Восстание (ЛП) - Скэрроу Саймон. Страница 22

- Каждая смерть твоих товарищей и других римлян, которых мы убили с начала восстания, лежит у твоей двери.

- Как так? - Макрон уже мог догадаться, к чему клонятся ее слова.

- Когда Дециан привел вашу колонну в столицу иценов и взял меня и моих дочерей в плен, прежде чем его люди изнасиловали их и выпороли меня, именно ты организовал наш побег. Если бы ты этого не сделал, нас бы заковали в Лондиниуме и оставили бы там гнить. Я бы не смогла убедить свой народ восстать. Поэтому кровь твоего народа на твоих руках. Интересно, что бы сказали твои римские друзья, если бы узнали?

- Я этого не принимаю, - ответил он. - Я все обдумал. Ицены любят бунтовать. Если бы не ты спровоцировала восстание, это был бы кто-то другой.

- Ты так думаешь? - Она сухо рассмеялась. - Во всяком случае, тебе хотелось бы так думать. По правде говоря, я крепко завладела умами своих последователей. Большинством из них. Я думаю, ты недооцениваешь, что для них значило, когда они обнаружили злодеяния, совершенные против их царицы и ее дочерей. Дециан и его люди не могли выбрать более провокационную цель. И можешь быть уверен, что я выжала из этого чувства возмущения каждую каплю. Их души горят, и они не успокоятся, пока Рим не будет сметен с наших берегов, и мы снова не будем свободны. За это ты и другие заключенные должны умереть. Вас отдадут друидам для принесения в жертву. Осмелюсь сказать, что они не проявят особого милосердия, учитывая кампанию Светония по уничтожению их священных рощ на Моне и уничтожению их культов. Я думаю, твоя смерть будет мучительной и продолжительной. - Она взяла кубок и сделала глоток, прежде чем продолжить. - Если это утешит тебя, я буду скорбеть о твоей смерти.

- Бьюсь об заклад.

Она посмотрела на него. - Ты дурак… Ты все еще не понимаешь, да?

- Понять, что? Что мы когда-то любили друг друга? Это было давно.

- Тем не менее, у тебя было достаточно чувств, чтобы помочь мне и моим дочерям сбежать.

- Я сделал это, потому что это было правильно. Я надеялся, что это научит вас, что не все римляне одинаковы. Некоторые до сих пор отличают добро от зла. Я надеялся, что это компенсирует часть ущерба, нанесенного Децианом. Кажется, я ошибся. Вся моя привязанность к тебе исчезла вместе с моими товарищами, погибшими здесь. Если ты пощадишь меня из-за нашей прошлой дружбы, ты напрасно потратишь свои усилия. Сейчас нас ничего не объединяет.

- Ничего? - Боудикка покачала головой. - Макрон, ты так ошибаешься. Скажи, тебя никогда не интересовал контраст во внешности между двумя моими дочерьми? Ты мог ясно видеть, что младшая похожа на Прасутага¹⁶, но старшая заметно отличается.

- И что? - Макрон почувствовал тревожную боль в животе. - Что из этого? Ты возможно хорошо поучаствовала в одном из ваших безудержных застолий? Я слышал, что вам, кельтам, нравятся подобные вещи.

Она вздрогнула и откинулась назад, плотно сжав губы, пытаясь сдержать гнев и боль. - Я никогда не отдавала себя воину, который меня не заслуживал, будь он иценом или римлянином.

- Благодарю… - Глаза Макрона расширились, когда смысл ее комментариев стал понятен. Он продолжил тихо: - И на что ты намекаешь?

- Не валяй дурака, Макрон. Ты знаешь. Бардеа – твоя дочь. Твой ребенок. Ты ее отец.

- Нет… Он быстро подсчитал возраст девушки, а затем учел время, когда он был любовником Боудикки. Он покачал головой, хотя неверие начинало улетучиваться. - Я не могу им быть.

- Ты. Ты поймешь это, как только снова увидишь ее, теперь, когда я тебе рассказала. Я удивлена, что это до сих пор не приходило тебе в голову. Со своей стороны, я клянусь всеми богами моего племени, что это правда, и пусть меня разорвут на части лошади, если я солгу.

Макрон почувствовал себя ошеломленным.

- Зачем говорить мне это сейчас?

- Ты заслуживаешь узнать правду, прежде чем умрешь.

- Она знает?

- Она подозревает, что Прасутаг не был ее отцом. Как она могла этого не сделать? Она видела, как мы с тобой были рядом друг с другом, когда отправились в Лондиниум, чтобы возобновить присягу на верность Риму, и еще раз, когда ты помог нам сбежать. Она также может складывать факты воедино. Она не дура.

- Что ты ей сказала?

