"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Проскурин Вадим Геннадьевич. Страница 226

Пили много — Хайо радовался, что на него алкоголь действует раза в три слабее, чем на собутыльников, иначе ему уже давно захотелось бы спать. Но он старался не выдавать того, что почти трезв или пьян лишь слегка, чтобы не разрушать постепенно складывающуюся доверительную обстановку. Он наблюдал за всей троицей, особенно внимательно — за Грегом, но едва ли тот понимал, что блаженно улыбающийся и жмурящийся Хайо на самом деле прекрасно контролирует себя. Рэни практически спала сидя, оперев подбородок на кулаки, и только иногда смеялась, когда кто-нибудь рассказывал анекдот или байку. Потом она и вовсе перелегла на колени к Грегу, еще через час Грег попросил Сергея унести «сие безжизненное тело» в спальню, и они остались втроем, но следующая стопка водки Сергея доканала, и он отправился в гостиную над кафе.

— А ты ведь и не пьян почти, — с проницательностью, которая приходит примерно после литра водки, вдруг заявил Грег.

— Это как посмотреть.... — улыбнулся Хайо. — Я года три не пил столько.

— Типа трезвенник?

— Спортсмен.

— Я тоже был спортсменом. Гонщиком. И...

— И что?

— Разбился так, что едва собрали. Больше не пробовал. Хотя тянет иногда — смотрю, как другие гоняют, тоже хочу сесть. Но куда мне.... я человек женатый.

— Не понял связи.... — сымитировал недоумение Хайо.

— У тебя есть баба?

Хайо никогда не называл свою девушку «бабой» и словечко неприятно резануло ему слух, но сейчас было не место для филологических дискуссий, поэтому он, мысленно попросив у подруги прощения, кивнул.

— И что? Она бы тебя отпустила? На гонки?

— Меня нельзя отпустить или не отпустить. Меня можно попросить не делать того или иного. Исполню ли я просьбу — зависит от многих обстоятельств. Но — я свободный житель Города, а не собака на привязи, — медленно и четко сказал Хайо, в упор глядя в темно-серые, асфальтового оттенка, глаза Грега.

— А ты крутой.... — ухмыльнулся мужчина. — Или косишь под крутого?

— Тебе виднее.

— Проверим? — с пьяным азартом вскочил со стула Грег. — А? Или слабо?

— На слабо ведутся только слабаки, — пожал плечами Хайо. — Как проверять предлагаешь? И какая мне выгода с того, что я тебе что-то докажу?

— Я на тебя бесплатно работать буду. По рукам?

— Не годится. Ты же не один работаешь...

— Да кто его спрашивает-то? — кивнул на потолок Грег. — Таких тут тринадцать на дюжину...

— Все равно не годится. Только ты и я, так? Ну, давай, — Хайо тоже поднялся, скинул куртку на спинку стула. — Способ?

Грег, конечно, был пьян, но оценить пластику и рисунок мышц потенциального противника был вполне в состоянии. Поэтому рукопашную схватку предлагать не стал, прекрасно представляя себе результат. Но ему все-таки хотелось обломать Хайо, объяснить, кто здесь хозяин. Он уже проиграл по очкам, предложив испытание — тем, кого по определению считают слабее себя, не предлагают ничего подобного. Теперь нужно было выходить из ситуации, да не как-нибудь, а победителем.

— Хорошо, уговорил, — рисуясь, сказал Грег. — Если тебе это так уж надо.... Ножички покидаем. До трех очков. Идет?

— По-моему, все это было надо тебе. Или я что-то перепутал?

— Ладно, неважно. Согласен или как?

— Согласен, — широко улыбнулся Хайо. — Твой способ. Теперь условия. Мое таково: проигрываешь — никогда больше не поднимаешь руку на жену. Твое?

— Откуда ты.... — задохнулся от возмущения Грег. — Хорошо, мальчик. Проигрываешь — никогда не прикасаешься к ней даже пальцем. Даже если она будет тонуть у тебя на глазах. Идет?

— Идет, — кивнул Хайо. — Я сказал, ты услышал.

— Я сказал, ты услышал. Кто начнет?

— Ты.

— Хорошо...

Хайо завел руку за спину, под куртку, ожидая, пока в ладонь ляжет подходящий клинок. Не стоило демонстрировать Грегу извлечение предметов из ничего; пусть думает, что нож засунут сзади за ремень. Выбранная человеком форма состязания казалась нелепой. Пьяный в стельку Грег имел все шансы попасть ножом себе в пятку, и очень мало шансов попасть в мишень. А мишень он выбрал сам, должно быть, окончательно спятил. Ровно в этот час проявило себя во всей красе разрушительное действие алкоголя на мозг.

