"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Проскурин Вадим Геннадьевич. Страница 168

Первый раненный мной ползун живехонек, а я забыл про него и почти наступил на морду — разумеется, он вцепился мне в ногу. Падая, я, сам не заметив, выдернул ногу из пасти — но, кажется, ботинок он прокусил. Или я сломал лодыжку — не знаю, что лучше: укус ползуна, жрущего всякую дрянь, или сломанная в начале зачистки нога. Раздумывать некогда — из положения лежа открывается прекрасный ракурс, и я палю в вожака стаи. Попадаю ему в грудь — в любимую точку. И слышу в голове настолько нелестную характеристику от Лаана, между бедрами которого пролетела пуля, что роняю пушку. Вот это я уж точно никому не передам.

За то, что я сделал, я схлопочу по морде — если не от самого Лаана, так от Киры, который матерится на жаргоне тенников. Я понимаю одно слово из трех и могу уловить один образ из пяти — но мне хватает. Действительно, дурак. Сломал ногу, не добив ползуна, и едва не угодил в Лаана.

Альдо дожигает укусившего меня ползуна, а Лаан добивает вожака, это происходит одновременно. Я сижу в луже и благодарю Город за то, что мои джинсы незаметно для меня трансформировались в кожаные штаны. Мне, по крайней мере, сухо. Нога болит сильно, икру сводит судорогой. Ко мне подходит довольный собой Хайо.

— Чего сидишь?

— За ногу тяпнули.

Круглое лицо Хайо вытягивается.

— Ну, ты... даешь.

«Идиот», — подумал он, и я как связующий, разумеется, это услышал. Но я благодарен ему за то, что он промолчал.

— Снимай ботинок. — Это подходит Кира.

Я пытаюсь дотянуться до шнурков, но судорогой уже сводит и бедро, у меня не получается ни пса. Кира сам расшнуровывает ботинок, стаскивает ботинок и носок. Зрелище не для слабонервных — видимая мне часть ступни сине-багровая, в темных пятнах. Кира кривится, выкручивает ступню — боль не усиливается.

— Не сломана. Но... — Кира прикусывает губу.

— Да что такое? — И Лаан тут, только Альдо стоит у стены, прикрыв глаза ладонями, — восстанавливает силы.

— Тебя уже кусали ползуны?

— Нет, только в глаз плевали несколько лет назад. Быстро зажило.

— Сам лечился? — продолжает допрос Кира.

— Ну да... А в чем дело-то?

— В том, что ты, Тэри, — кретин. У наших нужно было лечиться. А так — первый раз яд не страшен, второй — может и убить.

Анафилактический шок, вспоминается мне мудрый термин. Что-то такое — повторное введение вещества вызывает мгновенную аллергическую реакцию. Или я путаю... Не важно. Важнее, что моя глупость оказалась куда более серьезной, чем я подумал сначала.

— Ладно, понадеемся на то, что я сужу по тенникам, а не по Смотрителям.

Достав из кармана нож, Кира вспарывает штанину до колена. На ладонь от щиколотки нога покрыта теми же жуткими пятнами, но выше все нормально.

— Тебе дышать не трудно?

Я задумчиво делаю пару глубоких вздохов.

— Да вроде нет, нормально.

— Везунчик. Сейчас починю тебя. — Кира достает из бесконечных, видимо, карманов плоскую бутылку из-под коньяка, наполненную мутно-зеленой жидкостью, и серебряную цепочку с палец толщиной. Видно, что держать в руках серебро ему неприятно.

— Подержите его, — кивает тенник моим товарищам.

— Да я потерплю, — пытаюсь возражать, но меня никто не слушает. Хайо садится мне на колени, а Лаан, извиняясь улыбкой, одной рукой держит мои запястья за спиной, а другую положил поперек шеи. Секунд через десять после того, как Кира начинает свои процедуры, я расцениваю это как благодеяние, а не насилие. Если боль от укуса казалась мне сильной, то как охарактеризовать эту, я не знаю. Впечатление такое, что Кира пилит мою щиколотку серебряной цепочкой и поливает раны расплавленным металлом. Я не ору только потому, что Лаан всовывает мне в зубы рукав своей кожанки, и я жую его. Толстая кожа, кажется, рвется под моими укусами — мне не до того, меня выгибает от боли дугой, Хайо едва удерживает мои ноги. И вдруг все прекращается. Я даже не замечаю, что меня отпустили, сижу, мокрый как мышь, и сплевываю мелкие клочки кожи.

