Дражайший плут - Хойт Элизабет. Страница 8

Он погладил ее по волосам, привлек голову к себе на грудь, чтобы она могла вволю выплакаться, заливая слезами его рубашку. Один из его пистолетов больно врезался ей в щеку, но сейчас было не до этого. Феба плакала, пока мокрое лицо не стало красным, нос не забился, а в глаза словно насыпали песок. Потом, немного успокоившись, она слушала, как бьется его сердце, ровно и громко.

– Немного похоже на смерть, – прошептала она скорее самой себе. – Все мы знаем, что когда-нибудь умрем, но по-настоящему не верим.

На миг рука, по-прежнему лежавшая у нее на голове, болезненно напряглась, затем исчезла, переместившись на плечи.

– Вам рано говорить о смерти, миледи.

– Разве? – Она подняла к нему лицо. – Разве вот это не маленькая смерть? Я не вижу света. Я вообще ничего не вижу.

– Мне жаль, – сказал капитан Тревельон, и его голос был, словно гравий, шуршащий и скрипучий, но тем не менее подействовал успокаивающе. – Мне очень жаль.

Кажется, он действительно ей сочувствует.

Она нахмурилась, уже хотела было что-то спросить, но услышала, как открылась дверь дома.

– О-о боже! Кто там?

– Пауэрс. Идет сюда, чтобы увести вас, – ответил Тревельон.

Феба поспешно выпрямилась, обхватила ладонями голову, пытаясь привести в порядок волосы. Должно быть, у нее ужасный вид!

– Как я выгляжу?

– Как будто только что плакали.

Его невозмутимый ответ, как ни странно, вызвал у нее смешок.

– Знаю, что похожа на страшилище, но вы могли по крайней мере, солгать.

– Вы действительно хотите, чтобы я вам лгал? – спросил он устало.

Она нахмурилась, собираясь с ответом, и тут раздался голос Пауэрс, совсем близко.

– Миледи, пришла портниха.

– Черт! – пробормотала Феба. – Нам придется вернуться в дом.

– Конечно, миледи, – как всегда, невозмутимо сказал капитан.

Тем не менее она сжала его плечо, когда он вел ее к дому, и тихо сказала:

– Благодарю вас, капитан.

– За что, миледи?

– За то, что разрешили намочить вашу рубашку соленой водой. – Она улыбнулась, хотя это было труднее обычного. – За то, что не говорили банальности. И вы совершенно правы: я не хочу, чтобы вы мне лгали.

– Значит, я буду стараться говорить вам только правду.

Это было сказано очень почтительно, и все же она вздрогнула. Ей вдруг вспомнилось, что говорили о нем ее кузины: привлекательный, уверенный в себе. Странно, она никогда не думала о Тревельоне как о мужчине, который может нравиться. Он просто был рядом. Высокая фигура справа: на балу ли, на вечеринке – защита, через которую к ней не пробиться.

«Это не совсем справедливо», – виновато корила она себя, взбираясь на каменные ступени. Очень хорошо, что Тревельон был рядом, когда она расклеилась. Он повел себя как друг. Прежде она ни разу не подумала о своем телохранителе как о друге, и если она ошибалась настолько…

Прекрасно!

Глава 3

На следующий день, ближе к полудню, Феба стояла в парадном холле Уэйкфилд-хауса. Вручив Пауэрс записку и небольшой кошелек с монетами, девушка сказала:

– Предупреждаю, вы должны отдать это мистеру Хейнсуорту лично в руки, это важно.

– Да, миледи, – ответила Пауэрс звонким голосом.

Несмотря на неумеренное употребление духов с ароматом пачули, которому служанка излишне благоволила, от нее приятно пахло.

– Спасибо, Пауэрс, – сказала Феба, заслышав приближение капитана Тревельона, которого узнала по неровной поступи на лестнице.

– Миледи, вы по-прежнему намерены присутствовать на заседании дамского клуба? – спросил он своим хриплым голосом, в котором она уловила скептические нотки.

– Да, разумеется, и не пытайтесь меня отговорить – Максимус дал свое благословение.

Это было почти правдой: брат милостиво разрешил ей выезжать, – но она не стала сообщать ему, куда именно едет, а капитану знать об этом вовсе не обязательно.

Кажется, она услышала мужской вздох?

