Исчезновение - Стрит Джей. Страница 12
Он почти заговорил, но… Что-то удержало его.
Пит прервал затянувшееся молчание:
— Ты знаешь, что тебя ждет, Стюарт? Ты знаешь, как поступают с убийцами в нашем штате?
Лицо Стюарта побелело.
Я стал там, где он не мог видеть меня, посмотрел на Пита и предупреждающе покачал головой.
— Мистер Стюарт, — мягко сказал я. — Нет никакой опасности, что вы попадете на электрический стул. Это совершенно ясно. У вас есть определенные психические отклонения, и судебные власти штата обязаны признать вас больным. Самое худшее, что может произойти, — вы проведете несколько лет в лечебном заведении.
Мы дали Стюарту целую минуту на размышление, но он упрямо помотал головой:
— Нет. Я отказываюсь что-либо говорить.
Пит подошел и, схватив Стюарта за рубашку, с силой влепил ему затрещину. Он только так и мог работать.
— Ну, Пит, — пожурил я его. — Ты же знаешь, что нам нельзя позволять себе ничего подобного.
Пит вытер ладонь.
— Почему бы тебе не спуститься вниз и не выпить чашечку кофе, Фред? Вернешься через пятнадцать минут.
Я покачал головой:
— Нет, Пит, — и посмотрел на Стюарта: — Ваш альбом производит впечатление. По-видимому, бомбы были излюбленным объектом ваших исследований.
Пит усмехнулся:
— Но альбомчик не полон, Стюарт. Не хватает твоей карточки.
— Я по-настоящему восхищаюсь вами, мистер Стюарт, — сказал д.
— Вы сумели не попасться в течение стольких лет!
Мне показалось, что на миг его глаза самодовольно вспыхнули.
— Вы будете удивлены, узнав, сколь много мы уже имеем признаний. Как раз сейчас внизу сидят три человека, которые буквально требуют, чтобы их фотографии поместили в газетах. Они хотят взять на себя этот взрыв и все предшествующие.
По всей вероятности, причиной того, что он покраснел, было его возмущение.
— Вот так, мистер Стюарт, — подытожил я. — И еще. Я ведь не всегда буду здесь находиться. И тогда Пит зайдет пообщаться с вами, а он добивается того, что ему нужно, не совсем нежными способами. И я ничем не смогу помочь, пока вы не сделаете мне заявление.
Я прикурил сигарету и дал Стюарту время подумать.
Я видел, как его мысли находили отражение на лице, как он переваривал сообщение о том, что кто-то другой хочет урвать его славу, как он обмозговывал перспективу остаться наедине с Питом.
Стюарт потер руками о брюки и уставился в пол. Наконец он вздохнул:
— Хорошо. Я все вам расскажу.
Пит жестко улыбнулся:
— Я особо хотел бы услышать о последней бомбе.
Стюарт вспылил:
— Я не произнесу ни слова в вашем присутствии. Я буду разговаривать только с ним.
Он указал в мою сторону.
Пит посмотрел на меня и передернул плечами. Он вышел и прислал стенографистку.
…Когда Стюарт кончил рассказывать о тринадцатом взрыве, я закурил новую сигарету.
— Касаясь последней, четырнадцатой бомбы. Что заставило вас использовать три шашки вместо одной? Явилось ли это следствием того, что вы не были удовлетворены действенностью других бомб?
Он хитро глянул на меня:
— Да. Именно поэтому.
Я пустил дым через нос.
— На этот раз вы не использовали устройство замедленного действия. Вы отладили механизм так, чтобы коробка взорвалась, когда ее поднимут. Я полагаю, вы вряд ли сможете объяснить это?
Он ненадолго сдвинул брови:
— Я решил, что это даст больший эффект.
…Когда стенографистка вернулась с отпечатанной расшифровкой, Стюарт внимательно прочел текст и подписал все копии.
После этого мы снова остались вдвоем.
Я подошел к окну, распахнул его и, высунувшись наружу, вдохнул свежий воздух раннего вечера.
Стюарт стал рядом со мной.
— Допустим, я скажу, что солгал, когда делал признание. Я могу так сказать?
— Да. Думаю, что можете.
— Убиты двое полицейских, — с удовольствием рассуждал он. — Моя фотография появится на первых полосах всех газет страны.
Я согласно кивнул.
Нотка лукавства обозначилась на его лице.
