Посланец. Переправа - Вторушин Станислав Васильевич. Страница 21

— В деревне тишины тоже нет, — сказал Беспалов, вспомнив то, что произошло у сестры. — Джабраилов и туда руки протянул.

— У меня жена из Забайкалья, — сказал Биденко. — Там Джабраиловых нету.

— Там во всю китайцы селятся.

— Китайцев много, это правда, — согласился Биденко. — Приживутся, пустят корни, и тогда там начнется то же самое, что и здесь. И почему мы такие безразличные к самим себе, товарищ капитан? Почему не думаем о том, что станет с нашими детьми? Где они жить будут?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказал Беспалов.

— Я знаю, что не можете, — ответил Биденко.

— Каждый должен решить для себя, почему он стал таким, — сказал Беспалов.

— Мы такими не станем, — твердо произнес Биденко.

— Мы — нет. А вот почему другие стали?

— Потому что живем по принципу — день прошел, и ладно. А как он прошел, что за этот день сделано, никого не интересует. Настоящей жизнью мы еще никогда не жили. И теперь уж, наверно, не будем жить. Пока проснемся и придем в себя, России уже не будет.

— Я с этим абсолютно не согласен, — сказал Беспалов. — Были времена и хуже, а выживали. И страна возрождалась.

— Так то было раньше. Сейчас и время другое, и народ совсем другой.

— Поставь перед народом большую цель — и он тут же встрепенется, — сказал Беспалов.

— Кто ее поставит?

— Но вы же себе поставили.

— Это оттого, что загнали нас в угол. Я был бы счастлив, если бы имел нормальную работу и нормальную зарплату.

— Но у вас же есть работа, — сказал Беспалов.

— На кого я работаю? На Гусейнова? Таких, как он, нужно давить, как гнид. Это же паразит. Пока от них не избавимся, ни о какой нормальной жизни думать нечего.

Беспалов начал уставать и сбавил ход. Это заметила вся группа и вслед за ним замедлила бег. Елагин остановился, пропустил вперед себя Глебова и Биденко и, семеня мелкой трусцой, спросил Беспалова:

— Как себя чувствуете, товарищ капитан? Может, для вас на сегодня хватит? С ранением шутить нельзя.

— Я самочувствием и руководствуюсь, — ответил Беспалов. — Как только почувствую, что больше не могу, скажу не стесняясь.

Елагин встроился в цепочку, но не на свое место, а побежал перед Беспаловым. Тот обратил внимание на то, что бежит Елагин легко, словно играет, дыхания его не слышно, локти ходят сами собой. Плечи у Елагина широкие, прямые, тело мускулистое, таких нагрузок, как сегодня, оно не чувствует, утренний бег для него в удовольствие.

— Скажите, Елагин, — спросил Беспалов, — в каком звании вас уволили из армии?

— Старшего лейтенанта.

— А что вы заканчивали?

— Омское танковое училище.

Беспалов понял, почему Елагин организовал авторемонтную мастерскую — он хорошо знал технику. Танкистов из армии увольняли в первую очередь, бронетанковые войска сокращали, считая, что их время уже прошло, да и содержание современной бронетехники обходится слишком дорого. Теперь, по всей видимости, возьмутся за авиацию и флот.

— А что стало с вашей автомастерской? — спросил Беспалов.

— Мастерской она только называлась, — Елагин чуть притормозил и теперь бежал рядом с Беспаловым. — Это всего-навсего гараж на две машины со смотровой ямой. Мы с Никитой под гараж ее и используем.

— А какая у вас машина?

— У меня их две. «Тойота Марк II», на которой я таксистом работаю, и микроавтобус, тоже «тойота»».

— А у Никиты?

— У Никиты «мицубиси».

— Предпочтение японским отдаете?

— Хорошие машины. Довольно надежные и в эксплуатации удобные.

— Семья у вас есть? — спросил Беспалов.

— Семьи нету. Есть только девушка, — ответил Елагин.

— А почему не женитесь?

