Скрытые таланты - Кренц Джейн Энн. Страница 42

Когда она открыла дверь и увидела его на ступенях своего дома, она прочитала правду у него в глазах. Во всяком случае, ей так показалось. Она определенно уловила что-то значительное в выражении его лица. У него был вид человека, которому только что было откровение. Неистовое желание в нем сочеталось с еще одним обнаженным чувством, настолько пылким и сильным, что это могла быть только любовь.

Вот почему она и рискнула показать ему фотографии. Этим утром она проснулась с уверенностью, что теперь Калеб все поймет. Теперь он сможет посмотреть на эти снимки без предубеждения.

Счастливо улыбнувшись, Сиренити отвернулась от зеркала. У нее было такое чувство, будто она сможет взлететь, или пробежать марафонскую дистанцию, или станцевать на поверхности одного из волшебных источников, вызывающих видения. Ей казалось, что она может сотворить любое чудо.

Она натянула халат, сунула ноги в шлепанцы и открыла дверь ванной. Услышав доносившийся из гостиной голос Калеба, она вздрогнула от неожиданности.

— Я сказал, что займусь этим, Франклин.

Это был голос того, прежнего Калеба, с которым Сиренити встречалась в его офисе в Сиэтле. Невыразительный, вежливый, лишенный всяких эмоций, излучающий лишь ледяное, отстраненное спокойствие.

— Ничего не предпринимай. Ясно? Никаких уступок. Я с этим сам разберусь.

Словно порыв холодного ветра развеял теплый туман эйфории, обволакивавший Сиренити. Она слышала, как Калеб аккуратно (слишком аккуратно!) положил трубку. У нее тревожно сжалось сердце при мысли о том, что случилось что-то неладное. Она подумала об оставленных на одеяле фотографиях и спросила себя правильно ли она поступила.

Сделав глубокий вдох, она затянула потуже пояс халата и заставила себя не торопясь пройти по коридору. Вошла в гостиную и увидела, что Калеб стоит босиком перед телефоном. На нем были только бpюки. Его лицо было похоже на бесстрастную маску.

— Калеб?

— У нас проблема.

— Какая проблема?

— Думаю, теперь можно без колебаний сказать, что человек, пытавшийся шантажировать тебя, был не Эмброуз Эстерли.

Сиренити толком не представляла себе, что ожидала услышать, но явно не то, что услышала. И теперь не знала, что должна чувствовать — облегчение или тревогу.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вчера, после того как мы уехали из Вентресс-Вэлли, Франклину позвонили и сказали, что продается некий набор фотографий. Звонивший запросил за него пять тысяч долларов.

Желудок Сиренити словно рухнул в глубокую пропасть.

— Не понимаю.

— Нет? А вот мне все чертовски ясно. Кто-то, кого ты знаешь, взял эти негативы и решил пустить их в дело. На этот раз не для того, чтобы воспрепятствовать нашему с тобой деловому сотрудничеству, а для того, чтобы вымогать деньги у моей семьи.

— О Господи! — Сиренити медленно опустилась в кресло. Она крепко обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. — Мне ужасно, ужасно жаль.

— Черт возьми, Сиренити, что происходит? — Калеба звучал подозрительно мягко.

— Я не знаю. Просто не знаю. — Она подняла на него глаза, полные отчаянной мольбы. Возможно, сейчас было не время спрашивать, что он на самом деле думает об этих фотографиях, но сдержаться она уже не могла. Ей нужно было знать, что она не ошиблась, рискнув показать их ему сегодня утром. — Ты ведь видел эти фотографии. Они не так уж ужасны, правда?

— Фотографии тут ни при чем. Как ты не понимаешь? Мое мнение роли не играет. — Он запустил пальцы в волосы и нахмурился. Его мысли были явно сосредоточены на недавнем катастрофическом событии, а не на том, чтобы успокоить ее. — Важно то, что кто-то вошел в контакт с одним из членов моей семьи, прекрасно зная, что за этим последует. Кто-то другой, не Эстерли. Это не мог быть Эстерли, потому что он мертв.

— Я не понимаю, что происходит, — прошептала Сиренити. — Могу лишь предположить, что кому-то здесь, в Уиттс-Энде, здорово не нравится мой проект торговли по почтовым заказам. И этот человек, кто бы он ни был, полагает, что если ему удастся заставить тебя отказаться работать со мной в качестве консультанта, то мои планы рухнут.

