Колыбель для ласточки (СИ) - Дока Анастасия Константиновна. Страница 19

— Я твой отец, между прочим! Подумай о выражениях!

— А ты подумай обо мне! Хоть раз! Ты же знал, мне не нравится Лара! И всё равно продолжал о ней говорить. Постоянно!

— Забудь о ней. Её больше нет, тема закрыта!

— И я очень рада! — слезами зазвенел голос Карины. Она упала на стул и закусила губу. Старалась не расплакаться.

Олег Станиславович тоже опустился на место, взглянул на детектива:

— Как видите, Александра, мы на виду и нам нечего скрывать, кроме собственных проблем. Но они ведь есть у каждого, правда?

Александра взяла вилку, нож, отрезала кусочек и принялась задумчиво жевать, резко подхватив тарелку. Стоя.

Сотрудники спешно убирали со стола, стелили новую скатерть, ставили чистую посуду. Мыли пол. Извинялись за неудобства. Как будто это они разлили вино.

— И всё-таки мясо отменное, согласитесь.

— Вы издеваетесь? — Александра не могла понять этого мужчину, и это выводило из себя. — Вы хотите говорить о вкусе мяса?

— А вы хотите о том, что сейчас произошло?

— А вы разговора боитесь?

— Как я уже сказал, мне нечего бояться. Я хотел бы оставить личное в стороне и ответить на все ваши вопросы, но вы так завелись, обнаружив раскол в моей семье, что, видимо, обойтись без подробностей не удастся. — Фурский взглянул на дочь. Карина шмыгала носом. Держалась. На него не смотрела. — Хорошо, — он положил обе руки на стол, рядом с тарелкой, ему принесли ещё половину стейка. Придвинулся к детективу.

На несколько секунд стол между ними как будто исчез. Александре показалось, будто теперь они одни. Странное ощущение, учитывая заполненный зал и людей — единицы, что продолжали пялиться. Фурский завораживал одним лишь взглядом — змеиным. Александра подумала: «Удобное качество для бизнесмена».

— Страх — это то, что делает нас уязвимыми, — издалека начал Фурский. — И я стараюсь приручать свой собственный страх. Это к вопросу боюсь ли я разговора о личном, — пояснил Олег Станиславович. — Я бы солгал, сказав, будто меня совершенно не волнуют чужие взгляды и мнения. Конечно, я был бы рад обойтись без произошедшего… — он поискал слово где-то на потолке, — конфуза. Но он уже случился. Неловко ли мне? Да. Страшно? Нет. У каждого присутствующего сложилось своё впечатление обо мне и Карише. Это их право. Но они вряд ли будут копаться в нашем белье и выяснять причины столь бурных реакций. Люди эгоцентричны. Такое качество считаю плюсом. Они послушали, поохали, пофыркали и забыли. А вы… Вы собираетесь копать. Но что именно хотите обнаружить? Узнать, почему не храню верность давно умершей жене? Как я посмел захотеть ровесницу дочери? Быть может, вам интересно, по какой причине я не рыдаю, как девчонка из-за смерти женщины, что мне нравилась? Что вы хотите узнать, Александра? КАКОЙ ВОПРОС ВАС ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВОЛНУЕТ?

Последние слова он произнёс так, будто они говорили совсем не о его семье. И даже не о Зотовой. О чём-то, о чём догадывались оба. Александра подумала о соседях, о том, рассказывала ли Наталья отцу о своих делах, но спросила совсем другое:

— Что заставило вас думать о том, что у Зотовой проблемы психологического плана?

— Факты.

— Подробнее.

Отец с дочерью поменялись местами. Теперь рассказывала она, постоянно спотыкаясь о собственные слова и эмоции. Фурский то и дело поправлял.

— В детстве, — осторожно начала Карина, — я была… я была…

— Толстой, — подсказал отец. — Это из-за болезни матери. Кариша очень переживала и в итоге заболела сама. К счастью, не раком, а всего лишь обменом веществ. На нервной почве она толстела и толстела. Но мы справились.

— Да. Справились… Там мы и встретились. Снова.

— Это Кариша про Лару. Она тоже лечилась.

— Мы лежали на одном этаже и иногда общались. Я всегда терпеть не могла Лару, потому что… потому что…

— Ларе больше везло с мальчиками. Она была красавицей.

— Да. Я ей завидовала. И теперь могу в этом признаться, ведь Лары больше нет. Я рада этому, — сказала едва слышно. — Я рада! — внезапно взорвалась. — Простите. Так плохо говорить.

