"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Проскурин Вадим Геннадьевич. Страница 354

– А ты на что?

– А я на то, чтобы думать. У нас два выхода: либо аккуратненько мотать, либо тихо взять за жабры князя и договориться по-хорошему.

– Тогда мотать, – сказал Егор.

– Ни фига подобного, – рассердился близнец. – Не для того мы мешок денег получали, чтобы им бросаться. Вдруг колдуну потребуется плата?

Ворота конюшни подпирались двумя жердями. Ефрейтор надавил, они и открылись. Вскочил дремавший на бочке страж, получил промеж выпученных глаз.

– Не жестоко? – прошептал Старшой.

Егор наклонился над вырубленным охранником, тихо произнес:

– Извини.

– Не паясничай, – тоном училки сказал Иван. – Что-то ты стал во всем на кулаки полагаться.

Младший усадил бессознательного воина, прислонив к стене. Старшой затворил ворота. Двинулись в гостиный дом.

– Где князь, малой? – спросил Иван паренька-слугу, выбежавшего с кадкой мусора.

– Опочивать соизволяють, – смешно пролопотал постреленок. – В главных покоях пребываючи. Прямо идите, не ошибетесь.

– Молодец. – Егор потрепал мальчонку по кудрявой голове.

Взошли на крыльцо.

– Стойте! – велел охранник.

– Ну, будем лясы точить или жестоко поступим? – спросил брата ефрейтор.

– Кто вас выпустил? – нахмурился часовой.

– Давай жестоко, – сдался Старшой.

За мгновение до того, как страж поднял бы тревогу, Емельянов-младший отправил его в нокаут. Обмякшее тело усадили у двери.

Внутри было тихо и безлюдно. Близнецы проследовали по широкому коридору к огромным дорогим дверям. Здесь не повезло еще паре бойцов. Удача оставила их быстро и антигуманно.

Выбив двери, братья попали в спальню, где возлежал похмельный князь. Одр был воистину скорбным – зеленый ликом Хоробрий морщился и силился поднять трясущиеся руки. Миловидная служанка подавала ему кувшин с капустным рассолом, но, испугавшись оглушительного треска, уронила живительную влагу вместе с сосудом на главного тридевятича.

– Дура… – страдательным голосом выдавил князь. – Чем я усмирю нутряных демонов?

Визитеров болезный не замечал, пока они не склонились над постелью.

– Вы?!

– Нет, блин, дуэт «Тату», – съязвил Иван. – Поговорить надо.

– Тяжко…

– Какой же ты Хоробрий? Ты Хворобий, – вывел Старшой.

– Давай, девица, дуй за вторым кувшином. – Егор шлепнул служанку пониже спины, и она выпорхнула из покоев.

Потом около четверти часа князь поправлял здоровье, а опомнившаяся охрана топталась за прикрытыми ефрейтором дверьми.

Стресс и рассол сделали свое дело – Хоробрий ожил.

– О чем толковать станем? – спросил он.

Емельянов-старший решил подбирать слова поосторожнее:

– Вчера мы не очень верно друг друга поняли, князь. В результате мы с братишкой оказались в кутузке раньше, чем представились. Меня зовут Иваном, а он – Егор.

– Те самые? – вскинулся тридевяцкий вождь, но тут же поморщился от головной боли.

– Да, если ты имеешь в виду близнецов, которые победили Соловья-разбойника…

– Что ж вы раньше не сказали?

– Так я и говорю: не по-людски вчера вышло. Но это ничего. Мы же просто странствуем. Вот и в твое княжество прибыли, чтобы повидать величайшего колдуна.

Зная дембеля Хоробрия, они насторожились бы при виде барабанящих по одеялу пальцев и прищуренного левого глаза. Тридевяцкий голова замыслил оставить прославленных богатырей себе. Уж с такими-то молодцами ни орда не страшна, ни соседи-завистники.

– А что? И повидаете, – заверил братьев князь. – Самолично вас в столицу зову, будьте гостями дорогими.

– Спасибо. – Приглашение пришлось принять, хотя Иван отлично помнил, чем оборачивается, например, гостеприимство боял из Тянитолкаева.

Егор проявил любопытство:

– А откуда о нас тут известно?

– Не смешите! – Хоробрий махнул слабой рукой. – В народе уже сказки складывают. А я узнал о вас на сборище князей. Съехались мы с князьями-братьями судьбы Эрэфии решати. Все были, кроме легендоградского да мозговского князей. Загордились, глупые.

– Ну, Велемудр погиб, – обронил Старшой.