— Если я буду отрицать этот последний взрыв? Допустим, я сознаюсь во всех остальных, но откажусь от этого? Моя фотография все равно попадет в газеты?
Я ткнул пальцем вниз:
— Чтоб мне провалиться! Вы когда-нибудь видели подобное?
Он перегнулся через карниз и прищурился.
Дальнейшее не заняло у меня и секунды.
Стюарт кричал до самой земли…
Пит присел на высокий стул у стойки бара и заказал чашку кофе.
— Каждый день чему-нибудь учишься. Я мог бы поклясться, что Стюарт не такой человек, чтобы выпрыгнуть из окна.
Я пожал плечами:
— Давай не будем плакаться. Мы получили признание, и этого достаточно. Он сэкономил штату деньги.
Бармен принес кофе. Пит продолжил:
— Знаешь, Фред, все то время, что я обрабатывал Стюарта, у меня были другие соображения насчет последнего взрыва. Они остались при мне, и я еще разберусь в этом деле — просто, чтобы удовлетворить свое любопытство.
— Напрасная трата времени, Пит.
— Это мое время, Фред. Я не выставлю счет управлению. — Он налил в кофе сливки. — Я не говорю, что Стюарт был невиновен. Слишком многое свидетельствует против него. Но я чувствую, что он не был повинен во всех грехах.
Пит подавил зевок и взглянул на стенные часы.
— Ничего бы не хотел больше, чем оказаться сейчас в своей маленькой старой квартирке, снять обувь и прилечь, да, я обещал своим ребятам, что забегу к ним на пару часиков.
Он допил кофе.
— Но уж будьте уверены: к десяти я премиленько устроюсь в постели.
Было девять часов вечера, когда я добрался до дома Айлин.
Ее переполняло нетерпение:
— Ну, как это прошло?
— Мы добились признания, — сказал я. — По всем четырнадцати взрывам.
Айлин расплылась в улыбке:
— Ты, наверное, был более чем убедителен.
Я кинул шляпу на кушетку.
— Стюарт выпрыгнул из окна немного погодя после того, как он подписал признание. Я был единственным, кто это видел.
Она обрадовалась, но через мгновение нахмурилась:
— Возможно, не все еще кончено. Есть Пит. Я не думаю, что он удовольствуется достигнутым. Он любит совать нос в чужие дела. Один из тех, кому нужны точные ответы.
Я обнял ее.
— Не тревожься, радость моя.
Она посмотрела мне в глаза:
— А?..
— Я приготовил еще один пакет. И в отсутствие Пита проник в его квартиру. Первый же телефонный звонок — и его разнесет в клочья.
В одиннадцать вечера я набрал номер Пита.
Просто, чтобы проверить.
Эван ХАНТЕР
Когда кому-то смешно…
Он ненавидел директора.
Вчера он понял это. А сегодня утром, когда он вошел в универмаг с «люгером» за поясом брюк, его ненависть к директору разрослась настолько, что подавила все остальные чувства. Он был уверен, что директор знал об этом. И именно это знание, смодовольное насмешливое знание, с привкусом снисходительности, питало его ненависть, лелеяло ее, заставляло ее подниматься, как какую-то темную дрожжевую массу, пузырящуюся, клокочущую и убегающую через край.
«Люгер», прижатый к животу, передавал свое металлическое спокойствие.
Пистолет ему подарил в добрые старые дни, в Вене, поклонник. В добрые старые дни было много поклонников и много подарков. Он помнил эти дни. Они иногда возвращались к нему с приступами жестокой и сладкой ностальгии, накатывавшейся на него валами болезненных воспоминаний. Он помнил огни рампы, аплодисменты и…
— Доброе утро, Ник.
Голос, ненавистный голос…
Он резко остановился.
— Доброе утро, мистер Эткинс.
Эткинс улыбался. Улыбка на его продолговатом лице воспринималась узкой кривой линией, да, узкой бескровной линией, прятавшейся под смехотворно жидкой бородкой на раздваивающейся оконечности этого кувшинного рыла. Волосы у директора были черными и искусно причесанными для сокрытия расширяющейся плеши. Одет он был в серый костюм в тонкую полоску. Соответственно карикатурным изображениям всех заведующих магазинами, в петлице торчала гвоздичка. Он продолжал улыбаться. Улыбка приводила в бешенство.