Крошечное, с воробьиный глаз, еле различимое пятно на деревянной панели за барной стойкой. Из-за горлышек бутылок его едва видно, а сбивший бутылку очка не получает, даже если попадет в мишень.

Хайо даже усомнился, получится ли у него этот фокус; а нужно было выиграть, на карту поставлено слишком много, и нельзя промахнуться. Грег все-таки ухитрился втянуть его в свои идиотские игры. Мастер, ничего не скажешь. Просто гений дурацких поступков.

Смотритель получил три очка из трех, Грег — два. Он был на грани от ничьей, но в последнем броске нож воткнулся в дерево недостаточно глубоко, упал и сбил бутылку. В воздухе резко и противно запахло можжевельником.

— А ведь я тебя почти сделал, а? — Грег присел на край стула, потер средним и указательным пальцами левой руки переносицу. — Скажи — почти сделал?

— Почти. — Хайо был дипломатически вежлив.

— Дурацкое твое условие.... — выложившись в поединке, Грег уже почти не контролировал себя и почти перестал играть. — Мальчишка, что ты понимаешь.... это же все не мне надо, ей. Если я не буду ее строить — она же по рукам пойдет или сопьется. За ней только глаз да глаз.... Ты думаешь, я такой плохой. Злобный тиран просто, девочку обижаю.

— Нет, так я не думаю...

— Да не ври, думаешь. Бедная девочка, такая прекрасная и несчастная. Знаешь, как это — смотрят на тебя такими вот большими и чистыми глазами, и говорят «я в тебя верю, ты хороший!». И не дай Город потом устать или чтоб голова болела — ты же хороший, ты же не имеешь права быть плохим. Любая мелочь, любой промах — обида смертная. Потому что если я такой хороший, то если и делаю что не так, то, значит, назло. И обязан быть хорошим — день за днем, всю жизнь бесперечь. Веселуха, да?

— Я бы так не сказал. — Хайо сел за стол напротив, поставил локти на край и упер подбородок в кулаки. — По-моему, ничего веселого тут нет.

— Вот именно что. Я ее люблю, ты понимаешь?

— Понимаю.

— Люблю я ее, но это ж каждый день, каждый день — быть таким хорошим и прекрасным, таким-растаким. А ей не нужен хороший, не нужен прекрасный. Она так жить не может, на самом деле. Ей нужно, чтобы было от чего поплакать и пострадать, пожалеть себя. Помучиться. Иначе она и не поверит, что я ее люблю. Уйдет куда-нибудь, искать другого, кто...

— Так может, пусть уходит?

— Не могу. Не могу отпустить. Я за нее боюсь. Я уже ее знаю, знаю, что ей надо. Да, мне тяжело. Но.... это еще ничего. Это можно пережить. А если с ней что-нибудь случится?

Грег уже вовсю клевал носом и говорил через дрему. Хайо забрал у него стакан, отодвинул со стола миску с остатками салата, и, словно невзначай, задел пальцами висок, сглаживая и уводя на второй план воспоминания об этом разговоре. Можно было понадеяться и на алкоголь, но Хайо не хотел рисковать. Такая ночная откровенность могла обернуться утренней ссорой — это было бы лишним.

Он и в этой беседе старался быть бесстрастным и равнодушным, подавать обдуманные и просчитанные реплики, разыгрывать сцену как по нотам, собирая информацию и раскладывая ее по полочкам. Но сейчас, при виде спящего головой на столе Грега, Хайо вдруг понял, что его все решительно и бесповоротно достало. Ему срочно нужно было что-нибудь разбить, сломать, кого-то ударить. Темная волна поднялась из глубин души и накрыла с головой, заставила в бессильной злобе озираться в поисках подходящего предмета. Пожалуй, бутылка годилась, чтобы кинуть ей в окно.

«Стоп!» — сказал внутренний голос, один из многих внутренних голосов — тот, что никогда не утрачивал здравый смысл. «Если ты злишься — ты уже вовлечен в ситуацию. Выйди из нее, пока не поздно...» — и Хайо сумел взять себя в руки. Он прижался щекой к холодному стеклу соседнего столика, навалился грудью так, что тонкая полоса больно врезалась в кожу, начал медленно считать про себя. Через несколько минут его отпустило окончательно, и он вышел на темную ночную улицу, полной грудью вдыхая прохладный воздух.