Истинный облик Лероя Дарси (СИ) - Петров Марьян. Страница 120

— Нет! Я не смог! У Пая сложная операция, Леру нужны были полное спокойствие и уверенность! — губы Нери дрогнули. — Я и Майлз приехали сразу, как только тебя положили на операционный стол. Лу с ума сходил, что мы его не взяли. Ты очень… везучий человек, Святослав. Бог тебя любит и хранит!

Фабио вымученно закрыл лицо ладонью. Его свободную руку безвольно висящую вдоль тела, Макеев взял и поднёс к губам:

— Спасибо, за все твои беспокойства, Лапонька! Ты всё время сидел около меня?!

— Не стоит благодарить, — тихо, почти неслышно шепчет Нери, отбирая руку, но русский бес держит крепко.

— Ты красив до одури, Лапочка, а я испортил вам с Лером жизнь. Я думал, что когда… что если… меня не будет, вы с Лерком… сможете… быть…

— Замолчи, безумец! Никогда! Никогда и не думай оставить Лера! — Фаби колотит озноб. — Нет!

— Иди ко мне! — Свят обнимает здоровой рукой дрожащие плечи прекрасного беты. — Теперь я до конца осознал, почему… Лер не может тебя забыть, Лапонька!

— Ты чудом выжил! Левая рука висела на мышцах, травма нижней части позвоночника, сильнейшее сотрясение мозга. Ты… закрыл Илью от ударной волны…

— Да… взрыв был мощный! — от воспоминаний Свят морщится. — Слава Богу, Лер не знает!

— ЛЕР ЗНАЕТ! — я вхожу в палату, бросаю холодный ровный взгляд на Нери. Тот выпрямляется, понимая, что в моих глазах недоговор — это маленькое предательство. — И… ваше счастье, блядь, что этот дурак жив и…

— Лу!

— Не Лу! Я вытряс правду из Ильи. Он позвонил Заечке, — я сел на край постели. Я вымучен. Без сил. Я не спал двое суток. Но я… счастлив, что эти двое интриганов смотрят на меня виноватыми глазами и… держатся за руки.

— Как… дети? — глуховато и осторожно реанимирует меня Нери.

— Норм. Маленький омежка слабоват, а Данька с Адамом уже отъедают Паю соски. Мирро летает, как на крыльях.

— А ты…?

— Ну, посмотри! — я со смехом развожу руками. — Морда лица помятая, мешки под глазами, и дико хочу спать. Фаби, тебе бы тоже отдохнуть не мешало!

— Лер, если ты тут, я, пожалуй… — бета судорожно вдыхает и выбегает из палаты. Я торможу, провожая его взглядом.

— Лерк, сходи к нему. Поговорите. Этот великодушный дурачок совсем забыл про себя… про своё сердце! — Свят смеживает тяжёлые веки, заходит врач с Ламертом. Нери позвал! Я здороваюсь, извиняюсь и выхожу…

Фабио я нашёл у пищевых автоматов. Он выбирал напиток, когда я обнял его сзади.

— Господи, за что я на тебя свалился, малыш?! Зачем… меня любишь?! Зачем… бережёшь?! Я мучаю тебя… Я так тебя…

— Лерк, тихо! — он оборачивается, и его нежные губы сливаются с моими. — Сколько надо… столько и буду любить и беречь! Слышишь?! Даже если все осудят и…

— Кто… смеет тебя осудить?! — глухо рычу я, крепко обнимая стройное, льнущее ко мне тело. — Пусть винят только меня. Я всего лишь чёртов лицемер, двуличная Химера!

Бета гладит меня по колючей щеке, целует в ямочку между ключиц.

— Если я знаю, что одним воздухом со мной дышит Лер Дарси… и живёт, и любит… я счастлив! — глаза Фабио сияют. — Назови меня безумцем без тени самоуважения, пусть! Я согласен им быть, но под одним небом с тобой.

— Глупый… мой! — поцелуй жаден до дрожи, но укол в сердце останавливает нарастающее безумие в крови и чреслах.

— Иди к Святу, Лерк! Этот дурак собирался… тебя покинуть… представляешь? — шепчет прекрасный бета и отстраняется. Я вдыхаю его аромат. Сколько ещё я буду мучить этого человека?! Почему всё так?!

Майлз кладёт руку Нери на плечо:

— Ваша светлость, Фаби! Нам пора!

— Конечно, друг мой! Я готов! Моё пальто… У тебя? Тогда всё! — Нери беспомощно оглядывается на меня.

— Ариведерчи, Лер.

— До встречи, малыш…

Майлз опускает глаза: для него эта связь между нами тремя за пределами понимания. Как, впрочем, для всех. Смогу ли я когда-нибудь отпустить Фабио Нери? Сможет ли мой янтарноглазый бета забыть свою страсть? Не об этом я хотел думать сейчас. Сейчас я шёл к мужу, которого чуть не потерял.

Синие глаза с усталыми бесенятами навстречу моим искусанным губам и прямому взгляду.

