Скрытые таланты - Кренц Джейн Энн. Страница 8

Она заметила и то, что над трубой не вился дым. Только бы Эмброуз не оказался пьяным до бесчувствия, как это случалось с ним время от времени. У нее было к нему несколько вопросов, и она рассчитывала получить ответы.

Сиренити решительно направилась к ведущим домик ступеням. Сделка с Калебом рухнула, сгорела синим огнем, и этого уже не поправишь, но она намеревалась узнать, по чьей вине все произошло.

Ей никак не верилось, что вдохновителем такого плана мог оказаться Эмброуз, но одно было бесспорно: кто бы ни отправил ей эти снимки, он должен был добыть их у Эмброуза. Именно у Эмброуза хранились негативы, и он, как она полагала, был единственным человеком, имевшим набор фотографий.

Сиренити поднялась по ступенькам и громко постучала в дверь. Никакого ответа не последовало.

— Эмброуз, я знаю, что ты дома. Открой дверь. Мне надо с тобой поговорить.

И опять ответом было молчание. Ей стало не по себе.

— Эмброуз?

Сиренити попробовала повернуть дверную ручку. Она легко поддалась, как и большинство дверных ручек в Уиттс-Энде. Здесь никто не трудился запирать свои двери, просто никогда не было нужды принимать такие меры предосторожности.

Она слегка приоткрыла дверь и заглянула внутрь в полумрак.

Ощущение, что здесь что-то не так, обдало ее холодом. Она в неподвижности застыла на пороге.

— Эмброуз, ты здесь?

Сиренити шагнула в комнату и, протянув руку, нашарила на стене выключатель. При тусклом свете слабой лампочки она окинула жилище Эмброуза быстрым, встревоженным взглядом. Рассеянно отметила, что воздух в нем был застоявшийся. От камина пахло давно сгоревшими дровами, старым дымом. Зола в нем была холодная.

Везде лежали, как всегда, кипы газет. Эмброуз был информационным наркоманом. Он подписывался на все крупные ежедневные газеты Сиэтла, Портленда и Лос-Анджелеса. Помимо газет, в комнате было полно самого разнообразного фотооборудования. Фотоаппараты, объективы и экспонометры занимали почти все наличное пространство. Эмброуз питал страсть к материальной части своего искусства. К несчастью, удовлетворение этой страсти было ему не по карману. Случалось, все обитатели Уиттс-Энда одалживали ему деньги на покупку нового фотоаппарата или какого-нибудь сногсшибательного объектива.

Две немытые кофейные чашки стояли на видавшем виды сосновом столе перед продавленной кушеткой. Рядом с чашками в пепельнице лежало несколько окурков и кучки пепла. Когда Эмброуз пытался удержаться от употребления алкоголя, он пил много кофе и беспрерывно курил.

Сиренити направилась по коридорчику на кухню.

— Эмброуз?

Снова в ответ молчание. Она заметила, что дверь ведущая к лестнице в подвал, закрыта. Возможно Эмброуз работает внизу. Он располагал одним из немногочисленных в Уиттс-Энде подвалов. Там у него была оборудована темная комната, где он хранил в идеальном порядке свою коллекцию фотографий, негативов и свой деловой архив.

Сиренити заглянула на кухню и увидела, что там никого нет. Она подошла к двери в подвал и постучала. Если Эмброуз работает в темной комнате, то ни к чему открывать дверь без предупреждения.

Опять никакого ответа.

— Я открываю эту дверь, Эмброуз.

После очередной порции молчания она так и сделала.

В подвале было темно. И стоял такой сильный запах алкоголя, что она чуть не задохнулась. Она ощупью нашла выключатель на стене.

Первое, что она увидела, когда загорелся свет, 6ыло нечто похожее на кучу старой одежды у подножия лестницы.

А потом увидела руку, частично закрытую рукавом куртки. И пару ботинок.

— Эмброуз. Боже мой, Эмброуз.

На какое-то мгновение Сиренити парализовал ужас. От страшного стеснения в груди перехватило дыхание. Ей удалось сбросить с себя оцепенение и медленно сойти вниз по лестнице. Глаза ее наполнились слезами.

У Эмброуза Эстерли больше не будет шансов на большой успех в беспощадном мире коммерческой фотографии.

