Лучше, чем пираты (СИ) - Ангелов Августин. Страница 10

Все это так подействовало на Френсиса Дрейка, что он сделал резкое движение и впервые после ранения сел на своем бежевом ложе. Тотчас голова у него сильно закружилась и снова затошнило. Ему захотелось немедленно упасть обратно. И только невероятным усилием воли он смог подавить эти неприятные ощущения. Они не исчезли, но были загнаны куда-то внутрь на какое-то время.

В тот момент Дрейк понял, что все-таки выздоравливает. Ведь, несмотря ни на что, он уже мог сидеть, он сделал это! А то, что он увидел в помещении, где лежал, заставило Френсиса раскрыть свой единственный здоровый правый глаз пошире от любопытства и забыть на какое-то время о собственной немощи. В сущности, он впервые после ранения смог осмотреться. Ведь до этого момента он просто лежал пластом, подобно бревну. И ему меняли пеленки, словно младенцу.

Теперь же Дрейк видел совершенно необыкновенный интерьер, состоящий из отполированных до зеркального блеска панелей красного дерева с необычными разводами, из мягкой обивки в простенках, из узорного паркета на полу, из зеркальных вставок на потолке, из золотистых столбов, образующих ряд колонн вдоль широкого центрального прохода, по обеим сторонам которого стояли парами напротив друг друга те самые невероятно мягкие бежевые диваны, на одном из которых сидел он сам, а перед ним на таком же расположился его охранник. Дырки в некоторых местах, которые сразу бросались в глаза, могли указывать на то, что в этом роскошном длинном помещении происходила перестрелка, а на других бежевых диванах тоже лежали раненые. Но, самыми удивительными во всем этом чудесном дворце выглядели огромные окна, сделанные из идеально обработанных стекол просто невероятной прозрачности. И сквозь них виднелся другой корабль.

И тут Дрейк вспомнил все. Тот самый зловещий серый корабль в этот момент напомнил ему о его собственной дурацкой ошибке. В надежде захватить красивейший плавучий дворец, принятый им за гарем, внутри которого он сам сейчас, вероятнее всего, и находился в плену после неудачной попытки абордажа, Френсис допустил роковую оплошность, недооценив неизвестных противников, которых он поначалу даже принял за какой-то сатанинский флот, а потом, наоборот, решил, что перед ним легкая добыча, лишенная парусов и пушек. Но, теперь уже сокрушаться было слишком поздно и бесполезно.

Теперь Дрейку стало сразу понятно, кто такой этот капитан третьего звания по имени Яков, который подходил к нему. Он явно из какой-то могучей державы юга, которая расположена там, где на картах у европейцев еще нанесены лишь белые пятна. Яков даже называл ее Дрейку, вот только это название пока ничего каперу не говорило. Но, что держава за этим Яковом стоит невероятно могущественная, сомнений у Френсиса не осталось. Ведь достаточно было взглянуть изнутри на этот корабль-дворец, чтобы все понять. Потому что настолько роскошных интерьеров нигде в той части мира, которую Дрейк знал, не имелось.

Глава 7

Едва услышав сообщение о переносе во времени, режиссер Михаил Кардамонов подумал, что, при всех тех трудностях, которые подобное происшествие сулит, в этом для него лично есть и нечто весьма и весьма положительное. Ведь получалось, что он мгновенно избавился от всех долговых обязательств, под прессом которых прожил все последние годы! Деньги из двадцать первого века с этого момента сделались простой нарезанной бумагой с картинками, подобно тому, как у Золушки карета в полночь превратилась в тыкву! И весь тот мир, основанный на силе денежных знаков, рухнул для всех, кто переместился на «Богине» в весьма далекое прошлое.

Конечно, скорее всего, с самим тем миром двадцать первого века ничего не случилось, но, по отношению к пассажирам роскошной прогулочной яхты его более не существовало. Прослушав объявление об успешном эксперименте советской науки, совершенно загадочным образом затащившем в прошлое не только сам объект этого опыта, советский эсминец, но и «Богиню», Кардамонов сразу смекнул, что его прежняя жизнь осталась где-то невероятно далеко за гранью столетий. И Михаил почувствовал, что словно бы родился заново. Тяжесть огромных неподъемных долгов, которая висела у него на душе тяжелым ярмом, в один миг испарилась.