— Думаю, что здесь нечто большее, — медленно произнес Калеб. — Причем это нечто присутствовалось с самого начала. Но я был слишком занят другими вещами, чтобы как следует присмотреться к ситуации.

— О чем ты говоришь?

— Подумай хорошенько, Сиренити. Дело в том, что эти твои фотографии обладают весьма ограниченным потенциалом в качестве основания для шантажа.

— Охотнее меня никто бы с этим не согласился, — пробормотала она. — Я все время говорила тебе, что это художественные фотографии, а не какие то неприличные картинки.

— Да. И все-таки, мне кажется, можно сказать без особой боязни ошибиться, что наверняка найдется немало семей, которые будут против того, чтобы кто-то из их круга женился на женщине, позировавшей в обнаженном виде для каких бы то ни было фотографий вообще.

— Вероятно, ты прав. В тех местах очень много людей, которые не ценят настоящее искусство.

Он пропустил это замечание мимо ушей.

— Однако я интуитивно догадываюсь, что найдется относительно мало семей, у которых, если воспользоваться твоим выражением, от этих фотографий просто поедет крыша, что в случае с Вентрссами гарантировано. — Он помолчал. — И уже происходит с моим дядей.

Сиренити нахмурилась.

— Думаю, что начинаю понимать, куда ты клонишь.

— Обладатель негативов, кто бы он ни был, хорошо осведомлен обо мне и о прошлом моей семьи. И теперь нам придется иметь дело с тем фактом, что подонок, пытающийся провернуть это дело, не Эмброуз Эстерли. Вот и опровержение теории о том, что он узнал мое имя из газет.

— Возможно, кто-то нашел эти негативы уже после смерти Эмброуза, как мы и опасались сначала. — Сиренити передернуло. — Или, может быть, папка в архиве Эмброуза потому и оказалась пустой, за исключением нескольких отпечатков, что кто-то добрался до нее раньше меня.

— Возможно и другое: кто-то добрался до нее задолго до того, как ты решила ее поискать. Может, даже еще до того, как умер Эмброуз. Кто-то, кому была известна та давняя история с шантажом у нас всемье.

— Как ни смотри на это, получается, что почти наверняка тут замешан кто-то живущий здесь, в Уиттс-Энде, — прошептала Сиренити. — Но непонятно, как кто-то из местных мог узнать все это о твоей семье, не говоря уж о том, чтобы сделать нечто подобное. Эмброуз был единственной подходящей кандидатурой.

— И его нет в живых. — Калеб стал ходить взад и вперед по комнате. — Давай посмотрим на все с самого начала. Факт номер один: здесь, в Уиттс-Энде, все знали, что ты позировала Эстерли, так?

— Да, наверное. Никого это не касалось, но могу предположить, что знали все. Это не держалось в секрете.

— Факт номер два: ничего не происходило, пока ты не встретилась со мной несколько раз и не объявила, что намерена подписать со мной контракт.

— Хорошее замечание, — сказала Сиренити. — И не забудь еще, что первая попытка шантажа не включала требования денег. В первый раз требовали, чтобы я расторгла деловую договоренность с тобой.

— А теперь рассмотрим второе требование. Hа этот раз требуют наличных денег. Так что, возможно, мы имеем дело с двумя разными шантажистами. Первым мог быть Эстерли, как мы и предположили, когда анализировали ситуацию раньше. В этом случае похоже на то, что единственной его целью было сорвать твои планы.

— И был второй шантажист, который знал, что делает Эмброуз, и который после смерти Эмброуза решил, что снимки можно использовать с большей выгодой. — Сиренити поморщилась. — Например, вымогая деньги у твоей семьи.

Калеб пересек комнату, подошел к дровяной печи, открыл дверцу и стал шевелить угли.

— Два шантажиста. Оба знали о твоих фотографиях, о заключенном со мной контракте и о моем прошлом. Один из них, по всей видимости, хотел только сорвать наши деловые отношения. Но второму нужно было нечто большее. Деньги.

— Наверно, Эмброуз мог посвятить кого-то еще в то, что он делает. — Сиренити задумчиво закусила нижнюю губу. — Но единственный человек, с которым он когда-либо вообще делился, это Джесси. И я знаю, что Джесси никогда бы не стала никого шантажировать.