Дюна. Батлерианский джихад - Герберт Брайан. Страница 126

Иблис поднял голову и посмотрел в окно. За монументом кимекам на западе садилось за горизонт желтое солнце. Ждите сигнала.

Иблис задумчиво прищурил глаза. Если кимеки или машины слишком рано раскроют заговор, он автоматически обречен на неудачу. Начальник строительной команды Иблис Гинджо ни в коем случае не считал себя героем. Он, конечно, боролся за свободу человечества, но часть его существа желала спокойной и безбедной жизни для своего собственного «я». Он должен воспользоваться преимуществом, какое дают ему умение внушать людям свое мнение и дар воодушевлять рабов на действия.

Рабов было легко воодушевить мечтами о свободе, но по зрелом размышлении они начинали бояться наказания со стороны мыслящих машин. В такие моменты страха Иблис мог пристально посмотреть в глаза колеблющегося и тихим, но страстным голосом убедить его в конечном успехе их движения. Он держал своих людей под полным и неусыпным физическим и психологическим контролем. Умение руководить, дар лидерства никогда не изменяли ему, а недавно он открыл у себя гипнотические способности…

Команда Иблиса выдерживала тяжелый график работ по установке фриза «Победа титанов». Тщательно отобранные им самим люди работали под охраной всего лишь нескольких роботов и немногочисленных неокимеков, что позволило установить внутри фриза смертоносное оружие, как предлагал когитор Экло. Кроме того, Иблис установил такие же батареи в четырех других местах, охватив город по периметру. Даже независимый робот Эразм потребовал его рабочих для реконструкции своей виллы. Это открывало большие возможности перед организацией.

Стоя в бунгало, Иблис продолжал держать в руке металлический листок с посланием, поверхность листка почернела, скрыв буквы. Он швырнул листок в бак с мусором, предназначенным для утилизации. Машины очень эффективно утилизировали отходы, сокращая расходы производства.

Имея в своем распоряжении столь отрывочную информацию, ее несвязные куски, Иблис тем не менее поклялся сложить эти кусочки головоломки в цельную картину. Ядро его организации было готово подняться и смести гнет мыслящих машин. С каждым днем требовалось все больше усилий, чтобы направлять гнев людей в нужное русло.

Иблис не мог ждать вечно. Настанет момент, когда он ударит на свой страх и риск. Но при этом он все же надеялся, что скоро увидит обещанный сигнал.

* * *

Главная проблема нашей Вселенной заключается в способности управлять деторождением и скрытой в нем энергией. С помощью этой энергии можно подвигнуть людей на такие действия, совершить которые они не могли даже в самых смелых своих мечтах. Эта энергия – любовь, влечение – назовите ее как угодно, должна иметь выход. Но сосуд запечатан, и это очень опасно.

Иблис Гинджо. «Выбор полного освобождения»

В течение нескольких месяцев Эразм терпел беспорядок, который создавал в доме несносный ребенок, но когда Маниону исполнилось полгода, робот понял, что его исследования застопорились. Он хотел двигаться дальше в своих изысканиях, а это неуправляемое дитя мешало ему и путало все карты. Надо было что-то делать.

Приоритеты Серены резко изменились, все ее силы уходили на то, чтобы защитить ребенка. Она посвящала ему больше времени и внимания, чем Эразму. Это было неприемлемо. Такое никогда не должно повториться снова.

Она очень его интересовала, Робот дал ей намного большую свободу, чем остальным своим рабам и рабыням. Ребенок не давал ей ничего взамен, но она сходила с ума по поводу каждого вздоха и писка своего сына. Это было слишком неразумное вложение времени и жизненных ресурсов.

Эразм остановил ее, когда Серена шла с Манионом на руках по рядам между растениями. Вечно проявлявший неуемное любопытство малыш выражал дикий восторг при виде пестрых цветов. Серена ласково что-то говорила мальчику, пользуясь при этом какими-то глупыми словами и неестественно ласковыми интонациями. Материнство превратило умную и содержательную Серену в обезьяну.

