Развод. Ты меня предал (СИ) - Арская Арина. Страница 2

— Вы в порядке? — спрашивает официант и ставит в центр стола горячую, аппетитную пиццу и косит на меня обеспокоенный взгляд.

Я сейчас расплачусь. Сжимаю ладони на коленях в кулаки и тихо отвечаю:

— Все в порядке.

— Сейчас остальное принесу, — неловко улыбается.

Я киваю и закрываю глаза, желая исчезнуть. Мой брак дал глубокую трещину и начинает рассыпаться. Час назад у меня было все прекрасно и безоблачно, а сейчас я тону в черной грязи отчаяния.

— Пицца!

Меня из мрачных размышлений выдергивает Лиля. Хватает кусок пиццы, кусает ее, заталкивает в рот картошку фри и запивает молочным коктейлем.

— Папа застрял, да? — бубнит она с набитым ртом. — А в женском, похоже, кому-то морду начистили.

Вопросительно приподнимаю бровь.

— Куча окровавленных салфеток, — с трудом глотает, присасывается к трубочке и шепчет, — либо кто-то вены пытался вскрыть? Хотя, — отмахивается, — вряд ли. А ты чего не ешь? — придвигает блюда с пиццей. — Ешь. Вкусненько, — хитро щурится, — или ты на диете?

— Нет.

Моя милая девочка. Как мне тебя защитить от жестокой жизни, в которой твой отец имел связь с близкой к нашей семье женщиной. Я не хочу, чтобы тебе было больно. Ты ведь так любишь отца. Он для тебя пример. Идеал. И ты всегда была папиной дочкой.

— Диеты — это полная фигня, мам, — Лиля жует пиццу. — И тебе совсем не надо худеть. Ты же красотка. И папа со мной согласен.

Матвей выходит из закутка с уборными. Останавливается у большой напольной вазы, из которой торчат сухие ветки, выкрашенные в белый цвет. В руке сжимает телефон и смотрит на меня. В глазах — черная тень.

Ия, видимо, ему позвонила. Не смогла сдержаться. Это ведь такая радость. Она беременная. У нее скоро будет милый пухлощекий малыш от моего мужа.

— Пап! — Лиля оглядывается и машет рукой. — Что ты там застрял? Сейчас все остынет!

Мое сердце сейчас качает не кровь, а черную слизь, которая забивает вены ненавистью и отвращением. Ия не лгала. Я вижу это по глазам Матвея. Он действительно спал с моей лучшей подругой.

Стук сердца вторит его шагам, и я не разрываю зрительного контакта. Мой бесконечно любимый муж, с которым я засыпала с улыбкой, меня предал. И с кем! С той, для которой двери нашего дома были всегда открыты. С той, которая стала крестной мамой для нашей дочери.

Возвращается за стол, откладывает телефон и берет вилку с ножом. Переводит взгляд со стейка на меня.

— Средней прожарки, — тихо отзываюсь я, тоскливо всматриваясь в его потемневшие глаза. — Как ты любишь.

Вздрагиваю от звука, который имитирует щелчок затвора на фотоаппарате.

— Вы такие милые, — шепчет Лиля, наведя на нас камеру смартфона. — Улыбнитесь. Ну!

Еще один щелчок, и Матвей глухо говорит:

— Лиля, хватит.

Новый щелчок, и Матвей повышает голос:

— Лиля.

Поднимает взгляд с экрана телефона. Едва заметно хмурится, уловив между мной и Матвеем напряжение.

— Пап? Что-то случилось?

Глава 3. Она лживая гадина

— Пап… Мам…

Лиля переводит взгляд с Матвея на меня и медленно прячет смартфон в карман толстовки.

— Это же всего лишь фото, — робко шепчет она. — И вы отлично вышли. Красавчики такие… ладно, — неловко улыбается и тянется за очередным куском пиццы. — Так бы и сказали, что не любите фотографироваться.

— Поехали, — Матвей встает, — я отвезу тебя к бабушке.

— Что? — Лиля удивленно кривится. — Я не хочу к бабушке.

— Поехали.

— Да что с тобой? — Лиля растерянно моргает. — Тебя в туалете кто-то укусил?

— Ты поедешь к бабушке, — повторяет Матвей. — У нас планы поменялись.

— Какие планы? И я недоела! Мам! — переводит на меня шокированный взгляд. — Какая бабушка? Ты же помнишь, что я сегодня к Ане иду? Ты мне разрешила! С ночевкой. Мам!

— Значит, к Ане отвезу, — цедит сквозь зубы Матвей.

— Еще рано! — охает Лиля. — Мы договаривались к восьми.