— Напился вдребезги и упал с лестницы, бедняга. — Куинтон Пристли медленно вел свой потрепанный фургон сквозь туман по узкой асфальтированной дороге к коттеджу Сиренити. — Думаю, этим все и должно было кончиться. Он просто гробил себя. Все это знали. И надо же было именно тебе оказаться там и обнаружить его.

— Если бы я не пошла к нему сегодня, его могли бы еще долго не найти. — Сиренити сжала лежавшие на коленях руки в перчатках и стала с грустью смотреть через грязное ветровое стекло фургона Куинтона. Туман слегка поредел, но теперь длинные тени раннего вечера несли с собой в горы еще более густую темноту. — Надеюсь, он не очень долго мучился.

Куинтон был первым, кому она позвонила, после того как набрала специальный номер, чтобы вызвать шерифа и машину «скорой помощи» к домику Эмброуза. Она знала, что прибытия властей из Буллингтона придется ждать около часа, а оставаться в одиночестве ей не хотелось.

В лице Куинтона, владельца единственного в Уиттс-Энде книжного магазина и единственной же пивоварни, городок имел своего философа. Лет пятидесяти с небольшим, он был худым и жилистым, с бездонными темными глазами и пышной, заметно седеющей бородой.

Куинтон изучал философию и математику в каком-то престижном частном колледже, но потом решил оставить мир истеблишмента и заняться разработкой собственной философской системы. В первые годы своей жизни в Уиттс-Энде он действительно написал и опубликовал четыре тоненьких томика. Вместе взятые, эти книги излагали исчерпывающую, тщательно выстроенную, базирующуюся на математике философскую теорию, которой удалось завоевать небольшой круг приверженцев в среде интеллектуальной элиты крупнейших университетов.

Достигнув своей цели, Куинтон обратился к другим проектам, а именно решил открыть книжный магазин и пивоваренный завод. Как он однажды объяснил Сиренити, держать книжный магазин выгоднее, чем писать книги, а стремление варить лучшее в мире пиво — намного более надежный путь к философскому просвещению, чем традиционный академический подход.

— Медики сказали, что при падении Эмброуз сломал себе шею и, по всей вероятности, умер мгновенно. — Куинтон сбавил скорость перед поворотом на подъездную дорожку, ведущую к коттеджу Сиренити. — Не думай об этом. Ты ничего не могла сделать. Жизнь представляет собой ряд линий, соединяющих между собой точки на бесконечном множестве геометрических плоскостей. Все мы существуем в разных точках этих плоскостей в разное время. Иногда эти точки на мгновение соединяются через плоскости прямой линией, а иногда нет.

Как всегда, Сиренити не имела ни малейшего понятия, о чем толкует Куинтон. И это не беспокоило ее. Ни один человек в Уиттс-Энде не мог сказать, что понимает Куинтона, когда тот пускался в свои философствования.

— Джесси приняла известие лучше, чем я думала, — заметила Сиренити. — Меня беспокоило, как она прореагирует.

Джесси Бланшар была художница, давно живущая в Уиттс-Энде, у которой с Эмброузом последние три года был периодически прерывавшийся и вновь возобновлявшийся роман. В последнее время, насколько было известно Сиренити, этот роман находился в фазе перерыва, однако Сиренити было известно и то, что Эмброуз был очень дорог Джесси.

— Похоже, это не было для нее такой уж неожиданностью, — сказал Куинтон. — Ее глаз художника позволяет ей под поверхностью жизни видеть второй слой реальности. Она знала, что Эмброуз был глубоко неблагополучной личностью.

— Да, наверно, знала.

Куинтон взглянул на нее.

— То одно, то другое — мы ведь так и не поговорили о том, как дела в Сиэтле. И почему ты вернулась раньше?

— Как говорят в деловых кругах, мистер Вентресс и я не смогли прийти к обоюдному согласию.

Куинтон нахмурился.

— Что же произошло?

— Это долгая история. Сейчас мне что-то не хочется в нее углубляться. Я все расскажу тебе позже, обещаю.

— Когда сочтешь нужным. — Куинтон свернул на подъездную дорожку к дому Сиренити. — Похоже, у тебя гости. Ты знаешь кого-нибудь с зеленым «ягуаром»?