Сага о двух хевдингах (СИ) - Сторбаш Н.В.. Страница 73

— Да, конечно. Я ведь тут всю жизнь прожил.

— А другие языки знаешь?

— Я у купца служил, потому немного понимаю и фагрскую, и сарапскую речь. Могу объясниться с зорниками, с древниками и с…

— Пойдешь с нами, но не хирдманом, а толмачом, — сказал я. — Долю от добычи ты не получишь, но если будешь полезен, без серебра не останешься. Тебя семья-то отпустит?

— Нет семьи. Я…

— Потом расскажешь! Отведи-ка ты нас к лучшему целителю в городе.

От бабки-лекарки я вышел в большой задумчивости. Она и слыхивать не слыхивала ни о земле Бхарата, ни о двадцатирунном мудреце, а лечить измененного предлагала просто: закопать его по шею в землю и поливать водой, чтоб матушка Масторава и сестрица ее Ведява смыли зло с вылюди. И я бы попробовал, да вот беда: в конце нужно было отрубить вылюди голову. Зато хоть проверил умения паренька.

Вечером, когда все собрались на «Соколе», я встал и сказал ульверам:

— Странными дорогами водят нас боги!

Эти слова я придумал сам, вынашивал их полдня.

— В Бриттланде они забрали у нас корабль, чтобы дать нам новый, еще больше и лучше прежнего. Наслали драугров, чтобы мы стали сильнее. На Северных островах дали врага, который одарил нас богатством. В Альфарики они отобрали наше серебро и позволили оболгать, из-за чего Альрику стало хуже. Что боги хотят от нас теперь? Чем они порадуют наш хирд?

Я не хотел заставлять ульверов делать что-то против их воли. Поэтому сначала я должен выслушать их самих.

— Я не жрец Мамира, не умею раскидывать руны, заглядывать вперед или угадывать волю богов. Лишь вижу путь, на который нас толкают. Хотевит клянется, что вернет нам долг сполна, но только в Годрланде. Сегодня я встретил иноземца, который сказал, что самые лучшие лекари и колдуны живут в Годрланде, и, может быть, они смогут вылечить Альрика.

Мои хирдманы слушали молча. Альрик сидел с закрытыми глазами, опираясь спиной о борт. Слышал ли он меня?

— Я не хотел в Годрланд. А еще эти ужасные сапоги… И тогда я сказал: если боги и впрямь хотят послать меня в Годрланд, пусть тогда первый, с кем я заговорю, отдаст мне свою обувь. И он отдал! Он даже захотел пойти с нами! Это Хальфсен.

Парень рассказал, что он сын рабыни и сам был рабом, потом отец-норд позволил ему получить первую руну и хоть сделал свободным, но сыном не признал. Потому и такое имя — «наполовину сын». Хальфсен работал за еду, одежду и кров везде, где мог, а потом продал себя моему знакомцу Иринарху. Любопытно, уж не Хальфсена ли продавал Иринарх?

Забирать раба у законного хозяина нельзя, но мы уже столько наворотили в Альфарики, что одной бедой больше, одной меньше — разницы никакой.

— Впрочем, откуда мне знать, что хотят боги. Потому я спрашиваю вас. Пойдете ли вы в Годрланд, помня о всех несчастьях, что приносят нам чужие земли? Там наши боги не так сильны, а в Годрланде и вовсе сидят сарапы с их богом-Солнцем. Или вы хотите вернуться в Северные моря?

Коршун, Свистун, Лундвар, Слепой и Синезуб сразу высказались за Годрланд, мол, они и так вдоволь насиделись на землях нордов. Рысь, Простодушный, Бритт и Офейг были родом не с Северных островов, их домом стал «Сокол», а семьей — хирд, потому они готовы пойти куда угодно, лишь бы со всеми. Живодеру было безразлично, куда идти и что делать. Вепрь, Тулле, Дударь и Стейн хотели исцелить Альрика. Видарссон, Аднтрудюр и Сварт просто шли за мной. Только Эгиль высказался за Северные острова, но и он не отказывался идти в Годрланд.

Я посмотрел на Альрика. Так или иначе мы исцелим моего хёвдинга!

1 Фагр — от древнескандинавского fagrr — приятный

Эпилог

Воевода провел пальцами по нежному горностаевому хвостику на шапке, едва заметно усмехнулся и вошел в богатые палаты, где его ждал Гореслав, дед несостоявшегося жениха. Тот самый, с кого род Жирных богатеть начал.