Настанет день, когда Эразм оценит и поймет эти личностные человеческие черты. Он уже научился многим важным вещам, но ему хотелось работать быстрее.

На взгляд же самой Серены, робот стал вести себя еще более странно, чем обычно. Он преследовал ее, как бесформенная тень, думая, что она не замечает его. Его враждебная реакция на Маниона заставляла женщину испытывать тревогу и страх.

Малышу сравнялось шесть месяцев, и, как положено ребенку такого возраста, он научился неуклюже, но быстро ползать и так же, как все дети, попадал в неприятные и опасные положения, если за ним не следили. Еще Серена очень волновалась, когда малыш разбивал хрупкие предметы и устраивал шум и беспорядок в доме в то время, когда Серена занималась своими обязанностями, а за ребенком присматривали другие рабыни.

Эразму не было никакого дела до тех опасностей, которые подстерегали ребенка на каждом шагу. Более того, было уже несколько случаев, когда робот, пользуясь тем, что Серена занята, отнимал Маниона у рабынь и отпускал его ползать по вилле, наблюдая, сможет ли малыш выжить среди множества грозивших ему опасностей.

Всего лишь несколько дней назад она нашла своего сынишку на краю высокого балкона, откуда малыш с любопытством рассматривал плиты, которыми была выложена площадка перед фасадом главного дома. Схватив ребенка на руки, Серена набросилась на Эразма:

– Я, конечно, не ожидала, что робот станет заботиться о ребенке, но я не думала, что ты, кроме всего прочего, начисто лишен даже элементарного здравого смысла.

Эразма весьма позабавила эта вспышка ярости.

В другой раз она остановила Маниона, когда он подполз к закрытой двери лаборатории, где Эразм производил свои вивисекции, которые именовал опытами. Доступ в лабораторию был ей строго воспрещен, и робот предупредил ее, чтобы она не упорствовала в своем желании посмотреть, что он там делает. Хотя Серену мучила мысль о том, что за этими дверями робот подвергает неслыханным пыткам безответных, несчастных рабов, ради ребенка она несмела настаивать на своем.

Эразм проявлял большое любопытство к эмоциям Серены, но одновременно, как это ни странно, они вызывали у него неприкрытое отвращение. Она видела, как он примерял на свое зеркальное лицо различные маски, глядя на Маниона. Выражения менялись от отвращения и озадаченности до неприкрытой злобы.

Серена надеялась убедить Эразма в том, что он все еще не понимает сути человеческой природы и поэтому должен сохранить ей жизнь для того, чтобы получить так нужные ему ответы…

Сегодня Серена унесла мальчика в густые заросли папоротника. Идя с показной беспечностью, Серена приметила дверь в дальнем конце оранжереи и вспомнила, что этот вход с запирающейся дверью ведет в главное здание. Эразм, как всегда, следовал за ней, словно одержимый маньяк.

Продолжая свой путь и поглядывая на растения, она подчеркнуто демонстративно не обращала внимания на подсматривавшего за ней робота. Притворившись, что хочет свернуть на боковую тропинку, Серена рванулась вперед, вбежала в дверь и заперла ее за собой. Это отчаянное, кратковременное бегство от вечной слежки выведет хозяина из равновесия. Во всяком случае, она очень на это надеялась.

Пока она бежала по коридору, Манион громким криком выражал свое неудовольствие, пытаясь вырваться из объятий матери. Это она завлекла малыша в ловушку, это она нечестным путем приговорила его к вечному рабству. Ксавьер – к которому рвалась ее душа – никогда не увидит своего сына.

Она еще раз пожалела о своем безрассудном решении отправиться на Гьеди Первую. Переполненная идеями спасения человечества, поставив перед собой определенную цель, она тогда мыслила исключительно глобальными категориями благополучия населения, миллиардов людей. Она не думала о своих близких, об отце, о матери, о Ксавьере, о ребенке, который – чего она тогда не знала – уже зародился в ее чреве. Зачем она взвалила страдания человечества на свои собственные хрупкие плечи?