— Привет, альфа! Не надоело испытывать судьбу, а? Прекращай, а?

— Я люблю тебя, альфа…

====== Глава 58. Прошло время... ======

Фаби устало провёл ладонью по лицу: перелёт из Токио дался тяжело. И вообще, лучше бы поехал Луиджи! С его кавайностью осторожный вежливый восточный народ поддался бы раза в два быстрее. На Нери смотрели с благоговейным почтением, как на священную фарфоровую куклу, и премьер Хотару Ясо даже отметил, что красота Фабио подобна изысканному цветку. Тридцатидевятилетний сокнязь Андорры лишь кротко улыбнулся и чуть склонил голову. Ясо ухаживал за ним на протяжении всего визита, брал за руки, интимно поглаживая пальцы и запястья, тёмные раскосые глаза альфы призывно блестели. Фабио ловко использовал эту страсть, но мудро держал дистанцию. Японец после обеда позволил себе отчаянно-нетрезвую вольность: прижал бету к стене и жадно поцеловал в шею.

— Что мне сделать, чтобы ты стал моим, Ханни? — хрипло шептал мужчина, но Нери холодно отстранился, глядя из-под полуопущенных ресниц.

— Не надо, Хотару, я — лишь собственная тень, которая принадлежит одному единственному человеку на земле.

— Любишь… какого-то так сильно?! — Ясо ласкал изгиб шеи и плеча, гладил спину и поясницу.

Дрожь стройного гибкого тела подкупает альфу, он торжествует, но тут же понимает: насколько изящна игра итальянца, и жёстко затянут ошейник. Фаби садится на диван, чуть откидываясь назад, мужчина на коленях у его ног теряет лицо второго человека страны. Ясо никогда так не увлекался, сдержанный как все японцы в проявлении чувств, потомок гордого самурая просто утонул в янтарном золоте печальных глаз. Нери тоже тонул: альфа был нежный, ухоженный, с прекрасной смуглой кожей и сильным телом. Он мог бы стать заботливым любовником и верным другом на политическом поприще, но… Всякий раз, когда выбранный мужчина нависал над ним, как тут же появлялись серые глаза с жестокой складочкой меж бровей, сильный упрямый рот, властно хватающий его губы, и… к горлу подкатывал ком.

Вот и сейчас, полураздетый, изнеженный осторожной лаской Ясо, Фаби резко сел:

— Нет, Хотару, вы достойны большего, чем моя холодная покорность. Простите меня!

— О, нет, Ханни! Не останавливай меня! — в тёмном омуте глаз мольба, а руки сжимают сильнее. — Я сделаю, что прикажешь, мой прекрасный бета!

— Я не могу, — шепчет Нери и закрывает глаза. — Вы… меня возненавидите и… будете правы.

…Полгода назад во время очередного делового визита в Париж, Фабио ужинал в своём номере и включил висевшую на стене плазму. Как нарочно попал на канал демонстрировавший показ мод. И по подиуму шёл Я. Словно, не было этих шестнадцати лет, и я остановил время. Задыхаясь в приступе неудержимой мастурбации и острой жалости к себе, Фаби позвонил мне.

— Ты… сейчас в Париже, Лер? — жар охватывал низ живота и полз вверх к горлу, к дрожащим губам.

— Да, малыш. Ты где? Ты плачешь?!

— Я в отеле «Ля флёр». Мадонна, приезжай ко мне, Лер!

Я через сорок минут уже вжимал Нери в себя, сдирая с его плеч халат и тут же в коридоре гостиничного номера, рыча, брал его, гася безудержный огонь обоих… Потом я отнёс бету в постель, где безумство продолжалось ещё часа три. Тоска захлёстывала Фабио раз в три месяца. А самое тяжёлое для меня было уходить из постели Нери и возвращаться к Святу, который уже всё знал. Я ждал от него осуждающих взглядов и молчания, но всякий раз, муж влипал в меня клеем и начинал неистово трахать, сдирая с меня другой запах и острое чувство вины. Потом Свят долго лежал и смотрел на меня, в надежде, что измотанный наказанием я вырубился и крепко уснул. Спал бы Лерк под таким взглядом… Я лежал с закрытыми глазами и саднящим задним проходом, но сердце… болело больше… а потом постепенно успокаивалось. И мы засыпали… неизменно…

Надо ли говорить, что пятнадцать лет назад Нери дал Луиджи Сесилиа развод, и венценосный омега официально оформил отношения с Майлзом, нынешним военным министром Андорры. Через год у них родился сын, прелестный омежка-мулат, взявший больше от Брука, чем от папы Лу. Шестилетний Дарий воспринимал ситуацию в штыки. Он бузил и совершенно не слушался Майлза, но когда к воспитанию упрямого отпрыска привлекался я, ситуация резко менялась. Мальчик смолкал, бледнел и краснел, опуская голову, и я ощущал его подавленную непонятную покорность и ярость.