– Очень хорошо, миледи.

Теплые сильные пальцы взяли ее руку и опустили на мужской рукав. Забавно. Не будь она слепой, подобное прикосновение – обнаженная кожа рук, не прикрытая перчатками, – сочли бы скандальным. Да что говорить – то, что мужчина в самом расцвете сил следует за ней повсюду, иногда без других сопровождающих, и так верх неприличия! Однако, кажется, пока никому не пришло в голову упрекнуть в чем-нибудь капитана Тревельона, который вечно маячил у нее за спиной.

Слепота сделалась ее оправданием в глазах света.

Феба тяжело вздохнула, выходя на улицу. Должно быть, день был солнечный – она чувствовала тепло кожей.

– Миледи? – Услышала она голос капитана у себя над ухом.

– Ничего, капитан, – сказала она с едва уловимой досадой. Без сомнения, он тоже считал ее скорее ходячей куклой, чем женщиной из плоти и крови.

– Если вас что-то беспокоит…

– Иногда я задаюсь вопросом: что, если просто посадить меня в инвалидную коляску? – пробормотала Феба, спускаясь по ступенькам.

– Доброго вам утра, сэр, миледи, – поприветствовал их Рид.

– Рид, вместе с Хатуэем встаньте на запятках кареты, – распорядился Тревельон.

– Да, сэр.

– Неужели необходимо брать с собой еще и двух лакеев? – тихо спросила Феба.

– Полагаю, что да, миледи. Осторожно, лесенка.

Она вытянула носок, нащупав первую ступеньку, забралась в карету, уселась и расправила юбки.

– В клуб допускаются только дамы.

Послышался шорох – это Тревельон устроился напротив. Несмотря на трость, он производил в движении гораздо меньше шума, чем другие. И это было очень досадно.

– Дамы собираются в Сент-Джайлзе, миледи, одном из самых опасных районов Лондона.

– Но сейчас самый разгар дня.

– На Бонд-стрит на вас пытались напасть как раз в это время. – Голос капитана звучал ровно и уверенно, и Феба задумалась, найдется ли хоть что-нибудь, что выведет Тревельона из этого состояния спокойного безразличия. – Иногда мне кажется, что вам просто нравится спорить, миледи.

Она поджала губы.

– Но не с каждым же встречным, как вы понимаете: только с вами.

Ей показалось, что он усмехнулся, но тут загрохотали колеса – карета тронулась в путь.

– Я воистину польщен, миледи.

– Так вам и надо. – Она с трудом сдерживалась, чтобы не улыбаться. Феба была счастлива, если удавалось втянуть сурового капитана в шуточный спор. – Лучше скажите мне вот что. Я заметила, что вы относитесь к Риду как к старшему среди прочих лакеев. Почему же?

– Здесь все просто, миледи: Рид служил драгуном в моем полку. Когда он был демобилизован, я рекомендовал его вашему брату как человека порядочного, преданного и трудолюбивого. Его светлость был так добр, что прислушался к моим рекомендациям и взял его на работу.

– Он долго прослужил драгуном под вашим началом?

– С первого дня, как поступил на военную службу. Пять лет, насколько я помню.

– А сколько лет отслужили вы сами?

Он молчал, и Феба подумала – уже не в первый раз, – как плохо не видеть лица того, с кем разговариваешь. Ведь достаточно бросить взгляд, чтобы понять, удивлен человек, оскорблен или опечален.

– Почти двенадцать лет, миледи, – сказал наконец Тревельон.

Голос его звучал бесстрастно, и Феба поняла лишь одно: полное отсутствие эмоций не означает отсутствие чувств.

Она склонила голову набок, размышляя, потом спросила:

– Вам нравилась служба?

– Миледи?

О-о, кажется, капитан насторожился, пусть и самую малость? Это уже интересно! Почему она никогда раньше не задавала ему подобных вопросов?

– Служить драгуном, командовать людьми – ведь вы были капитаном, и у вас под командованием было много людей…

– В моем распоряжении было от двадцати до пятидесяти человек, в зависимости от выполняемой задачи.

А теперь он вынужден возиться с ней одной. Вдруг она осознала, как низко, по его представлениям, он пал в этой жизни!

Капитан, однако, продолжил:

– Я выполнял приказы моего короля.