Толпа - Эдвардс Эмили. Страница 27

— Да, дорогая, в вакцинах содержатся токсичные металлы. Ты когда-нибудь задумывалась, почему сейчас так много детей с поведенческими проблемами, тревожностью, аллергией, депрессией? Жизнь ведь должна стать лучше, чем когда-либо, так почему же мы такие больные и несчастные?

Женщина задает вопросы, на которые у меня нет ответов. Я чувствую то же самое, просто не знаю, как это выразить. Мы с Гаретом много работаем, чтобы обеспечить наших детей всем необходимым: хороший дом, новые компьютеры, каждый год каникулы в Испании. Мы натужно улыбались и спрашивали: «Вы счастливы?» — когда они на Рождество разворачивали свои айфоны. Но Бетани все равно пришлось ходить к психологу, когда она начала постоянно плакать, а Фредди прописали лекарства от СДВГ [8].

— Что мы делаем не так? — спрашивал Гарет, когда вернулся после двенадцатичасовой смены, весь серый от усталости.

Женщина продолжает говорить:

— Пять фармацевтических компаний буквально управляют миром. Почему? Потому что они зарабатывают миллиарды на вакцинах, от которых мы болеем, и это, естественно, приносит им еще больше денег, и так по кругу.

Помолчав, она продолжает:

— Я не одна такая. Я лично знаю больше сотни семей, переживших нечто подобное. История всегда одна и та же: ребенку сделали прививку, и он изменился. Аутизм, нарушения моторики, поведенческие проблемы, трудности с дыханием, все что угодно. Разве логично, что мужчина весом девяносто килограммов получает такую же дозу вакцины, что и девятикилограммовая годовалая малышка? Конечно, нет. Токсины перегружают ее обмен веществ, она не может избавиться от них, как это может сделать девяностокилограммовый мужчина. Но производить другие, более безопасные вакцины не прибыльно, так что огромные компании на это не пойдут. Кроме того, ребенку не просто делают несколько прививок. К пяти годам — уже к пяти! — он привит тридцатью пятью разными вакцинами. Это чертова куча токсинов.

Она внезапно останавливается.

— Господи, прости! Извини, милочка, опять я за свое! Вот я разошлась…

Она разошлась, но я не возражаю. Я хочу ее выслушать. Мне нужно ее выслушать. Жаль, со мной нет Гарета.

Мне кажется, что эта женщина словно настраивает мою жизнь, и вместо белого шума печали и неразберихи я слышу четкий сигнал. А ведь и правда: разве перепады настроения у Фредди не усугубляются каждый раз, доходя до проявлений жестокости, после ежегодной школьной прививки от гриппа? И разве мы не купили Бетани первый розовый ингалятор буквально через месяц или чуть позже после ее второй КПК? Почему я раньше не видела связи? У меня кружится голова, но я чувствую себя бодрой, проснувшейся. Я беру у женщины листовку, которую она протягивает мне: «Свобода от вакцин». Я не отстраняюсь, когда она целует меня в щеку и спрашивает:

— Так значит, увидимся на собрании, милочка?

19 июля 2019 года

Брай крепко спит у себя в постели, когда на весь дом раздается плач. До рождения дочери ее не могли разбудить ни сирены скорых, ни лай лисиц, ни храп Эша, но она всегда слышит, когда плачет Альба.

Она садится в кровати, у нее кружится голова. На ватных ногах она идет в комнату Альбы. В свете ночника Брай видит, что Альба выбралась из-под одеяла. От нее так и пышет жаром, ее головка вся мокрая от пота. Ее лихорадит, она что-то бормочет, не открывая глаз. Брай пытается понять, что нужно делать, но голова вялая, совсем не работает. Нужно померить температуру. Да, вот что нужно сделать, но она не помнит, где чертов градусник, — он должен быть во взрослой ванной, но разве Альба не играла им на днях в детской? Может быть, дать ей воды? Возле кровати нет кружки. Да, надо пойти и взять из… Альба снова что-то бормочет, Брай поворачивается, чтобы выйти из спальни, но движется словно в замедленной съемке.

Она едва не вскрикивает, когда натыкается на Эша, стоящего в одних трусах на пороге комнаты Альбы. Эш кладет руки ей на плечи.

