Агитбригада (СИ) - Фонд А.. Страница 73

У меня волосы зашевелились на голове.

Я вышел за прачечную и тихо позвал:

— Енох! — никакого ответа.

Тогда я крикнул чуть громче:

— Енох!

Опять без изменений. И тогда я заорал что есть мочи, уже не надеясь ни на что:

— Ено-о-ох!

Глава 33

Я высыпал опавшую листву, обрывки бумажек, куски досок и щепок, и прочий мусор из тачки в общую кучу, и устало выдохнул — до конца назначенной ежедневной «отработки» оставалось ещё около часа, а я уже совсем что-то замотался.

— Капустин, хватит лодырничать, возле Доски почёта еще много мусора осталось! — заявил Чуня, глядя на меня наглым взглядом.

Я вздохнул и поплёлся туда. Вот же «повезло» — мало того, что СТК назначил трудовую повинность за мой проступок, так ещё отрабатывать велели вместе с Чуней. Но и этого оказалось мало садистам от педагогики — в нашей бригаде из двух человек бригадиром поставили Чуню.

Можете себе представить, как этот малолетний засранец принялся самоутверждаться за мой счёт? В общем, терпение моё и так уже было на исходе и лишь необходимость поскорее получить реабилитацию, чтобы отправиться в столицу на поиски злоебучего Мамбурина, удерживала меня от необдуманных поступков. Например, сломать Чуне нос.

— Капустин! — опять заорал придурок, — ты здесь плохо убрал!

— Где? — удивился я, ведь я точно помнил, что убрал там нормально.

— Вот где! — хохотнул Чуня и высыпал на только что убранное мною место у овальной клумбы кучу окурков из большого вазонного горшка, который местные рабочие — истопник, дворник и мастера школьных цехов, использовали вместо пепельницы. Причём говнюк постарался рассыпать их на максимально большую площадь — веером.

— Ну что же ты, Капустин? — уже открыто глумился надо мной Чуня, — иди убирай! Я кому приказал! Языком вылизывай, гнида! Бегом!

— А то что будет? — тихо, но отчётливо спросил я.

— Ты уже забыл, как мы тебе тёмную устроили, урод? — откровенно забавлялся над ситуацией Чуня, — можем повторить!

— И вот так, девушки, он постоянно у нас в школе развлекается, — обратился я к стоящим уже минуты три за спиной у Чуни Наташе и Смене, которые всё прекрасно слышали. — Сами же видите.

— Ч-что-о-о? — хрипло заблеял Чуня, который от испуга аж дёрнулся и уставился на девчонок полубезумными глазами.

Да и девушки стояли явно в шоке.

— А теперь скажите, товарищи комсомолки, как мне следует поступить? — продолжил я, — Идти и покорно убирать эти окурки, раз бригадир велел? Или сломать Чуне нос и опять сидеть в изоляторе?

— Погоди, Геннадий! — выкрикнула Наташа нервно, — мы сейчас дежурного позовём! Нужно на СТК, раз такое дело!

— Как ты мог, Чумаков! — со слезами в голосе воскликнула Смена.

— Да вы всё не так поняли! — тоненьким голоском заверещал Чуня, — это мы так тренируемся! Номер у нас, к самодеятельному конкурсу! Ну скажи им, Капустин!

Но Наташа и Смена не стали слушать его до конца и уже убежали искать дежурного. Чуня разразился потоком ругательств и угроз в мой адрес.

Ну, а я молча стоял и улыбался.

Нужно ли упоминать, что после СТК с меня наряды по уборке территории моментально сняли, а вот в изолятор отправился теперь уже Чуня.

С утра погода была расчудесная, а воздух настолько чист и прозрачен, что от избытка чувств хотелось петь и кричать. Но я не стал ни петь, ни тем более, кричать — с дисциплиной на территории трудовой школы было ой как строго. Вместо этого я направился в город. Заведующий ещё не вернулся, экзамены были назначены лишь на следующий день, от работы меня, благодаря Чуне, освободили, поэтому дежурный воспитатель не нашел причины не отпустить меня в город. Тем более, я сказал, что мне нужно к товарищам по агитбригаде.

На самом же деле я хотел прикупить там новую одежду. Слишком уж запомнился мне оценивающе-презрительный взгляд, которым одарила меня Изабелла в первые минуты знакомства.