— Для семьи условия нужны. Квартира, зарплата стабильная. Жениться, значит, сразу завести детей. Я семьи без детей не представляю. А сейчас разве это возможно? Я только теперь начал осознавать, какой спокойной была жизнь при прежнем строе. На работу на каждом углу зазывали, квартиру давали бесплатно, а уж об общежитии и говорить нечего. Родился ребенок — детсад, пожалуйста. Образование бесплатное, лекарства копейки стоили. Очень сожалею, что мне при том строе в зрелом возрасте пожить не пришлось. В училище пацаном ушел, потом эта война. А когда вернулся, от того, что было, остались одни дымящиеся развалины.

— А чем вам Джабраилов не нравится?

— Мне все паразиты не нравятся, не только Джабраилов. Если бы он честно заработал деньги, построил на них завод или фабрику, дал людям работу, хорошую зарплату, а прибыль брал себе, я бы с этим смирился. А то ведь он живет за счет того, что крышует мафию, в том числе героиновую, обирает крестьян и мелких торговцев, которые и без того еле сводят концы с концами. Джабраилов растлевает общество. Если его не поставить не место, он возьмет под контроль всю нашу жизнь, превратит весь город в один концентрационный лагерь.

— Бегите дальше, а с меня на первый раз хватит, — сказал Беспалов. — Я подожду вас здесь. Вы, Елагин, назначаетесь старшим группы.

Беспалов действительно почувствовал себя неважно. Слишком уж большую нагрузку он взял для первого раза. Но ему так хотелось побыстрее набрать хорошую физическую форму, при которой тело, не замечая нагрузок, становится невесомым. А от этого и на душе светлее.

Одновременно с этим он думал о себе и своих товарищах по оружию. Чувство несправедливости, словно заноза, сидело в сердце каждого из них. Не заслужили они того, чтобы быть выброшенными на улицу и оказаться на ней словно бездомные собаки. Это чувство жгло, распаляя душу и у самого Беспалова. Снова вспомнилась медсестра Валя и молоденький солдат из его группы, в истерике пинавший убитого боевика. Солдата звали Алексей Егоршев, в армию его призвали из подмосковного Орехово-Зуево. Зверство бандитов останется в его душе на всю жизнь. А сама душа станет изуродованной потому, что самыми страшными ночами к нему во сне будет приходить убитая Валя и просить об отмщении. Она и к Беспалову неоднократно приходила. «Интересно, жив ли Егоршев? — подумал Беспалов. — Меня ранило, а он остался дослуживать свой срок в горах. И, если жив, то чем занимается? Неужели тоже оказался на улице, как и мы?»

И еще Беспалов подумал о том, что теперь он накрепко связан с Джабраиловым. Сам себя повязал с ним, когда поджег джип на деревенской улице. Джабраилов никогда не простит унижения соплеменников. В лучшем случае подожжет дом Миронова, в худшем — спалит всю деревню. Сделать это нетрудно. В этом году в Сибири вот уже два месяца не выпало ни одного дождя, а жара стоит несусветная. В ветреный день стоит поджечь один дом, и от него запылает вся деревня. В сибирских селениях все жилье сплошь деревянное. В такую погоду оно вспыхнет, как порох. На службе у Джабраилова одни головорезы. Им что убить человека, что сжечь село ничего не стоит. Беспалов насмотрелся на них в горах Кавказа. Конечно, и среди горцев порядочных людей немало. Таких, как старик Зелимхан, внучку которого ходил спасать Беспалов. Но этих Джабраилов к себе не берет, да они и не пойдут к нему. Они в своем селении землю обихаживают, сады разводят, детей растят. Каждая копейка дается им нелегким трудом, они знают ей цену. И хорошо знают цену человеческой жизни. Трудящийся человек никогда не станет головорезом.

С соседней сосны раздалось цоканье, и Беспалов поднял голову. Высоко на ветке сидела белка и настороженно разглядывала его. Ее пушистый, с рыжеватым отливом хвост лежал на спине, маленькие ушки с кисточками темных волос торчали над головой. Время от времени белка нервно подергивала хвостом и цокала. Она пыталась отгадать намерения стоявшего под деревом человека. Зверек был симпатичным, и Беспалов с любопытством рассматривал его. Но белке надоело человеческое внимание. Она перескочила на ветку повыше, потом забралась на самую вершину сосны и перепрыгнула на соседнее дерево. Беспалов пытался разглядеть ее на нем, но белку скрывали разлапистые ветки, с дерева раздавалось только цоканье. Белка снова была недовольна чем-то. Потом она затихла, очевидно, удалившись в глубь леса.