Деволюция человека: Ведическая альтернатива теории Дарвина - Кремо Майкл А.. Страница 52
Эсдейл был уверен, что гипнотический эффект вызывался с помощью тонкого нервного флюида, который переносит чувственные ощущения в мозг и передает волю мозга органам, что приводит к совершению тех или иных действий. По мнению Эсдейла, гипнотизер способен передавать этот флюид пациенту. Перегрузка мозга пациента таким флюидом заставляет его погрузиться в гипнотический транс. Снижение же этой нагрузки возвращает мозг к нормальной работе. По Эсдейлу, мысли и чувства тоже могут передаваться через этот флюид (Esdaile. 1852. Pp. 234–238). По-видимому, Эсдейл считал, что связанный с мозгом ум обладает сознанием, которое является вполне самостоятельным и может действовать без вовлечения физических органов чувств: «Если допустить, что зрение, обоняние, вкус, осязание и слух являются способностями ума, а не органов чувств, которые представляют собой лишь инструменты ума, и если допустить, что Божественный Разум, от которого происходит человеческий ум, обходится без органов чувств, оставаясь при этом всеведущим и вездесущим, то почему человеческий ум в определенных обстоятельствах не может частично проявить аналогичные способности?» (Esdaile. 1852. P. 49). Это бы объяснило и ясновидение, которое проявляется у некоторых в состоянии гипноза. Если говорить в категориях введенных мной понятий (тело, ум и сознание, или душа), то Эсдейл объединяет ум и сознание. Но это объединение более верно, чем полное их отрицание современной наукой о мышлении.
Алексис и Адольф Дидье – два выдающихся медиума
Два известных медиума, Алексис и Адольф Дидье, обладали ярко выраженным даром ясновидения. Их способности, вероятно, передались им от отца, который порой впадал в гипнотический транс во время чтения газеты. Газета выпадала у него из рук, а он продолжал читать ее вслух, не делая при этом никаких ошибок. Иногда Алексис и Адольф шутки ради уносили газету в другую комнату, а отец все равно продолжал ее читать (Dingwall. 1967. Pp. 159–160).
17 мая 1847 года Алексис Дидье и гипнотизер Марсиле были приглашены к лорду Фредерику Фитцкларенсу в отель Брайтон, что на улице Риволи, в Париже, где Алексис должен был продемонстрировать свои способности. Среди присутствующих был лорд Норманби, английский посол во Франции, и еще несколько важных персон. Ни лорд Фредерик, ни лорд Норманби не верили в гипноз. Марсиле ввел Алексиса в транс, и лорд Фредерик попросил его описать свою загородную резиденцию. Алексис совершенно точно описал дом, его местоположение и меблировку (Esdaile. 1852. P. 80). Скептики могут предположить, что Алексис и Марсиле узнали эти подробности заранее. Но посмотрим, что пишет Марсиле: «Лорд Норманби взял книгу из библиотеки лорда Фредерика, назвал номер страницы и Алексис прочитал предложение из нее, хотя лорд Норманби не выпускал книги из рук. Опыт повторили несколько раз, и каждый – успешно» (Esdaile. 1852. P. 81). Перед публикацией своего рассказа о произошедшем Марсиле отправил его лорду Фредерику, и тот ответил: «Я прочитал ваш рассказ о гипнотическом сеансе в моем доме в Париже в 1847 году. Он совершенно верен до мельчайших деталей. Я не видел ничего необычнее этого сеанса» (Esdaile. 1852. Pp. 82–83).
Чонси Хэа Таунсенд (Townshend.1852) опубликовал отчет о сеансе с Алексисом Дидье в Париже, в октябре 1851 года. Сеанс проходил в номере Таунсенда в отеле. Марсиле ввел Алексиса в состояние транса, и вышел в другую комнату. Таунсенд остался с ясновидящим наедине. Позже Таунсенд писал: «Я убежден, что он ничего не знал обо мне». Для проверки способностей Алексиса Таунсенд попросил описать его дом. Алексис ответил, что у Таунсенда два дома – один в Лондоне и один за городом, что оказалось правдой. Незадолго до сеанса Таунсенд купил дом в Лондоне. Кроме того, у него был загородный дом в Лозанне, в Швейцарии. Алексис спросил, какой дом ему описать, и Таунсенд попросил его описать загородный дом.