- Ничего. Но однажды она спросит.

- И что ты ей тогда скажешь? Правду?

- Да. Почему бы и нет?

Он поднял скованные руки и обвел рукой вокруг себя. - Учитывая обстоятельства, я сомневаюсь, что она будет рада узнать, что ее отец – римлянин.

- Ее отец – человек, которым можно гордиться. Даже если он враг.

- А что, если другие узнают правду? Они бросятся на нее и разорвут ее на куски.

- Нет, если они не узнают. Даже если бы они прознали, я уверена, что смогла бы повлиять на их чувства, представив это как еще один пример жестокого обращения римлян с нашим народом.

Макрон почувствовал, как у него сжалось горло. - Ты будешь утверждать, что я тебя изнасиловал?

- Если бы мне пришлось. Я бы не хотела позорить свою память о том, что мы разделили, но я бы сделала это ради Бардеи и интересов моего народа.

Макрон ошеломленно присел. - Сраный Юпитер… Я тебя больше не узнаю. Что с тобой случилось, Боудикка?

- Рим. Со мной случился Рим. С моим народом и с каждым племенем Британии. Вы относитесь к нам как к своей собственности, которой вы можете распоряжаться по своему усмотрению. Вы оскорбляете все ценности, которые мы считаем священными. Ваше высокомерие и незнание наших обычаев висят над нами, как отвратительное, липкое зловоние. . . Мы смоем пятно бесчестия твоей кровью и снова станем чистыми.

- Нет, не станете, - возразил Макрон. - Все, что произойдет, - это то, что вы некоторое время будете барахтаться в нашей крови, прежде чем Рим пошлет в Британию новые легионы, чтобы выследить и уничтожить каждого из вас, кто осмелится восстать против императора. Это так же верно, как восход солнца. Вы не можете победить. Я не сомневаюсь в храбрости тебя и твоего народа, а также в вашей готовности сражаться, но ваша победа здесь, в Камулодунуме, стала результатом того, что вы имели превосходящую численность и столкнулись с горсткой пожилых ветеранов и добровольцев. Как ты думаешь, что произойдет, когда ты выступишь против воинов легиона? Это самые подготовленные солдаты в известном мире. Машина для убийств, которая сокрушает все на своем пути. Вы знаете, что это правда. Вы видели, как они воюют, на собственном опыте. У твоего сброда против них не будет и шанса.

Ради твоего народа, ради жизни твоих детей, ради нашей дочери я прошу тебя положить конец этому восстанию и пощадить жизни, которые будут потеряны, если вы продолжите сражаться. Если вы согласитесь, я сделаю все, что смогу, чтобы молить о милосердии к вам. Последствия будут, это неизбежно, но погибнет гораздо меньше людей. Ты и дочери, вы сможете сбежать. Отправляйся к племенам на крайнем севере, там ты будешь в безопасности…

- Хватит! - вмешалась Боудикка, нахмурившись и поднявшись со стула. - Я достаточно наслушалась хвастовства римлян. Что бы ты ни говорил о своих легионах, Макрон, они по-прежнему состоят из людей из плоти и крови, которые могут умереть так же легко, как и любой другой, даже, как например, мой сброд, - добавила она с насмешкой. - Поднимайся!

Он изо всех сил пытался подняться и наконец встал перед ней. Она холодно смотрела на него. - Следуй за мной.

Она подошла к пологам в задней части палатки, Макрон шел за ней. Тошнотворный запах, который он почувствовал, войдя, стал сильнее, как и жужжание, в котором он теперь узнал жужжание насекомых. Боудикка сделала паузу и повернулась, чтобы обратиться к нему.

- Ты говоришь, что у моих людей не будет шансов против ваших легионеров…

Она отдернула полог, и яркий солнечный свет залил палатку, заставив Макрона щуриться. Постепенно сцена перед ним стала отчетливой. Это была куча отрубленных голов, возможно, двести или три сотни. Насколько он мог разобрать, у большинства были стриженные волосы, как у римских солдат. Кожа была бледной, покрытой пятнами и засохшей кровью, что указывало на то, что люди погибли несколько дней назад. Темные кляксы мух кружились над кучей, а еще больше ползали по плоти и слепым глазам мертвецов. Запах, который Макрон уловил раньше, теперь окутал его гнилостным ароматом, заставил его желудок сжаться от отвращения, и на мгновение он испугался, что его вырвет. Он тяжело сглотнул, его взгляд остановился на древке, поднимающемся из середины кучи. Знакомые железные ручки торчали под прямым углом, а выше - золотые и серебряные медальоны, которыми было награждено подразделение. Наверху был позолоченный орел, а под ним — мемориальная доска, обозначающая Девятый Испанский легион.