Почувствовав невероятный прилив сил и жизненной энергии, как только они остались с Верой наедине, Кардамонов заявил своей надоевшей жене:

— Все, Веруня. Кончилась наша совместная жизнь. Я развожусь с тобой немедленно!

Вера уставилась на него обалдело, словно бы видела впервые, и вдруг взорвалась криком:

— Ну ты, Мишаня, и обнаглел! Я для тебя столько сделала, деньги тебе доставала все эти годы на твое бездарное творчество, унижалась ради тебя перед своей родней. Поила тебя, кормила, жизнь безбедную обеспечивала, развлекала, как могла, закрывала глаза на все твои похождения на стороне, а ты меня сразу предать хочешь, едва жареным запахло? Да ты козел просто! Кабель неблагодарный! Скотина! Животное! Убирайся к чертовой матери!

— Вот и убираюсь! Надоела ты мне, бездарная тупая уродина! — крикнул Кардамонов и, покидав кое-какие свои вещи в большую сумку, выскочил из каюты.

Едва Френсис Дрейк сел, как рыжий матрос, развалившийся на диване напротив него, закричал:

— Полундра! Капитан пиратов очнулся!

Тут же откуда-то сзади подошел Яков Соловьев. Оценив ситуацию, он сразу заметил журнал с голыми бабами в руках у матроса, строго спросив у него:

— Мордасов, где ты это взял?

— Здесь валялось, возле дивана. А я только что заметил и поднял. Хотел вам отдать, как вот этот вскочил да вытаращился на меня одним глазом, — выкрутился матрос, протягивая журнал с пошлыми фотографиями Соловьеву и показывая на Дрейка.

— Иди, Мордасов, доктора позови. А это давай сюда, — дал указания Соловьев, забрав журнальчик с великолепной полиграфией.

Присев на место, где только что находился матрос-конвоир и пролистывая глянцевое иностранное эротическое издание, особист обратился уже к Френсису Дрейку на английском языке:

— Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, сэр, уже немного лучше, — проговорил Дрейк все еще слабым голосом. И тут же попросил:

— А можно и мне взглянуть на этих красоток поближе?

Не только стюардессы начали отказываться от своих служебных обязанностей, но и остальные люди из экипажа «Богини» перестали проявлять служебное рвение, едва лишь во все закоулки судна разнеслась весть о том, что они провалились куда-то далеко в прошлое. До многих быстро начало доходить, что те деньги, за которые они трудились на борту яхты богачей, теперь перестали иметь какое-либо значение. А это означало не только то, что они сами все единовременно обнищали, лишившись, к тому же, родных и близких, оставшихся где-то в неведомой дали за барьером времени, но и статус всех этих богачей мгновенно понизился в их глазах.

Ведь до этого момента коллектив яхты работал на персон, которые не только имели возможность содержать команду на своем личном роскошном прогулочном судне, но и находились неизмеримо выше по статусу в обществе. Теперь же эти «небожители» с высот своего ВИП-статуса, огражденного от всех остальных охраной, прислугой и возможностью оплачивать любые собственные прихоти, мгновенно грохнулись на уровень самых обыкновенных людей. И команда «Богини», которая из самых обычных людей и состояла, сразу же утратила мотивацию трудиться ради тех, на кого с радостью работала еще только вчера. Ведь этот труд теперь не сулил никаких благ. Потому экипаж яхты с этого дня гораздо охотнее заботился даже о раненых английских пиратах, чем о недавних очень важных персонах.

Тем более, что почти все быстро поняли, что, фактически, для них произошла смена власти. А новая власть советских моряков отнюдь не приветствовала угодничество перед капиталистами. Наоборот, предполагала демонстрировать совсем иные качества: коллективизм и самопожертвование. Поэтому и переключились многие из обслуживающего персонала «Богини» оказывать помощь госпиталю, развернувшемуся на борту яхты после нападения пиратов. Но, были и такие среди них, кто просто не желал теперь ничего делать, раз денег платить больше никто им не обещал. Эти люди еще не совсем понимали, что главное в сложившихся условиях — это просто выжить и найти свое место. Находились и такие, кто совсем не видел своего места рядом с советскими моряками, а то и вовсе не собирался строить собственное будущее рядом с ними по советскому образцу.