими знаменитыми.

— А как я тебя натаскивал? Помнишь?

— Помню… Вы скажите, что о девчатах слышно? Где они?

Гуменюк вздохнул по-стариковски, откашлялся, не стал хитрить:

— Если б я знал…

— А кто знает?

— Кто… Кто-то знает. Говорят всякое… Но мое сердце чует: беда с ними… Исчезли девчата с нашего горизонта… Был слушок, якобы их из Грузии выкрали. В частности, Соломию. Вот Ядя вроде на свободе. Грузины ее принуждают…

— А при чем тут Грузия, грузины? Они же вроде в Греции, на соревнованиях?

— Выкрасть могут откуда угодно. Было бы кого и за какие бабки.

— А как объясняет пан Шпехта? Вы его не спрашивали? Может, мне к нему обратиться?

— Зайди. Спроси… Кстати, он тобой недавно интересовался. Наверное, хочет поздравить с дипломом. Так что зайди…

Микола зашел в тот же вечер, благо было свободное время. В общежитии надоело слушать всякие байки. У выпускников только и разговору: где найти работу? то ли в Польшу податься, то ли в Германию?

Молодой специалист никому не нужен. Украина стонет от безработицы. Принимает Европа, та же Польша агроному предлагают коровники чистить, инженеру — мусор вывозить на свалку. И каждый молодой специалист, вырвавшись в Европу (дав посреднику на лапу), копит в сердце гнев на всякого, кто видит в трудолюбивом украинце не больше чем быдло. Еще двадцать лет назад с Украиной считались. Тогда не было разрухи, которую учинили сами же украинцы, наслушавшись чужих советов. А чужие советы — что чужие деньги, к добру не приводят.

13

На лестничной площадке перед дверью адвоката пана Шпехты Микола остановился, прислушался. Ему показалось, Варнава Генрихович с кем-то разговаривает. Значит, еще не спит. Нажал кнопку звонка. Разговор прервался, и тут же распахнулась дверь.

Оказалось, это говорил радиоприемник. Хозяин успел его выключить, прежде чем открыл массивную стальную дверь. Глазка в двери не было, значит, где-то находилась видеокамера, по всей вероятности, в подъезде. Теперь с глазками опасно — стреляют в глазок, а попадают хозяину в глаз.

— О, пан Перевышко! — наигранно бодро встретил адвокат позднего гостя. В неизменной синей пижаме с белым воротником, разительно похожий на официанта, он стоял, как будто готов был сию минуту принять заказ. — А мне один добродий доложил, что вы купили билет на Слобожанщину. Люди не врут?

— Не врут, Варнава Генрихович. Добрый вечер! Так что завтра увезет меня поезд в родные дальние края. Послезавтра буду дома. Вы извините, что я в позднее время. Не мог уехать, с вами не простившись. Да и душа болит за наших общих друзей…

— Догадываюсь…

Микола выжидающе взглянул на адвоката. Небритое, уставшее, озабоченное лицо хозяина не обещало приятной новости. Микола взволнованно заговорил:

— Что с девчатами? Соломию выкрали? Кому нужна украинская спортсменка?

Резким жестом руки адвокат остановил поток вопросов.

— Прошу на кухню. Будем пить пиво и кальмарами закусывать. Нам есть о чем поговорить. Вы теперь человек свободный. Уже не студент, а специалист с высшим образованием. Словом, инженер. И работа вам нужна достойная, соответствующая диплому. С чем я вас и поздравляю.

Микола ожидал услышать другое. Ведь он прямо спросил: где Соломия? Ядя, по словам Гуменюка, по-прежнему работает инструктором. А вот о Соломии уже почти полгода никаких известий. И не о каких соревнованиях по стрельбе в Македонии или в Греции сообщений не было.

Пиво было холодное, но пить не хотелось. И Микола, отхлебнув глоток, отставил фужер. На кальмаров даже не взглянул. Он смотрел в глаза адвокату, ожидая услышать правду о пропавшей спортсменке. Спросил:

— Международные соревнования в Греции — это туфта?

— По всей вероятности… — сказал адвокат. — Подвела нас Федерация стрелкового спорта. Всего-навсего год перепутали. Соревнования на кубок Европы не в этом, а будущем году.

