Зловещие истории (сборник) - Ли Танит. Страница 22
Крайне редко нуждающиеся в приюте путешественники находили кров в обители. Потому что с них требовали плату не намного меньшую, чем стоимость проживания на деревенском постоялом дворе.
Жук, как, впрочем, и остальные, за исключением Драгоценного, рос тощим и страдал куриной слепотой. Когда ему исполнилось семнадцать, какой-то путник попросил в храме приюта. На следующий день настоятель вызвал Жука к себе.
— Дорогой Жук, — обратился к нему Настоятель со своего ложа (а рядом стол ломился под тяжестью сластей, персиков и вина, от одного вида которых у Жука потекли бы слюнки, если бы во рту не пересохло), сын мой, до моего сведения довели, что ты снова грешишь.
— Святой отец, — воскликнул Жук, пав ниц, — прости меня за три съеденные свечи, но меня мучил такой голод…
— Увы, — печально изрек Настоятель, поигрывая засахаренным миндалем, — ты должен бороться с голодом во имя добродетели воздержания. Разве ты ничему не научился за все эти годы, проведенные с нами? Увы. Три свечи. — Жук содрогнулся, словно плеть уже обожгла ему спину. — Однако я позвал тебя по другой причине. В самом деле, ты уже трижды признавался в своем грехе, и на этот раз мы можем посмотреть на него сквозь пальцы.
Жук с трудом верил своим ушам. Опыт подсказывал: раз его избавляют от одного наказания, значит, ему грозит что-то гораздо худшее. Что? Дрожа всем телом, Жук терялся в догадках.
— Грех, о котором я говорю, сын мой, это банальная лень, столь огорчающая нас. Богам не служат спустя рукава. А ты задремал, опираясь на метлу, а ночью нежился в постели до рассвета. За тобой всегда наблюдают, сын мой, даже когда поблизости нет людей. Боги все видят. Я бы с удовольствием устроил тебе порку, но вовремя понял, что твоя лень порождена не столько вредным нравом, сколько медлительностью кровообращения. Посему я хочу послать тебя с одним поручением, которое исцелит тебя и вернет к нам, как мы надеемся, более усердным и бодрым.
Жук разинул рот. Настоятель съел несколько засахаренных ягод с таким видом, словно боялся обидеть их своим пренебрежением.
— Я узнал, что один богатый господин с женой недавно поселились в лесу. Они ведут затворнический образ жизни вдали от мира, что, без сомнения, говорит об их скромности. Но мне кажется, следует напомнить им о редких преимуществах, даруемых богами, общение с коими возможно только в храме. К тому же не исключено, что они, прозябая в своей глуши, и вовсе не знают святой обители, расположенной в нескольких днях пути от их замка. Поэтому я решил направить к ним посланца. И для этой миссии я выбрал тебя, дорогой Жук. Потому что, — настоятель загадочно улыбнулся, — хоть ты и тугодум, все же, полагаю, у тебя чистое сердце.
Жук преклонил колени. Его сердце (может, и не такое уж чистое), беспорядочно стучало. Он не осмеливался спрашивать, и уж тем более протестовать.
— Тебя облачат в красивые одежды, — добавил Настоятель, прикрыв заплывшие от жира глаза; их зрачки поблескивали, словно острия пик. — Ты будешь олицетворять собой авторитет и благочестие храма. Конечно, и не помышляй о том, чтобы скрыться, и не допусти, чтобы бесы сбили тебя с праведного пути и помешали выполнить поручение. Иначе на тебя падет мое проклятие. Помнишь судьбу Муравья, который соблазнился и убежал, похитив маленький серебряный подарок, предназначавшийся не ему?
— Да, святой отец. Больше его здесь не видели.
— И знаешь, почему, сын мой?
— Ты говорил, что его настигло твое проклятие.
— Совершенно верно. Итак, ты понимаешь, что должен добросовестно выполнять свой долг и не отклоняться от праведного пути. Потому что мое проклятие ужасно и его совершенно невозможно избежать. Кости Муравья тлеют в лесу. Но ты благополучно выполнишь поручение и вернешься под наше покровительство.
— Да, святой отец.
— Очень хорошо. Теперь ты свободен. К тебе придут, чтобы дать более подробные наставления. Отправишься завтра на рассвете.
Жук вышел, кланяясь. Снаружи, в сумрачной колоннаде, остановился и выпрямился, и печально поздравил себя.
