Антитела - Андерсон Кевин Джей. Страница 11

Хагарт взял пробу крови, после чего предпринял тщательный осмотр, надеясь выявить признаки болезни или иной причины жара, от которого тело пса полыхало, словно раскаленная печь. То, что он обнаружил, лишь еще более изумило врача.

Казалось, обширные повреждения, полученные черным псом, быстро заживают, а раны затягиваются. Хагарт приподнял повязку, наложенную на глубокий порез на ребре животного, и, хотя оттуда все еще сочилась кровь, самой раны словно не бывало. Только мокрый, спутанный мех. Хагарт решил, что это плод воображения, подстегнутого искренним желанием спасти бедолагу от смерти.

Но спасти его было невозможно. Хагарт понимал это умом, хотя в душе по-прежнему теплилась надежда.

Пес вздрогнул и тихонько заскулил. Хагарт приподнял мозолистым большим пальцем его зажмуренное веко и увидел закатившийся глаз, подернутый молочной пленкой, похожий на недоваренное яйцо. Лабрадор находился в глубокой коме и едва дышал. Все, конец.

Температура поднялась до 107 градусов. Такой сильный жар смертелен сам по себе, даже если бы не эти страшные раны.

Из черного мокрого носа тонкой струйкой вытекала кровь. Увидев эту крохотную царапину и красную ниточку, пробегавшую по черному меху и нежным ноздрям животного, Хагарт решил избавить пса. от страданий. Животное и без того изрядно намучилось.

Несколько секунд Хагарт стоял над телом пациента, опустив глаза, потом побрел к шкафчику с лекарствами, отомкнул замок и вынул оттуда большой шприц и бутыль концентрированного спиртового раствора пентабарбитала натрия. Пес весил шестьдесят — восемьдесят фунтов, а рекомендуемая доза составляла один кубический сантиметр на каждые десять фунтов плюс небольшая добавка. Хагарт набрал в шприц десять кубиков — этого было более чем достаточно.

Если хозяева пса когда-нибудь отыщут своего питомца, они найдут в его карточке запись «Ус.», сокращенное «усыплен», что, в свою очередь, означает «умерщвлен»… иными словами, «избавлен от страдании», как предпочитают говорить ветеринары.

Приняв решение, Хагарт более не медлил. Он наклонился над псом, воткнул шприц чуть ниже шеи и осторожно, но энергично ввел смертельную дозу. После страшных увечий, выпавших на долю черного Лабрадора, его кожа даже не дрогнула от укола иглы.

Сквозь открытую дверь в дом проникала холодная сырость, но тело пса по-прежнему оставалось лихорадочно-горячим.

Вынимая опустевший шприц, Хагарт глубоко вздохнул и сказал:

— Прощай, малыш. Доброй тебе охоты… в местах, где не приходится оглядываться на автомобили.

Пентабарбитал должен был подействовать в ближайшие минуты, прекратив дыхание Лабрадора и постепенно остановив биение его сердца. Необратимо, но милосердно.

Впрыснув псу отраву, Хагарт вернулся в лабораторию, находившуюся в примыкающей комнате, унося с собой пробу крови. Чрезмерная температура тела собаки озадачивала его. Хагарт столкнулся с такими симптомами впервые. Сбитые машиной животные зачастую впадают в шоковое состояние, но такого сильного жара у них, как правило, не бывает.

В дальней комнате дома царил отработанный десятилетиями порядок, хотя постороннему наблюдателю он мог бы показаться сущим бедламом. Пожилой ветеринар включил лампы, освещавшие покрытые пластиком столы лабораторного отсека, и нанес на предметное стекло мазок крови. Первым делом следовало сосчитать белые тельца в крови Лабрадора, чтобы определить, не заражен ли его организм инфекцией или паразитами.

Перед тем как попасть под машину, пес, вероятно, был серьезно болен, а может, даже умирал. Этим и объясняется тот факт, что он замешкался на дороге, не обратив внимания на мчащийся навстречу автомобиль. Должно быть, сильный жар причинял животному невыносимые мучения. И если пес страдал каким-либо недугом, Хагарт должен внести эти сведения в карточку.

Из соседних помещений, операционной и палаты для выздоравливающих, послышались лай и скулеж собак. Завыла кошка, задребезжали клетки.