— Организация, которая посылала девчат на соревнования, меры принимает по их розыску?

— Вы имеете в виду национальную гвардию?

— Да. Они же офицеры этой гвардии? А гвардия кому-то подчиняется?

— Гвардия? Непосредственно президенту.

— И он, как я понимаю, своих людей оберегает?

— Это его надо спросить. Но к нему вас не допустят.

Адвокат не мог сказать правду. Да и кто такой Перевышко? Вчерашний студент. Хотя вчерашних и сегодняшних студентов во Львове хоть пруд приди, но далеко не все они из Слобожанщины. Там с Украиной тесно соседствует Россия. И потому на этого студента у адвоката Шпехты были серьезные виды. И разговор, если не сейчас, то в ближайшее время должен быть в меру откровенный.

Он понимал: готовить Перевышку к особой работе нужно постепенно, но и растягивать подготовку нальзя: события грядут непростые. Советской империи уже нет. Усердием московских политиков окраины отсечены от России. Россия первая объявила суверенитет, то есть добровольно отказалась от своих окраин, и окраины согласны подчиняться кому угодно, только не Москве. Украину — по предварительной договоренности — возьмет на себя Польша. В Варшаве под видом музейного экспоната ждет своего часа гетманская булава и знамя Богдана Хмельницкого. Булаву и знамя продал полякам офицер из канцелярии гетмана Скоропадского.

Об этом и о многом другом Варнава Генрихович намеревался поговорить с Миколой Перевышко, убедить его, что настоящая Украина — это Галиция, а служить Украине значит служить Галиции.

Варнава Генрихович не скрывал, что в душе был поляком с примесью арийской крови. В свое время по вине России не получилось Великой Германии, но когда-нибудь получится Великая Польша — «от моря до моря», Украина будет ее составной частью. Так решила Америка. Лично для адвоката пана Шпехты это уже не вопрос.

— Понимаешь, Микола, — начал адвокат издалека. — Украинская национальная гвардия — не армия в обычном понимании. Ее вояки — что птахи. Птахи вылетают, куда им положено, и возвращаются с добычей в клюве.

— А добыча? — тут же спросил гость.

— Валюта, — коротко ответил адвокат и уточнил: — Капает нектаром в президентский фонд. Есть такой.

— А за что валюта?

— За меткую работу.

— На соревнованиях?

— Не только.

Видя, что гость отставил фужер, не пьет и рассеянно слушает, напомнил:

— Вы пейте, пан инженер, и слушайте.

Варнава Генрихович выдержал продолжительную паузу, пожевал креветку, словно раздумывая: говорить — не говорить? Сказал:

— На метких попаданиях в стрелковом тире много валюты не насшибаешь. А вот на стрельбище, где заказчики указывают мишени, там — да…

— Живые?

— Само собой.

Страшная догадка заставила Миколу вздрогнуть. Он смотрел в непроницаемые глаза пана адвоката, не в силах побороть внутреннюю дрожь.

— Что же получается? — разжал уста. — Соломия и Ядя уехали охотиться на людей?

— Зачем так вульгарно? — заметил адвокат. — Наши девчата выполняли задание по договоренности с руководством дружественной страны.

— А когда выполнили, их взяли и выкрали? — едко заметил Микола. — Что-то не стыкуется, Варнава Генрихович. Логики не вижу.

Жесткий вопрос пану адвокату не понравился. Адвокат и мыслил потолковать с гостем не только о прошлом и будущем Украины (это гостю до фени), важнее важного подвести разговор под задание. Пока речь об одном задании. Задание непростое, но грамотному молодому человеку оно вполне под силу. Здесь нужен человек славянской внешности, уроженец Восточной Украины, умеющий водить автомобиль, в совершенстве владеющий стрелковым оружием.

Для этой непростой роли Микола Перевышко вполне подходил. Недоставало малого — убеждения, что, выполняя задание, он совершает доброе дело.

Спросить бы напрямик: по душе ли ему национальная гвардия? Не спросишь. А вдруг он разразится руганью по адресу украинских националистов? Сказал же Микола Гуменюку что-то ядовитое по поводу памятника Степану Бандере. Забыл Перевышко, что деньги на памятник собирала львовская элита, в том числе профессора, которые учили Миколу.