Нужный (СИ) - Агишев Руслан. Страница 42

Женщина в ответ недоуменно вскинула брови. И что в этом такого? — читалось в ее взгляде. Обычная юношеская шалость. Просто развлекаются, как и все в их возрасте. Что в этом может быть такого страшного?

— Мальчики же просто развлекались. Пошутить решили, — собственно, именно эту мысль она и озвучила.

А зря такое сказала. Как раз сейчас, когда внутри князя все полыхало, нужно было помолчать. Глядишь, вскоре бы он и успокоился. Тогда можно было и поговорить спокойно. Сейчас же ее слова лишь все хуже сделали.

— Ты сказала — пошалить решили? Наш сыночек с другими оболтусами просто пошутили? Ничего ведь страшного? — князь в то же мгновение потемнел лицом. И его елейный тон в этот момент никого из присутствующих совсем не обманывал. Настоящая буря должна была вот-вот разразиться. — Ты совсем ничего не понимаешь?

Князь с хрустом рванул галстук со своей шеи и, скомкав его, зашвырнул в угол гостиной.

— Этот великовозрастный дурак чуть нас всех не погубил своей глупостью! — неожиданно громко рявкнул мужчина, заставляя вздрогнуть мать с сыном. — По его наущению девица прилюдно оговорила дворянина, обвинив того в насилии над собой. А еще два точно таких же придурка, которых подговорил наш сынок, полностью подтвердили ее слова. Понимаешь, что получилось⁈ Они лжесвидетельствовали по преступлению первой имперской категории! Первой категории по Имперскому уголовному кодексу!

— Это плохо? — женщина пробормотала то ли утвердительно, то ли вопросительно, чем привела мужчину в еще большую ярость.

— Плохо⁈ Ты совсем перебрала с шампанским? Это преступление первой категории! Знаешь, что могло случиться, если бы тот мальчишка вызвал имперских дознавателей? Да они бы там все разнесли по камешку. Для них такое обвинение, как манна небесная! Хорошо еще директор сумел все это утрясти в самом зародыше. Пусть он и пекся о своем благополучие, но его поблагодарить за это будет не лишним.

Похоже, с последними словами из князя Сабурова вышел «весь пар». Он медленно подошел к глубокому креслу, что стояло в самой глубине гостиной, и буквально рухнул туда.

— Хуже всего то, что наш сынок замарал своими делишками и ту девицу… Она оказалась дочерью министра торговли и благосостояния. И я могу только догадываться, как ты и ее заставил участвовать в своей мерзости, — теперь уже пришел черед княжны нахмуриться. Она поджала губы и сдвинула брови, как всегда делала, когда была чем-то раздосадована. Дело, которое только что ей представлялось невинной юношеской шалостью, выливалось в нечто, совершенно невообразимое. Тут оказались замешаны очень высокие особы, что само по себе было очень опасно. — Если министр Ванников все узнает, то обязательно все доведет до самого государя-императора и потребует его личного разбирательства…

Женщина сразу же как-то подобралась, словно к чему-то нехорошему приготовилась.

— Итак… Елена и ты, — князь Сабуров поднял голову, окидывая презрительным взглядом сына. — Должны знать, что я такое просто не могу оставить без последствий. Ты мог навредить не только нашей семье, но всему роду полностью, — говорил он глухо, тяжело бросая емкие фразы. — Всему роду Скуратовых, понимаешь? Поэтому ровно на два месяца, я отлучаю тебя от рода Скуратовых.

У женщины при этих словах лицо вытянулось. Сын же все еще храбрился, стоя у стены и делая вид несправедливо обиженного. Все еще не понимал, что дело приняло очень и очень серьезный оборот.

— С этого дня ты не имеешь право на все те привилегии, что дает княжеское достоинство: ни деньги, ни титул, ни автомобиль, ни статус, — продолжал князь без тени улыбки на лице. — В доме, так и быть, можешь оставаться. Но за стол будешь садиться с прислугой и есть то, что едят они. Ежедневных выплат лишаешься, автомобиля лишаешься, слуг лишаешься. До гимназии можешь хоть на собаках добираться. И не дай Бог, я узнаю, что кто посмел нарушить мой запрет.

Тут он бросил тяжелый взгляд на супругу, которая сразу же потупила глаза. Явно думала в этот момент, как может помочь родной кровиночке пережить столь жестокое наказание.