– Все же не умер, да? – улыбнулся тридевятич. – Нет, не смерть виной его отсутствию. Весть о его кончине дошла до нас на третий день переговоров. Вот и смекайте – поехал бы, живому быть.

Помолчали.

– Ни он, ни Юрий Близорукий не пожаловали, – продолжил Хоробрий. – А про вас нам князь тянитолкайский Световар рассказал, ему депешу доставили. Дескать, объявились витязи, дракона одолевшие. А уж потом и про Соловья весть пришла. А под конец и о событиях в Легендограде. Народ истосковался по богатырям, орлы мои. Люди у нас сильные духом да славные терпением. Появление средь них витязей – большое достижение и великая помощь в деле становления Родины…

«Тебе бы у нас в думу баллотироваться с таким языком-то», – подумал Иван, не слушая агитку. Ефрейтор внимал, раскрыв рот.

Дождавшись конца пламенной княжьей речи, Старшой сказал:

– А с послом парижуйским недоразумение форменное. Сам пойми, нам с сумкой денег грабить вовсе незачем. Перепугался лягушатник, виноватых стал искать.

– Беда одна от этих басурман, – вздохнул Хоробрий. – Ладно, не берите в голову. Казна ваша в углу, забирайте. Через час поедем в Торчок.

Но ни через час, ни через два двинуться не удалось – бедняга де Монокль пребывал в адски болезненном состоянии, и добросердечный князь лично отпаивал его резким живительным рассолом. Дружинники посмеивались: благородное горло парижуйского аристократа капустный настой не принимало.

– Как говорил Нелюдовик, если государство – это я, то где же мои исполнительные органы? – стонал Пьер. – Ах, вот они…

– Какое ты шевалье, если пить не обучен? – ярился Хоробрий. – Вшивалье ты, а не шевалье.

– Что есть «вшивалье»? – загробным голосом вопрошал посол.

– Плохой рыцарь. Никудышный.

Если бы эту беседу слышала мышь Гамаюн, она бы добавила: аховый, барахольный, бяка, вшивый, гиблый, гроша ломаного не стоящий, гунявый, дрянной, дурной, жалкий, завалящий, занюханный, захудалый, зачуханный, косячный, лажовый, левый, ледащий, мерзопакостный, мертвый, мутный, неважнецкий, незавидный, никчемный, никуда не годный, ни фига не стоящий, неудовлетворительный, нехороший, никчемушный, отвратительный, скверный, скудный, слабый, третьеразрядный, тухлый, ужасный, хламный, хреновый, – в общем, ни к черту.

Черный дом гадалки казался в утренних сумерках еще темнее. Перехлюзд без труда отпер закрытую на засов дверь. Воровское колдовство давалось магу лучше всего. Пройдя по коридору, он вошел в комнату Скипидарьи. Вещунья спала, сопя, словно маленький, но мощный насос.

Перехлюзд произнес короткое заклинание, и над ним загорелся лиловый шар. Бабка поморщилась, всхлипнула и проснулась.

– Что, старая, не предрекла моего появления? – Колдун недобро ухмыльнулся. – Мне нужна диковина из иного мира.

– Хм, нешто своя отказала? – Гадалка приподнялась на локте, рассматривая визитера.

– Не дерзи, ты в моей власти.

– А ты-то, ты в чьей… – с укоризной проговорила Скипидарья. – Тьма за твоим плечом. Ложь в твоих деяниях… Не поможет тебе диковина.

– Неуверенно врешь, не пронимает.

– Твоя забота, – пожала плечами вещунья. – Бери. Вон в том сундуке.

Волшебник прошел в угол, поглаживая раздвоенную бороду. На указанном ящике спал маленький Горыныч. Стоило Перехлюзду приблизиться, и страж вскинул три рогатенькие головенки, угрожающе зашипел.

– Цыпа-цыпа-цыпа, – прошептал маг и нанес подлый магический удар.

Раздался глухой хлопок, Горыныча скрыли густые клубы сизого дыма.

– Охламон! – подала голос гадалка. – Кто же змеев волшбой воюет?

Завеса рассеялась, и на сундуке обнаружился невредимый змей, только вот незадача – в три раза увеличился.

Вместо чешуйчатой моськи колдун столкнулся с существом немаленьких размеров. И ящер был зол.

В Перехлюзда полетели сразу три струи пламени. Маг увернулся, но пришлось тушить загоревшийся плащ. Сбив огонь, волшебник протянул руку в сторону Скипидарьи. Невидимая хватка сжала старушечье сердце.