Вероятно, о новом богатом соседе, поселившемся в лесу, Настоятелю рассказал вчерашний путник, казавшийся очень возбужденным, когда входил в храм. Однако весьма интересные вещи уже достигли ушей жителей деревни благодаря торговцам древесным углем, нищим скитальцам и прочему сброду. Поговаривали, будто некий князь с княгиней поселились в усадьбе посреди леса. Другие рассказывали, будто это супружеская чета волшебников. Как бы то ни было, под сенью дерев происходило странное. Перемещались огни, звонили колокола, облачные ковры летали по-над самыми кронами.
Жука все считали дурачком, да и он сам целенаправленно поддерживал эту репутацию. И юноша легко догадался, почему именно его выбрали посланником. Пропадет лишний рот — не жалко. Если волшебники убьют или съедят его, обитель легко переживет утрату. С другой стороны, если слухи большей частью правдивы, то, возможно, паства прирастает огромной семьей. На худой конец, она после визита Жука пошлет храму роскошное пожертвование в надежде на божественную помощь. В этом случае Жук рискует подвергнуться соблазну. Что касается Муравья, то он, вероятно, живет в свое удовольствие на дальнем краю леса, благо сбежал не с пустыми руками. Жук не боялся проклятий Настоятеля, просто он уже давно решил, что ему суждено быть несчастным, и поговорка «везде хорошо, где нас нет», к нему не относится. Вечно голодный, упавший духом юноша не находил в себе сил, чтобы убрать от одного страдания к другому.
Поэтому Жук покорно ждал. Вскоре пришел священник, изложил послушнику его задачу и объяснил, как добраться до жилища богатого господина или волшебника, — скорее всего, это было лишь предполагаемое направление.
В ту ночь юноша так и не уснул, все ворочался на колючем соломенном тюфяке. За час до рассвета его опять навестили, принесли холодную воду, надушили благовониями, одели в походное платье, дали старого мула, вручили обрядовый жезл и свиток, написанный самим Настоятелем. Наконец, ему дали тощую суму со съестным припасами и выпустили за ворота.
Только Драгоценный проснулся в такую рань, чтобы проследить из верхнего окна за отъездом Жука — по причинам, ведомым одному Драгоценному. Силуэт изнеженного юнца, закутанного от шеи до пят в добротную ткань, четко виднелся в окне. Но Жук, обуреваемый тягостными мыслями, его не заметил.
Верхом на муле юноша въехал в утро, не оборачиваясь, но и не глядя вперед…
Уже несколько дней Жук пробирался по лесу. Вначале перемены радовали глаз, но в то же время его пугали громада леса и совершенно незнакомые голоса и запахи. Он ни на миг не забывал, что в чащобе совершенно законно живут хищные звери. До сих пор он никогда не покидал стен храма. И необходимость спать под деревьями переполняла его ужасом. Даже днем сонное ворчание барсука напоминало о демонах, о которых Жук ничего не знал, но воображение рисовало их в самых мрачных красках.
Хуже того, запас провизии вскоре подошел к концу, мул все чаще засыпал на ходу и падал. И ни единой живой души, будь то крестьянин, богатый дворянин или волшебник, не попадалось навстречу.
Что же касается дороги, то на пятый день пути она растаяла в чаще без следа. И вскоре Жук заблудился.
К тому времени, когда он это понял, наступила ночь. Вспомнилась недвусмысленная угроза Настоятеля. Что, если это были не пустые слова? Раздались жуткие завывания диких зверей. Сейчас из чащи непременно выскочит лев и сожрет Жука вместе с мулом, или какое-нибудь дьявольское создание разорвет их на части. От бессилия Жука охватила злость. Он завел мула под защиту зарослей и быстро развел огонь. На ужин юноша погрыз ногти, потом сидел и размышлял. Наконец ему показалось, что он заснул.
Но вскоре страшные звуки заставили его очнуться.
Кто-то подкрадывался к нему среди папоротников. Но раздававшиеся при этом звуки был слишком слабы, чтобы предвещать ужасную смерть, хотя… это могла быть и ядовитая змея. Жук вскочил на ноги и увидел подбирающегося к огню большого зайца с черной бархатной шкуркой. Вокруг его шеи поблескивал золотой ошейник, а на длинных ушах висело по серебряному крестику.