— Мы — люди, Кариша. Эмоции — это нормально. Лучше так, чем держать всё в себе. Сама знаешь.

— Да. Лара держала всё в себе и так и не справилась. Она снова стала пить валемидин. Я видела. Я иногда… иногда…

— Иногда Кариша проверяла вещи Лары.

— Она не была воровкой, но в последнее время стала рассеянной, едва справлялась с делами, и я испугалась за бизнес. У нас и без того проблемы.

— Кариша имеет в виду то, что у нас кто-то сливает заказчиков. Но к смерти Лары это не имеет отношения. Я уже знаю, кто этот человек. Я его уволил.

— Хорошо, — выдохнула Карина. — А то я начала думать на…

— Лару?

— Да. Я даже хотела этого, папа! Хотела, чтобы ты перестал смотреть на неё влюблёнными глазами! Почему она всем так нравилась?

— Симпатию трудно объяснить, Кариш. И Александре это вряд ли интересно. Просто есть люди… — вернулся взглядом к потолку, — как бабочки. Ими любуешься.

— И Лара была для вас именно такой? — спросила детектив.

— Да. Но разве в этом есть что-то плохое? Вы сами, Александра, любуетесь музыкантами, актёрами? Наверняка. Это тоже самое.

— Знаменитости и ваши соседи — не одно и тоже.

— Мы не были соседями, но да, я вас понял. А вы меня — нет. Лара была для меня музой, очарованием. Мне хотелось её общества, но наши желания не совпадали.

— Муза умерла. Что вы будете делать? — спросила детектив, задумавшись над странным признанием Фурского. О музе она никак не ожидала услышать.

— Музы сменяют друг друга. Они, как и вдохновение, непостоянны. Печальная история, но будет другая муза. Так заведено.

— Только у тебя, — угрюмо заметила Карина. — Кто-то живёт с одной женщиной всю жизнь.

— А я бы и жил, но мою любовь забрал рак. К тому же я не думаю, что, отказавшись от счастья, я кому-то сделаю лучше.

— Так вы всё-таки имели на Лару конкретные виды?

— Нет, Александра, вы меня снова не поняли. Я говорил о счастье.

— Но не о любви?

— Не о любви. А вы хотите поговорить об этом?

Александра поняла, перед ней мастер запудривания мозгов. Сейчас они поговорят о чувствах, о вечном и забредут от дела так далеко, что путь обратно уже будет не найти.

— Вы задумались. Боитесь, что я уведу вас от тех вопросов, какие вертятся на языке?

— А вы знаете, о чём я хочу спросить?

— Вероятно о том, для чего мне муза. Я ведь не творческий человек.

— Не угадали. Я хочу задать вопрос вашей дочери, — детектив перевела взгляд на Карину. — Если вы не любили Зотову, почему взяли заместителем?

— Не знаю. Наверно это ненормально.

— Так в чём причина?

— Меня тянет на… тянет на…

— Проблемы, — подсказал Фурский.

— И ещё мне нравилось быть выше, указывать, что делать. Я сваливала на неё все дела и видела, как она зашивается.

— И вам это нравилось?

— Нравилось. А вам бы не понравилось?

— Кариша задаёт резонный вопрос.

— Вопросы здесь задаю я.

— Уходите от ответа? — Фурский снова пил вино.

— Перехожу к главному. Итак, у Зотовой были проблемы и, боясь за бизнес, вы решили отправить её на отдых. Ничего не путаю?

Фурские кивнули. Не одновременно.

— Из лучших побуждений рекомендовали «Жар-птицу», место, где работает Наталья. Именно она и сообщила вам о случившемся. Верно?

— Я сама узнала. Позвонила ночью Ларе, и мне сказали.

— Кто сказал?

— Не знаю. Мужчина.

— Наверное полицейский. Кариша была очень расстроена и даже не сразу поняла, что он сказал.

— А вы были рядом с дочерью?

— Да, эту ночь я провёл на её квартире. Карише было плохо.

— Причина?

Впервые за время разговора Александра увидела на лице Фурского эмоцию, в подлинности которой не сомневалась.

Олег Станиславович вздохнул. По-настоящему. И пояснил:

— Карише приснилась мама. Если у вас полная семья, вы вряд ли поймёте, Александра, но для Кариши встреча с мамой во сне — это великая награда.