«Я поразился точности описания моего дома в Лозанне, – пишет Таунсенд, – особенно когда он упомянул о небольшом домике в левой части участка, где, по швейцарской традиции, живет хозяйка. О такой особенности посторонние знать не могли, и это убедило меня в правдивости рассказа». Затем Таунсенд попросил Алексиса рассказать о том, что он видит, более подробно. Алексис ответил, что видит воду и деревья вокруг дома. Это было правдой – из окна дома было видно озеро, а рядом с домом росли деревья.
Затем Таунсенд спросил Алексиса, что находится в гостиной. Алексис ответил: «У вас много хороших картин на стенах. Любопытно, что все они современные, кроме двух». Тогда Таунсенд попросил Алексиса описать эти две картины. Алексис ответил, что на одной картине изображен морской пейзаж, а на второй – религиозный сюжет (sujet religieux). Как отмечал Таунсенд: «Такая точность заставила меня содрогнуться. А когда Алексис начал описывать sujet religieux на недавно купленной мной у итальянского беженца картине, которая содержала ряд очень необычных деталей, изумлению моему не было пределов!»
Вот что сказал Алексис об этой картине: «На ней изображены три фигуры – старик, женщина и ребенок. Может ли женщина быть Девой Марией? Нет! Она слишком стара для этого! У женщины в руках книга, и ребенок показывает пальцем на что-то в книге! А в углу я вижу прялку». Алексис совершенно верно передал сюжет картины – святая Анна учит Деву Марию читать. Затем Таунсенд спросил Алексиса: «На чем нарисована картина?» Алексис ответил, что это не холст и не металл. Поразмыслив минуту, он сказал, что краски нанесены на камень, и что задняя поверхность камня грубая, серо-черная, и неровная. Все это соответствовало действительности. Картина была выполнена на черном мраморе.
Затем Алексис подробно рассказал о только что купленном Таунсендом доме в Лондоне на Норфолк-стрит. Таунсенд отмечал: «Он точно описал двух моих служанок, пожилую и молодую. О последней, которая показалась ему хорошенькой, он говорил с явным удовольствием, безошибочно назвав цвет ее глаз, волос и т. п.». Не ошибся Алексис и относительно парка перед домом и мебели в стиле Людовика XIV. Далее он подробно и верно описал меблировку всех комнат, а также три картины. Про первую картину он сказал, что на ней изображена женщина с двумя детьми – портрет святого семейства, принадлежащий кисти Рафаэля. На второй картине было бушующее море, а на третьей – внутренняя часть конюшни с лежащей серой лошадью. Все описания оказались точны.
Затем Таунсенд решил проверить, может ли Алексис читать книгу, не видя ее. Он принес из другой комнаты «Жоселен» Ламартина и открыл книгу наугад. Алексис с закрытыми глазами прочитал оттуда несколько предложений. Затем Алексис предложил прочитать ему что-нибудь с неоткрытой страницы, номер которой должен был указать ему Таунсенд. Таунсенд попросил Алексиса прочитать восьмую страницу от открытой. Вот как вспоминает об этом Таунсенд: «Он стал водить пальцем над открытой страницей, и прочитал следующую строку: A devored’un jet toute ma sympathie. Я отсчитал восемь страниц и увидел прямо под его пальцем эти слова, которые он прочитал правильно, если не считать одну ошибку. Вместо devore он сказал dechire».
«Но свойственный человеку скептицизм не давал мне покоя, – вспоминает Таунсенд. – Решив, что Алексис знает „Жоселен“ наизусть, я пошел в соседнюю комнату и достал из шкафа «Les beaux Arts» – большую книгу, которую купил в тот же день. Ее Алексис уж точно не мог знать наизусть. И опять повторилось то же самое. Я уже забыл, какое именно место я тогда выбрал, потому что никак не отметил его, в отличие от «Жоселен» (где на память об этом чуде в соответствующих местах до сих пор лежат закладки), но я подтверждаю, что Алексис прочитал в «Les beaux Arts» несколько слов на странице, которая была довольно далеко от открытой. И все же, для большей уверенности, я взял книгу на английском языке – это был философский роман мисс Ферье «Наследие». В нем Алексис прочитал имя Гертруда и еще несколько слов на неоткрытой странице. Все книги открывались по одному разу и только на одной странице, причем к книгам Алексис не прикасался».