Ученица Хозяина Топи (СИ) - Каплунова Александра "Laverel". Страница 21

— Стой тогда спокойно, — фыркнул магик, взгляд от ее лица отводя, — так и быть, пониже полетим.

А развернуться не дал ей, прижал к себе, придерживая в аккуратных объятиях. Веша попыталась было отвернуться снова, да только Лесьяр лишь теснее сжал.

— Не вертись уже, — а сам метлой замел, от чего ступа вперед качнулась, да полетела.

Они спустились ниже к лесу, всего в паре локтей от верхушек деревьев теперь пролетая. Веська нет-нет, да по сторонам поглядывала. Теперь, когда магик ее придерживал окутывая успокаивающим теплом, не так страшно вниз смотреть было. А вид отсель и правда красивый представал — лес так далеко листвой простирался, казалось, до самого горизонта, точно изумрудное море под тобой плещется.

Лесьяр и сам любил вот такие полеты, хотя прежде ни с кем ступу не делил. В городе то, когда верховным чародеем в ратуше служил, в основном в самоходной повозке на дальние расстояния перемещался, в лесу же, где дороги часто раскисшие от дождей, да и не шибко ровные, летать куда сподручнее. Вешка в его руках снова нос высунула, из складок мантии выглядывая. Глаза так и распахиваются, ресницами трепеща. И нравится ей, видно, и боязно. Еще бы, девочка первый раз такое испытывает. Помнил магик свой первый полет — ветер в волосах, Мрак летящий за плечом (где только сегодня запропастился этот пернатый?) и упоительный восторг чувства свободы от безграничного неба перед собой. Это сейчас уже перелет дело обычное, а прежде дух захватывало.

Махнул метлой снова, ступу подгоняя, да усмехаясь, когда от рывка вперед Весенья к нему теснее прижалась. Сам невольно пальцами девичий бок сжал. Тоненькая такая, совсем девчонка, хотя по крови то знал уже, что почитай примерно два десятка весен уж встретила, не дитя. Но наивная такая, простая, хотя вместе с тем усердия ей не занимать, да и не глупая, хотя знаний и не хватало. Ну да это дело восполнимое. Все эти дни тайно наблюдая, как девица в его башне порядки наводит, как в кухне хлопочет али с чертятами своими возится, в библиотеке вот часто у стеллажей встанет, книгой какой зачитавшись, Лесьяр ловил себя на мысли, что нравится она ему. Не как другие пришлые за приданым охотницы, а просто по человечески. Конечно, среди нелюдей у него здесь завелись знакомцы, да с теми извечно начеку быть приходилось. А людей на болотах и вовсе не водилось. Камень то охраняя он легенду обязался поддерживать, дабы лишних прихожан на болотах не было, да вот с Весеньей уступил себе в слабости. Так надоело одному на этих болотах торчать, что решил можно и попробовать взять себе ученицу, а там — будь что будет, ему на этих болотах еще пять лет торчать, разберется. В конклав-то письмо отправил, а то явятся с проверкой — объясняй потом, откуда в башне женская спальня взялась. Те сперва велели от лишней обузы избавиться, но Лесьяр козырнул девственной кровью своей новой подопечной, которая теперь под рукой всегда, на том дискуссию и закончили.

Расступался лес неохотно, уступая место полям, да поселениям человечьим. Простирал цепкие свои руки-ветки одинокими деревцами далеко за границы, что люди установили, да не в силах был справится с натиском топора. Летели теперь путешественники над золотистым переливом поспевшей уже пшеницы на ветру словно волны морские качавшейся. Вешка засмотрелась на красоту этакую, да тихо ойкнула, когда первые люди на пути показались. Хлебопашцы на них глядели с изумлением, да обережными символами себя осеняли, на что Лесьяр посмеивался.

— Не обидно тебе, что люди к тебе так относятся? — спросила магика, на эту картину глядя.

— С чего мне должно быть обидно? — фыркнул тот, — боятся и хорошо, лишний раз не сунутся.

Покачала на то Вешка головой. Она сама не сумела бы так, от одиночества бы точно на стену полезла, да и обидно. Он их оберегает, добра столько делает всяческого, пусть и за плату, а они его хулят вослед.

