"Фантастика 2024-7". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Панарин Сергей Васильевич. Страница 311

– Ну что, хлопцы, угомонились? А теперь шагайте к холму и давайте без выкрутасов. Мне вас еще освободить надо и провести первичный инструктаж.

Туристы недоверчиво покосились на капитана. Тот повел автоматным стволом, веля топать в заданном направлении.

– Думали, я вас на самом деле убивать буду? – хмыкнул Тарасов, когда «пленники» оказались с обратной стороны высокого холма. Здесь сержант Григорчук при всем желании не мог их увидеть из кабины грузовика. – Нужны вы мне больно! Зона сама с вами разберется, если захочет.

– Какая Зона? – удивился Балабол. – Ты в своем уме? Она исчезла три года назад.

– Как исчезла, так и появилась, – огрызнулся Тарасов, с шорохом вытаскивая нож из пластиковых ножен на поясе. – Так и будешь со связанными руками стоять или тебя освободить?

Балабол вытянул перед собой руки и сделал шаг вперед. Капитан просунул кончик сверкнувшего на солнце клинка под узкую полоску пластиковых наручников, слегка двинул ножом. Хомут лопнул и упал в траву подле ног проводника белой закорючкой. Дмитрий зашипел сквозь зубы, благодарно кивнул и принялся энергично растирать затекшие руки.

– Теперь моя очередь, – улыбнулась брюнетка, протягивая Тарасову маленькие кулачки.

Тот пожал плечами: дескать, мне без разницы, – разрезал пластиковую полоску, шагнул к бородатому и тоже его освободил.

– Значит, слухайте сюды, – сказал капитан, убирая нож на место. – Ща я несколько раз выстрелю в воздух, будто бы пришил вас, но для начала кое-что отдам.

Он сунул руку в карман камуфляжных штанов, вытащил старенький пистолет с треснувшей бакелитовой накладкой на рукоятке, всучил Балаболу. Потом полез в кармашки разгрузки. Из одного достал ПДА и две запасные обоймы, из другого нож в кожаных самодельных ножнах и тоже передал проводнику. В последнюю очередь капитан снял с пояса фляжку, но досталась она не Балаболу, а брюнетке. Та мигом скрутила колпачок и жадно припала к горлышку.

Проводник облизнул губы, а бородач шумно сглотнул и засопел носом, наблюдая за тем, как пьет его спутница.

– Звиняйте, хлопцы, другой фляжки нет. Придется обождать. Знаю, вам хочется пить, у вас болит голова, появились провалы в памяти. Это побочные эффекты сильнодействующего психотропного препарата. Уж больно кое-кому хотелось узнать, откуда вы таким странным образом появились в парке.

– А что странного в нашем появлении? – спросил Балабол.

– Да все. Начать хотя бы с того, что на вас была зимняя одежда. Это сейчас-то, когда дневная температура ниже двадцати градусов тепла не опускается. Вас троих патруль обнаружил неподалеку от Периметра. Вы появились, можно сказать, из ниоткуда. Со слов нашедшего вас сержанта, вы трое как будто выпали из лопнувшей в воздухе сверкающей молниями сферы. Ему, конечно, не поверили, заставили кровь сдать на анализ, но, поскольку следов наркотических веществ не обнаружили, пришлось принять его слова за правду. Ну а так как он больше ничего не знал, взялись за вас всерьез и напичкали всякой дрянью, чтобы языки развязать.

Женщина перестала пить, обменялась взглядами с бородатым, потом посмотрела на проводника. По этой игре в гляделки капитан понял, что его слова стали для них откровением. Он подумал, стоит ли вываливать на них весь объем информации, и решил, что это ни к чему. Незачем им было знать о ночном сообщении и мотивах капитана Тарасова, точнее, того, кто столько лет скрывался под его именем.

Когда Пескишев Петр Семенович, беглый уголовник по прозвищу Пескарь, подумал о том, что заставило его в очередной раз заняться спасением обреченных на муки людей, перед глазами, словно кинофильм, пронеслись те давние и, казалось, давно поросшие быльем события. Он как будто снова очутился в дребезжащем автозаке.

Обычно заключенных перевозили из колонии в колонию в сопровождении двух вооруженных до зубов охранников, но в его случае обошлись без конвоиров. Тогда шла очередная реформа МВД Украины. Людей катастрофически не хватало, и начальство решило, что для транспортировки одного положительного во всех отношениях зэка достаточно будет вооруженного дробовиком водителя. С него даже сняли наручники перед тем, как посадить в автозак.