Я шел по городу, беззаботно насвистывая незатейливый мотивчик, пока не поравнялся с церковью. Точнее, бывшей церковью, а нынче складскими помещениями для деревянных изделий. Как и в прошлый раз, там крепко пахло сосновой живицей и дубовой стружкой, а рядом крутилась всё та же призрачная старушонка и сварливо ворчала на разбросанные там и сям по двору штабеля досок.

— Добрый день, бабушка, — сказал я.

— Добрый, добрый, — приветливо заулыбалась женщина, — ну что, нашел ты отца Демьяна?

— Нашел, спасибо вам, — поблагодарил я, не став вдаваться в подробности, что случилось со священником дальше.

— Он помог тебе? — продолжила допрос неугомонная старушка.

— Конечно помог! — кивнул я. — Дал мне аж две книги.

— А почему же ты такой смурной? — прицепилась назойливая старушка.

— Смурной? — удивился я. — Да вроде нормальный я.

— Смурной-смурной! Я же вижу. От меня ничего не утаишь, — шутливо погрозила мне пальцем призрачная бабка, — с виду-то да, ты вполне себе бодрый, а вот на душе у тебя камень. Случилось ли чего?

— Да неприятность у меня случилась, — вздохнул я, решив пожаловаться старушке, может, хоть на душе полегчает, — понимаете, был у меня один приятель, тоже призрачная душа, как и вы. Но он был привязан к тому месту, где его убили.

— Знакомая ситуация, — закивала старушка.

— Ну и вот! Чтобы он мог нормально передвигаться, я отломил кусок доски с его кровью из того места и взял с собой. Мы с ним ездили по многим деревням и сёлам. Всё было нормально, пока я не забыл эту доску в школе. А там был воскресник и её сожгли вместе с остальным мусором. И теперь я больше не могу его дозваться, — закончил я свою невесёлую историю и тяжко вздохнул. — Получается из-за моей безалаберности я потерял друга.

— Почему потерял? — удивилась старушка.

— Ну как почему? — терпеливо пояснил я, досадуя на себя за то, что повёлся на этот разговор с явно недалёкой бабушкой, — он был привязан к доске, доску сожгли…

— Погоди, я не о том спрашиваю! — перебила меня бабка, — ты же, когда кусок доски из того места отдирал, ты ведь не всё выдрал. Не мог бы ты всё выдрать. Явно там кровь разбрызгалась куда-нибудь и на другие доски, правильно?

И тут меня осенило! Я так обрадовался, что готов был расцеловать милую старушку, жаль, что она призрак.

— Вижу, что, наконец, понял, — захихикала старушка и её голова мелко-мелко затряслась, — Тебе нужно вернуться на то же место и покликать своего друга. Он там, небось, тебя уже заждался.

— Так и сделаю! — радостно воскликнул я.

— А когда друга своего найдёшь — возвращайся обратно: расскажешь мне как всё было, — строго велела старушка, — Я страсть как такие истории люблю.

— Обязательно, — пообещал я, настроение было расчудесным.

В таком приподнятом эмоциональном состоянии я отправился на местный рынок, чтобы приодеться.

Рынок меня, конечно, не впечатлил. Почему-то я ожидал, что это будет огромный базар с кучей барахла на манер, как это было в 90-х годах в моей прошлой жизни, когда изголодавшиеся люди тащили на продажу всё подряд. Нет, здесь, конечно, тоже хлама хватало — от старых керогазов до совсем новых ещё патефонов, бра и поистёртых габардиновых козеток.

— Галеновые и химические препараты! Парфюмерия! — выкрикивал лихой мужичок в зелёной фуражке. Увидев меня, он заговорщицки подмигнул и предложил, понизив голос:

— Предохранительные средства нужны? Разливают у Струмилина и Маркузона.

— Н-нет, — пробормотал я и постарался поскорее отделаться от него. Не хватало ещё какой-то непонятной самоварной дряни накупить.

— А бриолин⁈ — заорал в спину мне лихой мужичок, — Бриолин от Минца! Есть бесцветные помадки и пудра! Помадки производства лучших трестов Гамбурга, Риги и Таганрога! Недорого!

Но я уже завернул в другой ряд, где угодил в другие руки: какая-то дама прицепилась ко мне, чтобы я купил у неё плюшевую кацавейку. На вопрос, нафига мне женская кацавейка, она сердито сплюнула мне под ноги и, моментально потеряв интерес, уже уцепилась за какую-то тётку.