— Приедешь пораньше, — тихо отзываюсь я.

— Либо к бабушке, либо к Ане, — с угрозой вещает Матвей. — Выбирай.

— Да блин!

Кидает кусок пиццы на блюдо, вытирает пальцы салфеткой и вновь достает телефон.

— Лиля, — медленно выдыхает Матвей. — В машину быстро.

— Я предупрежу Аню, — торопливо что-то печатает на смартфоне, кусает губы и хмурится, ожидая ответ. Тихая вибрация, и она прячет телефон обратно в карман. — Поехали.

Закатывает глаза, встает и недовольно шаркает к выходу:

— Пока, мам.

Накидывает капюшон на голову и бурчит:

— Весь кайф обломали.

— Дома побеседуем, — раздраженно говорит Матвей и шагает за Лилей. — Аня тебя ждет?

— Ждет, — глухо огрызается Лиля и оглядывается. — Может, скажешь, чего ты вдруг вскочил?

— Иди.

Лиля смотрит на меня, и я слабо улыбаюсь ей на прощание.

— Я хочу забрать пиццу, — она решительно разворачивается, игнорирует гневный взгляд Матвея, бежит к столику и вскидывает руку, привлекая внимания официанта. — А можно мне коробочку для пиццы?!

— Лиля!

— Я пиццу заберу и поедем! — оборачивается на Матвея.

— Я жду тебя в машине, — Матвей затягивает галстук, похрустывает шейными позвонками и шагает к выходу.

Он разъярен. Он шею разминает, когда его распирает от гнева.

— Вы когда успели поругаться? — Лиля недоуменно смотрит на меня. — Я же с вами тут была. Или вы уже вышли на уровень телепатии?

К столику подплывает официант и протягивает картонную коробку, которую Лиля тут же выхватывает.

— Мам.

— Что?

— Что происходит? — закидывает в коробку куски пиццы и засыпает к ним остатки картошки фри.

— Хочу задать тот же вопрос, — смотрю перед собой пустым взглядом.

Я не стану сейчас вываливать на Лилю новость, что милая и любимая тетя Ия ждет ребенка от ее отца. Да я даже не знаю, как все это правильно подать, чтобы у моей дочери не случилось истерики.

Все могло быть сегодня иначе. Мы бы поужинали, беспечно потрепались о какой-нибудь ерунде и посмеялись. После я и Матвей закинули бы Лилю к ее подружке и решили бы вечер провести за уютным просмотром какой-нибудь мелодрамы. Я бы заснула на его груди, накрытая пушистым и мягким пледом.

— Или поругались до кафе?

— Лиля, иди.

Я готова сорваться на крик, который разрывает мои внутренности острыми когтями.

— Из-за чего поругались, мам?

— Иди. Тебя папа ждет. Не зли его.

— Ты можешь сказать, что случилось?

— Нет! — рявкаю я и встаю. — Не могу! Не сейчас, Лиля! — выдыхаю через нос и шепчу. — Мы с твоим папой не ругались.

— Но, похоже, поругаетесь, да?

Закрываю коробку с пиццей и вручаю ее Лиле:

— Будешь у Ани, позвони. Хорошо? И не фыркай, когда я попрошу включить видеосвязь.

— Мам…

— Иди и повеселись.

— Отличное веселье за уроками, — морщит нос и семенит прочь.

— Я люблю тебя.

Оглядывается, и у меня сердце сжимается в черную точку, когда она говорит:

— Только сильно не ругайтесь, мам.

Почему я чувствую себя виноватой перед дочерью? Это же не я с другим мужиком на стороне кувыркалась, не я предала семью и изменила мужу.

— Ладно, пока. Я тебя тоже люблю, мам.

Натягивает капюшон чуть ли не до кончика носа и бежит к выходу, прижав коробку с пиццей к груди. Провожаю его взглядом, смахиваю слезу со щеки и опускаюсь на стул.

Четырнадцать лет брака.

Я и подумать не могла, что настырный влюбленный мальчишка, который таскал мне полевые цветы и стаканчики с малиной на свидания, однажды сделает мне так больно.

Как же быть дальше?

Я не помню, как прошу счет и как его оплачиваю. Не помню, как заказываю такси и как добираюсь до дома. Все как в тумане с тусклыми вспышками.

Очухиваюсь я только тогда, когда я наливаю из графина воду в стакан. Она переливается через край, ползет лужей по серой каменной столешнице, а после стекает на пол тонкими ручейками. Тихо журчит.

Лужица добирается до моих пальцев. Холодная. Я продолжаю лить в стакан воду, оцепенев и не в силах пошевелиться. Тело окаменело.