— Красимир! Что за хитрость ты удумал на сей раз? Почему не пускаешь моих людей на волю? Что с Хотевитом?

Гореслав, несмотря на многие лета, был крепок, строен, здоровьем не обижен, сохранил половину зубов и пока не собирался отходить от дел. Но сейчас он позабыл и о своем возрасте, и о неизменной величавости, кричал и размахивал руками, того и гляди схватит воеводу за грудки и начнет трясти. Если Красимир позволит.

— Угомонись, старик.

— Знал я, знал. Нельзя звать тебя в Велигород! Весь ваш род такой! Только и можете подличать да смуту наводить. Что брат твой Здебор, что ты! Каков был уговор? Каков уговор? Девку ту убрать подальше! А ты что вычудил? Почему от нас люди уходят? Уже три корабля пустыми стоят! Ты же мне клялся! Кровь свою в землю пролил!

— А что я? Как и уговаривались, порочили лишь девку, сына твоего завороженным назвали. Видать, дурная слава ненароком и на твой род перекинулась. Не могу же я каждый язык узлом завязать и каждый рот заткнуть?

— Так с внуком что? Я знаю, что ты нашел в лесу троих. Что там было? Жив ли Хотевит?

Красимир снова потянулся к меху, но одернул себя. Он и сам не понимал, что было в лесу. Его гридни обыскали там все кусты, осмотрели всех мертвецов, самые лучшие охотники прошлись по следам, но получалось странно. Будто среди тех мрежников была вылюдь или даже две, и что она порвала половину людей Жирных, а вторая половина полегла сама невесть от чего. На телах ни раны, ни следов отравы. Если вылюдь пришла со стороны, то почему мрежники вернулись? Да не просто вернулись, а еще и переночевали, обобрали живичей до нитки, а над одним телом поглумились изрядно и лишь потом ушли. А если вылюдь была с ними, то как они ее удержать смогли? Вылюдь — это ведь не тварь, что может быть и не столь сильной, вылюдь — это бывший человек, который, собрав два истока, не прошел ритуал, а значит, у нее не меньше сил, чем у него, у воеводы! Как такую удержишь?

Что особенно злило воеводу: там не было ни одного мертвого мрежника!

Жирные собрали всех своих воинов, даже несколько родовичей отдали, да и Красимир послал десяток дружинников. И вся эта дружина не смогла никого убить? Нет, наверняка, кого-то да убили, только хитрые мрежники забрали своих мертвецов с собой. Может, чтобы достойно похоронить?

Они забрали с собой и Дагну, что было на руку воеводе. Если бы задумка Жирных удалась, и их люди приволокли бы девку в Велигород, то отходчивые горожане бы спалили колдунью, а потом простили бы Жирным их оплошность. Теперь же никто не простит купцов, ведь именно они привели мрежницу в город и навлекли гнев Ведявы. Отныне можно все неудачи, хвори и засухи воскладывать на шею Жирных и смотреть, как горделивые купцы склоняются под их весом все ниже и ниже.

— Жив твой Хотевит. Кажись, и впрямь одурманила его девка, раз он даже из дома сбежал.

— Красимир, заклинаю тебя именем Масторавы, пошли людей вслед за ними, верни мне внука! С девкой делай что хошь! Уж и не рад, что согласился тогда хитростью ее прогнать. Надо было взять и свернуть шею!

— Не так-то просто ей шею свернуть. Даже я задумался бы перед тем, как с ней в честном бою сойтись. К тому же, ты сам не захотел убивать, мол, внучок твой обидится. Но я к тебе не за этим пришел.

Гореслав Жирный вскинул глаза на воеводу, прищурился, ожидая недобрых вестей. И воевода не разочаровывал купца.

— Слухи о лесной бойне быстро разойдутся по городу. И скоро каждый велигородец будет знать, что Хотевит сбежал из дому, мрежники все как один либо чудища, либо вылюди, и Дагана ими правит. Боюсь, как бы велигородцы не пошли с топорами и копьями на твой двор!

— И что ты хочешь? Чтобы я, Гореслав Жирный, бросил дом, который строил своими руками, бросил хозяйство и бежал в другое княжество?

— Ну зачем же? Я думаю, лучше бы тебе и твоему роду укрыться за стенами и не высовываться, не напоминать городу, с кого всё началось. А для пущего спокойствия я поставлю здесь дружинников.

— Под стражу берешь? А не надорвешься ли, рабынин сын?