Личное дело Пескаря способствовало принятию подобных решений. Он сидел не за убийство, грабеж или изнасилование, а по экономической статье, и на тот момент отмотал больше половины срока. Начальство прекрасно понимало, что бежать в такой ситуации – значит подписать себе новый приговор, потому и пошло на беспрецедентные нарушения правил.

Пескарь и не собирался делать ничего предосудительного. Только дурак стал бы нарываться на неприятности, когда до УДО осталось меньше года и провести их предстояло в колонии, больше похожей на закрытый от внешнего мира санаторий, нежели на исправительное заведение. Это стало для него чем-то вроде поощрения за хорошее поведение, строгое соблюдение тюремного распорядка и плодотворный общественно-полезный труд.

Быть может, он и отсидел бы остаток срока с максимальным для колонии комфортом, если бы не цепь случайностей. Начало той цепи положила авария на газопроводе. Взрывом разрушило автомобильный мост через реку, и водитель автозака оказался перед выбором: пилить в объезд почти пятьсот километров до следующей переправы и выбиться из графика с потерей премиальных или рискнуть и пересечь водную преграду по мосту на запретной территории.

Полукруглые фермы путепровода виднелись на горизонте, как будто подталкивая к принятию решения. Водила свернул с дороги и погнал спецмашину к границе Зоны. Это сейчас она по всей длине огорожена бетонным забором, а тогда Периметр практически полностью представлял собой хилую конструкцию из деревянных столбов и колючей проволоки. Шофер даже не стал искать подходящий для проезда участок. Вылез из кабины, перерезал кусачками проволоку и через минуту оказался за пределами привычного мира.

Вторым звеном в цепи случайных событий стала аномалия. Водитель имел смутное представление о Зоне. Он знал, что здесь полно опасных мест, но не предполагал, что столкнется с одним из них так скоро. Будь у него хоть мизерный опыт выживания в Зоне, он бы наверняка заметил характерные для «гравиконцентрата» изменения местности. А так он принял продавленную аномалией землю за обычное понижение и даже не задумался, почему в самом углублении и по его пределам нет никакой растительности.

Автозак с ходу влетел в деструктив. Кабина застонала, сминаясь в комок, как бумага в руке великана. Стекла с хрустом разлетелись на мелкие осколки. Водитель понять ничего не успел: его расплющило, как козявку. Из центра деформированной кабины раздался смачный чавкающий звук, и во все стороны брызнули красные ошметки.

Кузов с зарешеченными окнами перекосило. Пескишева по инерции швырнуло на разделяющую фургон пополам стальную решетку. Кровь из рассеченного лба хлынула на глаза. Размазывая красные полосы по лицу, арестант встал на ноги. Потолок трещал, угрожающе быстро приближаясь к полу. Двери выгнуло, и они с громким хлопком распахнулись, словно по ним со всей дури саданул ногой кто-то большой и сильный.

Пескишев не стал дожидаться, когда его раздавит, как водителя. Заключенный рванул с места в карьер и выскочил из автозака за мгновение до того, как тот с оглушительным грохотом и терзающим уши скрипом превратился в бесформенную груду железа.

Пескарь в отчаянии стоял возле искореженной машины. Без документов, в арестантской робе, он не знал, куда ему податься. Оставаться на месте было рискованно, ведь он столько всего слышал о Зоне и населяющих ее мутантах. Возвращаться по следам машины – еще опаснее. Связь с автозаком потеряна. В скором времени на пропавшего зэка вышлют ориентировку и объявят в розыск. Если его найдут, об УДО можно забыть. Впаяют попытку побега, добавят десятку сверху и отправят мотать новый срок куда-нибудь в колонию строгого режима.

«Лучше сдохнуть на свободе, чем оказаться в застенках», – решил Пескарь и потопал прочь от «гравиконцентрата».

Судьба благоволила беглому арестанту. До вечера он блуждал по Зоне и не нарвался ни на мутантов, ни на аномалии. Последние он ощущал на интуитивном уровне, а иной раз и видел невооруженным взглядом. Точнее, не сами деструктивы, а искажения воздуха над ними или кружащий над землей растительный мусор.