— Вставай, обувайся, — протягивает мне ботинок Кира. Недоверчиво смотрю на свою ногу. Все в порядке — нет следов ни укуса, ни Кириной деятельности. Кручу щиколоткой — все в порядке. Кира зло сверкает на меня глазами. Я встаю, зашнуровываю ботинок. Нога — как новенькая, но воспоминания о боли меня еще не оставили. Идти не больно — трудно поверить в это. На каждом шаге я вспоминаю, как лился кипящий металл на мою многострадальную ногу, и по спине ползет холодный пот. «Впредь поосторожней будешь», — подмигивает мне Кира. Я отворачиваюсь, сплевываю себе под ноги.

За три следующих часа мы уничтожаем еще пять ползунов — без приключений, десятка два плесенников, медлительных тварей, жрущих мох и лишайники, но оставляющих за собой потеки ядовитой слизи, без счета «пираний» и прочей мелкой пакости. Я больше не геройствую, держусь рядом с напряженным и сердитым на меня Кирой и стараюсь быть паинькой.

Зачистка близится к концу. Если забыть о моей глупости, она оказалась самой спокойной из всех на моей памяти. Это кажется странным, и чем ближе к выходу — всего-то километров пять, тем мрачнее делается Кира. У нас, видимо, одна и та же логика — сумма неприятностей на одну зачистку постоянна. И если поначалу все хорошо, а мое приключение — это мелочь, прошлый раз два ползуна располосовали Хайо когтями так, что мы едва привели его в порядок, и это тоже не считалось серьезным делом, то в конце жди особенной засады. О масштабах поджидающей нас мне и думать неохота. Может быть, обойдется?

Не обходится. Кира настораживается так, что я ощущаю воздух вокруг него как вибрирующий кисель, останавливается. Я командую остальным «Стоп!», Лаан и Хайо, по-прежнему идущие впереди, замирают.

— Оглоеды, — тихо говорит Кира.

Я не сразу соображаю, что он употребил множественное число: такого еще не было. Лаан соображает быстрее.

— Сколько?

— Трое.

— Не пойти ли нам отсюда? — спрашивает Хайо. Он вовсе не трус — просто о трех оглоедах сразу еще никто в Городе не слыхал. А если кто-то и встретился с подобным чудом, то рассказать уже не мог.

— Вот еще, — морщит нос Альдо, но мне лучше прочих понятно, что апломб его — дутый и силы он уже подрастратил. Дай Город, его хватит на одного — и то придется нести на себе потом. Если будет кому. В этом я не очень уверен.

— Нет, — говорит Лаан. — Нужно закончить работу. После них уже не будет никого, оглоеды всех распугали надолго.

Смотрю на своих товарищей — кажется, что все они сошли с ума. Нужно уйти, вернуться позже и доделать работу. Гибнуть попусту — стоит ли? Чего ради? Но они, кажется, твердо решились уничтожить всю стаю.

Странная бесшабашность поселяется в груди. Чему быть — того не миновать.

Я вставляю в пистолет запасную обойму, Хайо расстегивает куртку — на нем две перевязи с метательными ножами. Ножи освящены, но как это повлияет на оглоедов, я не знаю. Лаан выбрасывает дубинку и достает из-под бушлата пистолет еще побольше моего. Дубинка оглоеду — как поглаживание. Только Кира и Альдо стоят не шевелясь. Им приготовления не нужны. Впрочем, нет — Кира достает очередную бутылку, на этот раз, кажется, с коньяком или крепким чаем, делает пару глотков и протягивает Альдо.

— Что это? — кривится наш расист и параноик.

— Ты пей, пей, — ухмыляется Кира.

И происходит очередное чудо, на этот раз — доброго свойства: Альдо берет бутылку и делает осторожный глоток. Потом с интересом смотрит в горлышко и залпом допивает содержимое — добрый стакан. Он аж сияет и, кажется, слизывает с ободка бутылки последнюю каплю.

— Что это такое? — Мне на редкость любопытно.

— Травки разные, — подмигивает мне Кира. — Корешки, сушеные мышки, жабьи лапки.

Судя по выражению лица Альдо, там вовсе не мышки и лапки, а хитрый ведьмачий настой тенников, секреты которых они не выдадут и под пытками. Я чувствую разницу в состоянии Альдо почти на себе — энергия бьет во все стороны, и я тоже делаюсь бодрее. Хайо улыбается — видимо, и до него дошла теплая пьянящая волна.