— Эй, Брай! Брай, это я, — говорит он. — Что случилось?

— Воды, надо принести ей воды.

Вчера Брай выпила всего бокал просекко, но сейчас у нее в голове все перепуталось и звенит, будто с похмелья. Все кажется таким важным и вместе с тем невыполнимым.

— Эш, пропусти, пожалуйста, мне нужно принести воды.

— Ладно, ладно.

Эш отступает, и ноги Брай, кажется, сами выносят ее в ванную. Яркий свет — как будто в глаза плеснули кислотой. Она находит стакан и набирает его до половины, а затем, держась за стены, возвращается в спальню Альбы. Эш сидит у нее на кроватке и убирает со лба дочери волосы, в руке у него электронный градусник. Брай с усилием продвигается вперед и протягивает стакан Эшу, он ставит его на пол и осторожно засовывает градусник Альбе в ухо. Градусник пищит, и Эш наклоняется к свету, чтобы разглядеть цифры. Глаза у него округляются. Он качает головой и говорит:

— Тридцать девять.

Брай хватается за голову. Это много. Она понимает, что должна что-то сделать, чтобы помочь Альбе, только вот что? Эш смотрит на Брай, но она предпочла бы, чтобы он сосредоточился на Альбе. У нее снова кружится голова, и она хватается за стену. Эш вскакивает и едва ли не несет ее назад в спальню.

— Эш, нет!.. Альба… Мы нужны Альбе, нельзя уходить…

— Брай, ты вся горишь. Тебе нужно лечь в постель. Я займусь Альбой.

Он укладывает ее на кровать, и она тут же чувствует, как ее тело растекается, глаза жжет от облегчения, и она закрывает их.

— Ты останешься с ней? Обещай, что останешься с ней. Не оставляй ее одну.

— Обещаю, Брай. Я буду с ней. Тебе нужно поспать.

Прежде, чем заснуть, ей кажется, что он отчетливо говорит:

— Я люблю тебя.

Несколько часов спустя Брай открывает глаза. Судя по солнечным лучам, пробивающимся сквозь шторы, уже поздно. Взгляд медленно фокусируется. Она понимает, что рядом с ней, свернувшись калачиком лицом к окну, спит ее дочь. Альба скинула покрывало, и Брай сквозь пижаму видит, как поднимается и опускается ее спинка. Брай хочет придвинуться к ней, чтобы своим телом защитить тельце дочери от опасности. Как только она пытается это сделать, голова начинает раскалываться от жуткой боли, так что приходится лежать неподвижно. Возле кровати со стороны Альбы стоит старое кожаное кресло, которое Эш получил от дяди несколько десятков лет назад. В кресле, свесив голову на грудь, спит Эш. Он по-прежнему только в трусах, в руках раскрытая книга (Брай сразу ее узнает — «Домашний доктор», подарок Сары на день рождения Альбы). Он спит, но очень чутко, и просыпается от одного взгляда Брай. Только что его веки были опущены, а в следующую секунду глаза уже широко открыты. Он видит Брай, встает и оказывается возле нее прежде, чем она успевает понять, что происходит.

— Доброе утро, — шепчет он.

Он небрит, осунулся от усталости, но взгляд сосредоточен. Медленно, с трудом Брай пытается сесть. Эш помогает, подкладывает сзади подушки. Она смотрит на стакан воды на тумбочке у кровати, и Эш дает ей попить.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, опускаясь на колени возле кровати. Говорит он тихо, ведь рядом спит Альба.

Брай тоже хотела бы знать, как она себя чувствует. Все ее тело пульсирует. Она чувствует каждый толчок крови в венах, остро, болезненно ощущает солнечный свет, шероховатость простыней там, где они касаются кожи, в голове гудит.

— Ужасно, — хрипит она в ответ.

— Где сильнее всего болит? — с беспокойством шепчет Эш.

Брай прикасается к голове — волосы топорщатся во все стороны от высохшего пота, — но потом понимает, что нет, болит вообще все. Но сейчас это неважно.

— Альба… — произносит она. — Как прошла ночь?

— Вам обеим было очень плохо, температура и озноб. Я подумал, что лучше принести ее сюда, чтобы я мог приглядывать за вами обеими.