— В деревню прибудем, ты не вздумай кому чего доказывать, — на всякий случай решил пояснить магик, чуя настрой подопечной, — и объяснять тоже. Будут спрашивать — так и скажешь, что моя ученица. Ерунду всякую не слушай, да и от меня далеко не отходи. И перечить мне при посторонних тоже не вздумай, — и голос такой строгий сделался, какого Веша от него прежде не слышала. Но кивнула. Пусть, коли ему так угодно.

— А зачем тебе вообще в деревню понадобилось?

— Вестника прислали, что порча там, нужно проверить.

Снова кивнула, с порчей каждый деревенский житель знаком. Когда земля отравленной становится и все, что на ней не растет — гнить начинает. Черной паутиной покрывается, которая расползается, словно какая зараза, а после — внутрь проникает. Коли ее не вывести вовремя можно и жизни лишиться, потому как когда ее совсем много кругом и человек отравленным воздухом дышит — может и сам заболеть. Многие обходились тем, что выжигали землю, на коей порча появлялась, но если то огороды, да посевы и сразу много ее проступило, тут только мага звать.

— А откуда она берется? — люди то разное говаривали, что и сама земля в здешних краях отравлена, али что то происки нечисти ночной, паучьего племени. Да только у каждого села своя история была, а какая из них правда?

— Преломление энергетических потоков, — пояснил коротко, словно то все объясняло. Веша голову подняла на мага, да взгляд неодобрительный тому послала. Лесьяр тот взгляд поймав, глаза закатил, — напомни выдать тебе учебник по основам магии… — еще и потешается?! Насупилась и отвернулась от лица его, да только магик все же объяснить решил, — магия является сутью всего живого, об этом мы с тобой уже говорили. Ее потоки окружают все сущее и ежели что случается, что этот поток нарушает — темное колдовство, например, или человек сам совершает нечто против природы, течение магии нарушается и это проявляется порчей. Иногда даже злая мысль или чья-то ссора может стать этому виной. А бывает и нечисть специально отравленную землю натаскивает, если людям напакостить решила, но это нелюдя нужно очень сильно обидеть.

Так, пожалуй, яснее было. Вешка кивнула, принимая ответ. Вот как значит, и никаких тебе ночных пауков, али заговоров от местных колдуний. Бабусю Вешину разок пытались в порче обвинить, мол, ведьма решила ту навести, чтоб потом за ее же уборку денег взять, Да только в итоге пришлось всем селом извиняться, когда бабуся ни за какие деньги не соглашалась ту порчу изводить. Благо, быстро разобрались, зараза разрастись не успела, а то и им бы пришлось Хозяина Топи звать, али из города магика выписывать, что денег стоило непомерных. Город почитай в десяти днях пути, а в окрестных деревнях ведьм о помощи просить уже стыд берет, коли свою обидели.

Ведьмы, да колдуны почитай почти в каждом селе свои были, где-то магией одаренные, а где просто травники, да люди сведущие. В деревнях поменьше — реже, но находились и там свои самородки. В основном, конечно, одаренных магией всем селом собирали и отправляли на учебу в школу, а после — в академию, чтобы потом обученный в своем же селе полезности оказывал. Своего мага иметь — большое дело. И людей вылечит, коли что, и скотину, и землю, защиту от нечисти поставит и эту же самую нечисть изгонит, коли та с погоста встать решит. Да то в больших селениях, а в маленьких деревнях, как та, в коей Веша с бабусей жила, таких денег даже всем вместе сложившись не достать бы было. Потому и отправилась девица к Хозяину Топи.

Казалось, всего пара недель миновала, а словно бы один день всего, да какой насыщенный. Поежилась девчушка в мужских руках, когда резким ветра порывом особливо холодом продрало. Странно так себя ощущала при том. Прежде бы такую близость за полнейшее бесстыдство бы посчитала, а сейчас с ним рядом вроде и ничего так было. Да и куда денешься? Хотя, признаться, и деваться то никуда не хотелось.

Едва удержалась, чтобы не вздохнуть то ли облегченно, то ли с сожалением, когда под ними крыши показались, где-то соломенные, а где и дранкой выложены. Деревенька оказалась не маленькой, дворов на тридцать точно, скотина шумела — где квохтали, где ржали, да мычали. Залаяли собаки, увидав приближение летящей ступы, побежали сперва следом, но, учуяв, кто летит, со скулежом по своим дворам воротились. Деревня с трех сторон окружена была полями, с четвертой же пестрел лес. Путники приземлились в самом центре, где посреди площади стоял большой колодец журавль.