— Молите всех святых, чтобы эта история не получила продолжения…

В тот вечер Алексей Скуратов так и лег голодным. Садиться за стол с прислугой, как сказал отец, он не стал. Не смог себя заставить сесть за один стол с теми, кого все эти годы за людей не считал. Это даже подумать противно, что это быдло о нем думать станет. Нет уж, лучше в сухомятку питаться, чем так унижаться.

— Старый дурак… Совсем из ума выжил… своего сына, наследника с чернью равнять вздумал, — скрипел зубами парень, ворочаясь на кровати. Сна ни в одном глазу не было. Как назло, и голод стал одолевать. Молодой организм, словно специально, захотел даже не есть, а самым натуральным образом жрать. — Я — Скуратов, а не какой-то там… Подумаешь, решил над тем наглецом и выскочкой пошутить. И что? Это же пыль под ногами, грязь, к которой ничего не пристает…

Едва подумал о том, против кого он все это и затеял, как кровь ударила в голову. Пережитое только что унижение, вдобавок подогретое голодными спазмами в желудке, оказалось ядреной смесью.

— Сука… Там ты меня доставал, еще и здесь…

Спрыгнув с кровати, он прошмыгнул за дверь. Есть хотелось просто неимоверно. Злость, которую сейчас испытывал, срочно нужно было чем-то заесть, а еще лучше запить. С этой мыслью и направился в столовую, где всегда можно было что-то найти.

— Из-за этого урода… как вор по собственному дому… — сквозь зубы шипел Скуратов, не хуже дикой кошки. — Собственными руками кости переломаю… В глотку забью его чертову ухмылку…

В холодном погребце, куда вел проход их кухни, раздобыл пару ломтей острой буженины, в которую тут же вцепился зубами. Урча от наслаждения, кусал еще теплый хлеб, что достал из хлебницы. Все это запивал густым красным вином, найденным в одном из шкафов.

И по мере насыщения кары для своего врага, что он мысленно смаковал, становились все изощреннее и коварнее. Хотелось не просто причинить ему боль, а заставить его страдать как можно сильнее.

— Не-е, тебя, суку, не только бить нужно… Сначала «сломаю», чтобы самое твое нутро поганое зацепить… Будешь у меня в ногах корчиться, прощения вымаливать, мои ноги целовать… Я у тебя заберу самое… самое…

Вина в бутылке становилось все меньшее, а решимости все большее и больше. Вскоре настал момент, когда все ограничивающее барьеры внутри него оказались смыты алкоголем. Ему остро захотелось действовать, ничего не откладывая на завтра.

— Самое…

В воспаленном алкоголем сознании вертелись десятки самых разных образов, которые могли представлять ценность для парня его лет — пачка красненьких ассигнаций, собственный автомобиль с шофером, дорогая одежда от самого известного портного столицы, швейцарские часы. Только ничего этого у своего врага он и не видел. А как можно лишить того, чего нет⁈

— Что же взять? Отобрать…

Наконец, бутылка показала дно. Алексей в раздражении поставил ее на стол, что получилось неуклюже. В пустой столовой стекло громыхнуло особенно звучно. Правда, он даже ухом не повел.

— А-а…

И тут его осенило. Было же кое-что такое, что его точно заденет.

— Точно! Как же я сразу не подумал… Ха-ха, после такого этот сучонок точно завоет…

Сабуров довольно усмехнулся. В алкогольных парах придумка казалась едва ли не гениальной. Он уже видел, как тот будет перед ним ползать на коленях. А он его ногой отталкивать.

— Только для такого дела подручник нужен…

Ничуть не сомневаясь в правильности своего решения, Алексей резко развернулся и, покачиваясь, пошел в левое крыло здания, где проживала прислуга. Его нужен был Сенька, он же числящийся садовником Семен Вихров. Парень деревенский, простой, как пятиалтынный, но недалекий. Алексей давно уже его приметил и часто использовал для своих надобностей: то из родового погреба старинного вина умыкнуть и в надежном месте спрятать, то его упившегося вдрызг с гуляний тайно привезти, то какого-нибудь невежливого прохожего отмутузить. Сенька, получая за каждое такое дело копеек десять — двадцать, безумно радовался. Леденцы бежал брать из лавки, которые просто до безумия обожал.