Капитуляция - Кренц Джейн Энн. Страница 23

— Дело в том, милорд, что, откровенно говоря, я просто не могу представить, чтобы вы удовлетворились парой поцелуев украдкой в ночном саду, но смею вас заверить: сверх этого вы никогда ничего от меня не получите. Вот так. Теперь я ясно все объяснила?

— Вполне.

Виктория готовилась отразить его возражения, но Лукас с вежливым равнодушием склонился над редкой разновидностью кактуса, и, как он и рассчитывал, Виктория быстро утратила самообладание. Эта леди отважилась заплыть слишком далеко, но она еще сама не понимала этого.

— Вы не станете заговаривать со мной о браке? — повторила она.

— Не стану. — Он коснулся шипов другого причудливого кактуса и убедился, что они столь же остры. — Однако я обязан предупредить вас, что обещание не заговаривать о браке не означает, что я не приложу всех сил, дабы залучить вас в свои объятия. Вы совершенно правы, Виктория, я не хотел бы ограничиваться несколькими случайными поцелуями.

— Вы слишком дерзки, милорд!

— Какой смысл скрывать правду? Вы должны знать, что я хотел бы получить в уплату за наши совместные приключения.

— Цена слишком высока. Я никогда не соглашусь на нее, — заявила она.

— Я сказал — это награда, которую я хотел бы получить, но не говорил, что потребую ее. — Он поглядел на нее, радуясь той буре желания и любопытства, которая полыхала в ее глазах. — Не надо бояться меня, Виктория. Даю вам слово чести, что не стану принуждать вас к капитуляции.

— Прошу вас, никогда больше не произносите этого слова, — выдохнула она.

Лукас пожал плечами:

— Капитуляция? Ради бога. Вы можете сами подобрать слова для моих намерений, но вы не должны обманываться относительно самих намерений.

— Ваши намерения никак нельзя назвать благородными, — осуждающе произнесла она, поджимая губы.

— Как же быть? Вы не оставили мне выбора. Вы запретили мне делать вам предложение.

— По-моему, вы с готовностью приняли мои условия, — колко заметила она, задумчиво перебирая пальцами лист, свисавший ей на плечо. — Мне даже показалось, милорд, что вы не так уж и заинтересованы в браке.

— Не все мужчины стремятся связать себя брачными узами. Чего ради человек в здравом уме откажется от своей свободы, если он может завладеть желанной женщиной, не давая ей свое имя? — холодно возразил он.

— При условии, что он и вправду сможет завладеть ею.

Лукас усмехнулся:

— Такое случается довольно часто. Полагаю, вы уже достаточно взрослая и не раз слышали о подобных вещах, Виктория.

— Да, несомненно. — Она вздохнула, и в голосе ее почему-то прозвучало разочарование. — Не поймите меня превратно, но мне известно, что большинство мужчин женятся вовсе не ради любви. Они вступают в брак по необходимости: например, чтобы обеспечить себе наследника, чтобы завладеть чужим состоянием, или же пытаются получить и то и другое одновременно.

— Я всегда считал любовь слишком туманной и совершенно недостаточной причиной для того, чтобы предпринимать серьезные шаги.

Виктория разглядывала его сквозь опущенные ресницы:

— Ваши слова звучат цинично, милорд, но надеюсь, они вполне уместны в устах человека, который стремится всего-навсего к незаконной, скандальной связи.

Лукас печально покачал головой:

— Боюсь, вы сами себе противоречите, Виктория. Вы запретили мне делать вам добропорядочное предложение и тут же, не переводя дыхания, упрекаете меня в цинизме потому, что я мечтаю хотя бы о связи с вами.

Виктория пробормотала весьма неуместное для леди ругательство.

— Вы правы, — уступила она, — если бы у меня не было приданого, все было бы гораздо проще. Аннабелла говорила мне, что я слишком придирчива, даже подозрительна.

Лукас ласково улыбнулся, сочувствуя ее горю:

— Пуганая ворона куста боится?

— Похоже, что так, — согласилась Виктория.

— Вы всегда все проверяете, что ж, неплохой метод.

— До сих пор этот метод меня не подводил, — заметила Виктория.

— И вы надеетесь благополучно остаться старой девой?

— Черт побери! Вы забываетесь! — Ее губы изогнулись в забавной усмешке. — А вообще-то вы правы. Я старая дева, чему очень рада. Более того, я рассчитываю навсегда ею остаться.

Лукас оторвал взгляд от экзотических кактусов, заинтересовавшись роскошным золотисто-желтым цветком, названия которого он не знал. Словно тонкая золотая корона на высоком зеленом стебле, с пылающей пурпурной сердцевиной… Лукас направился к нему, привлеченный золотистым оттенком, удивительно напоминавшим ему цвет глаз Виктории. Осторожно придерживая рукой царственный цветок, он внимательно разглядывал его странные лепестки.

— После того, что произошло между нами в саду ночью, вы не можете утверждать, что собираетесь прожить всю жизнь, не открыв для себя глубины своих собственных страстей. Вы слишком похожи на этот цветок, Виктория: вы прекрасны, вы сладостны, и все в вас обещает страстную любовь.

Она усмехнулась:

— Право, милорд, не стоит так увлекаться цветами и цветистыми метафорами. Насколько мне известно, ваш опыт — опыт военного, но не писателя.

— Иногда человек, сталкиваясь со смертью, узнает о жизни такое, чего не вычитаешь из всей античной поэзии. Даже если вам удастся до конца жизни скрыть от себя свою страсть, я сомневаюсь, что вы сумеете совладать со своим любопытством.

— Любопытством! Неужели вы рассчитываете, что любопытство доведет меня до незаконной связи? Более чем оригинально.

— Зато очень понятно. Если женщина способна восхищаться жуками и кактусами, она, несомненно, должна интересоваться своим собственным оргазмом. — Он склонил голову в галантном поклоне. — Я готов помочь вам в этом научном эксперименте, мисс Хантингтон. И уверен, вы не устоите.

Виктория с яростью воззрилась на него, но через несколько секунд гнев сменился весельем. Через минуту она уже хохотала так, что вынуждена была схватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.

Лукас наблюдал за ней, все еще держа в ладони золотисто-желтый цветок. Он бьи восхищен ее искренним весельем: она не хихикала в той противной манере, какую усваивают большинство девиц, воображая, что в их смехе слышатся журчание ручейка и перезвон колокольчиков. Смех Виктории был полон тепла и жизни. Больше всего ему хотелось заключить ее в свои объятия и целовать до тех пор, пока смех не сменится стоном желания, того желания, что он сумел пробудить в ней накануне.