Старый ветеринар не обращал на шум ни малейшего внимания. Собаки и кошки нередко впадали в бешенство без особых причин, и за долгие годы врачебной практики Хагарт привык к истерикам пациентов. Наоборот, можно было лишь удивиться тому, как спокойно вели себя животные в непривычной обстановке, когда их помещали на ночь в соседние клетки.

Мысли доктора всецело занимав черный Лабрадор. К этому времени пентабарбшал уже должен был сделать свое дело.

Тени, отбрасываемые оборудованием, мешали Хагарту, отвлекали внимание, и он включил яркий светильник — флюоресцентную лампу, подвешенную над шкафами, потом зажег маленькую лампочку в подставке микроскопа. Протерев глаза, он заглянул в окуляр, рассматривая кровяной мазок и поворачивая ручку настройки резкости.

Пес уже должен был погружаться в вечный сон, но его кровь до сих пор продолжала жить.

Помимо обычных красных и белых кровяных телец, Хагарт увидел в крови маленькие крупинки, крохотные серебристые зернышки… словно блестящие кристаллики, движущиеся по собственной воле. Возможно, это какая-то обширная инфекция, но Хагарту до сих пор не доводилось видеть подобных микроорганизмов. Странные крупинки были размером с кровяные клетки и перемещались с головокружительной скоростью.

— Невероятно, — пробормотал Хагарт, и его голос гулко отозвался в замкнутом пространстве лаборатории. Он нередко разговаривал с животными или сам с собой, но собственный голос никогда не беспокоил его.

А теперь Хагарт испугался одиночества; ему хотелось, чтобы рядом оказался кто-нибудь, способный разделить его изумление.

С какой инфекцией, с каким заболеванием можно было сравнить картину, представившуюся его взгляду? За долгие годы ветеринарной практики Хагарт, как ему казалось, сталкивался со всеми мыслимыми недугами. Но до сих пор не видывал ничего, хотя бы отдаленно напоминающего этот случай.

Хагарт лишь надеялся, что болезнь не заразна.

Он долгие десятилетия жил и работал в этом не раз перестроенном здании, но теперь даже собственный дом казался ему чужим, зловещим. Если черный пес оказался жертвой неведомой инфекции, Хагарт должен сообщить о ней в Центр учета и регистрации заболеваний.

Он прекрасно знал, что следует делать, столкнувшись с бешенством или иной болезнью из тех, которыми обычно страдают домашние животные, но эти микроскопические крупинки поставили его в тупик.

Животные, запертые в клетках в операционной, залаяли и завыли еще громче. Старый ветеринар полубессознательно отметил это обстоятельство, но шум, производимый пациентами, не мог оторвать его от созерцания загадочной картины, которую он наблюдал в микроскоп.

Хагарт протер глаза и еще раз настроил аппарат, сбив резкость и вновь сфокусировав линзы. Блестящие крупинки никуда не делись, они по-прежнему сновали между шевелящимися клетками. Доктор почувствовал сухость в горле и судорожно сглотнул. Что прикажете делать?

Внезапно Хагарт осознал, что мяуканье и лай в операционной превратились в безумную какофонию, напоминавшую переполох в курятнике при виде проникшей туда лисы. Он быстро повернулся, ударился о металлический табурет, отшвырнул его в сторону и запрыгал на одной ноге, чувствуя, как ушибленное бедро пронизывает боль Вбежав в конце концов в операционную, он первым делом посмотрел на животных, которые прижимались к прутьям своих клеток, держась как можно дальше от центра комнаты.

На черного Лабрадора Хагарт даже не взглянул — ведь пес к этому времени должен был умереть — и лишь несколько мгновений спустя услышал скрежет когтей, царапающих полированную сталь.

Пес поднялся на ноги, встряхнулся и спрыгнул со стола, оставив на чистой поверхности лужу крови. Раны, порезы и переломы исчезли без следа. Лабрадор нетерпеливо подрагивал и, судя по его внешнему виду, был совершенно здоров.

Хагарт стоял, утратив дар речи, не в силах поверить тому, что животное, только что издыхавшее от страшных увечий и смертельной дозы яда, не просто пришло в себя, но вдобавок самостоятельно спрыгнуло на пол. Это явление казалось столь же невероятным, как кишащие в его крови чужеродные частицы.