Осколки - Пиккирилли Том. Страница 11

Две женщины с детскими колясками проводили нас взглядом, когда мы свернули с тропинки и пересекли игровую площадку. Не заметить Харрисона было невозможно: при росте шесть футов пять дюймов он весил двести фунтов, был мускулист и крепчайше сбит, двигался с грацией атакующего медведя. Даже не будь этой ауры грозной силы вокруг него, хватало бы и пышной черной гривы вкупе с пиратской бородой, чтоб привлекать стороннее внимание; он напоминал более высокого и чуть более здравомыслящего Чарльза Мэнсона. Ему не особенно нравились подобные аналогии, хотя он и соглашался с ними.

Мы преодолели третью милю и не обменялись и десятью словами. Его терпение намного превзошло мое. К тому времени, как мы добрались до баскетбольной площадки, я тяжело дышал, но мне хотелось выговориться. Харрисон понял это и поднял взгляд. Он замедлил шаг, остановился и посмотрел на меня.

— Хочешь со мной чем-нибудь поделиться? — спросил он.

— Нет, — сразу сказал я. Отрицание — типичная защитная реакция. Но в следующую же секунду я добавил: — Я не знаю.

— Понятно. — Харрисон прошелся кругом, разминаясь, потягиваясь, явно в гармонии с миром и с собой. Он был одет практично — в мешковатую бело-зеленую толстовку и пару выцветших серых спортивных штанов, протершихся на коленях. — Что, как только порвал с Линдой, так сразу тяжелые времена пошли?

— Нет.

— Понятно.

— Дело не только в этом. Мне, возможно, нужно время…

Харрисон пожал плечами и прислонился спиной к рабице, глядя на пустой корт.

— Понятно, — повторил он.

— Да чего тебе понятно? — спросил я, но он больше ничего не сказал.

Я взобрался на верхушку забора и уселся, взгромоздившись, как ворона. Он лежал подо мной и слушал, пока я рассказывал ему о Сьюзен Хартфорд — с самого начала, не опуская никаких деталей, предоставляя полный отчет, а не ту отредактированную версию, которую я скормил Смитфилду. Через некоторое время я уже говорил не с Харрисоном, а, возможно, с призраком Сьюзен или, на худой конец, сам с собой. Это заняло час. Харрисон так и не проронил ни слова. Капли пота скатились по моей спине и собрались у основания позвоночника.

Дамы с детскими колясками исчезли. Ветер остудил мою пылающую спину; пара самых глубоких царапин уже воспалилась. Вдалеке залаяли собаки.

— И это все? — наконец спросил Харрисон.

Я пытался сообразить, есть ли еще что-то, стоит ли мне упомянуть что-нибудь, что он мог бы счесть достаточно интересным, чтобы поместить в свою книгу о По. Промолчал в итоге. Он огладил бороду, пробежал пальцами по черным с серебром волосам, вернул те пряди, что выбились, на место.

— Значит, ты теперь в этом деле по уши?

— Да, — признал я.

— На твоем месте я бы так же себя чувствовал. С ней было хорошо в постели?

— Да, разве я не сказал?

— Нет. Ты вывалил кучу нюансов, но ничего не сказал о том, что ощущал сам.

— Мне было хорошо.

— А ей?

— У нас все было хорошо.

Он нахмурился, как будто уличил меня во лжи.

— И я бы так решил на твоем месте. Самовнушение — лучший инструмент работы с собой, ты же сам знаешь. У тебя был подобный отвязный секс прежде?

— Нет.

— Вот и у меня никогда не было. — Он погладил свою бороду, как любимого питомца. — Все кончено, ты же знаешь.

— Нет, — отрезал я, — ты не прав.

— Прав, еще как. С этого момента тебе уже ничто не поможет. Что бы ты ни думал о том, что испытываешь к ней, на самом деле ты испытывал это только к себе. Она была не в том положении, чтобы что-то отдавать взамен. Что бы ты ни вкладывал в вашу связь, это все — пустое. В конце концов ты возненавидишь ее за то, что она тебе дала. Может быть, ты уже ее ненавидишь. Но вот вопрос: готов ли ты с этим смириться? Когда ты, наконец, поймешь, что все это время был один?

— Не сильно-то ситуация и поменялась, выходит, — резонно заметил я.

— Значит, решил докопаться-таки… развернуться и поплыть против течения. — Он вздохнул, как чрезмерно снисходительный родитель — как будто у него за плечами имелся весь опыт этого мира, но он все равно дозволял мне наступать на грабли. — И с кого решил начать раскопки? С того загадочного улыбчивого парня, важной шишки?

— Я пока не решил.

— Есть какие-нибудь наметки, как его на самом деле зовут?

— Нет.

— Почему бы тебе не спросить у Джордан?

— Я не хочу идти по этому пути. Во всяком случае, пока. Есть и другие соображения. Она только что потеряла свою сестру. Я, по крайней мере, часть причины, и еще я случайно наставил ей синяк. Родители — далеко… в общем, девчонка сейчас через ад проходит, и я не хочу усугублять ее бремя.

— А что такого? — парировал Харрисон. — Оправдание, честно говоря, слабенькое. Ты мог бы сэкономить себе много времени и хлопот, найти ответы на все вопросы с первого же захода. Джордан почти наверняка знает все, что тебе нужно выяснить. То, что ты хочешь услышать.

Он был прав, но я пока не хотел встречаться с Джордан лицом к лицу. Хотя бы пока не удостоверюсь, что она снова накрашена и не так сильно похожа на свою сестру.

Писательские шестеренки в мозгу Харрисона крутились так, что их почти слышно было. Я так и видел, как сюжет его книги о По обрастает новыми деталями и претерпевает очередные изменения, предложение за предложением. Он спросил:

— Ты рассказывал Джеку о чем-нибудь? Возможно, стоит заручиться поддержкой реального копа — на случай, если этот лейтенант Смитфилд решит навешать на тебя всех собак.

Поморщившись от «собачьего» фразеологизма, я ответил:

— У Джека своих забот полон рот, да и копы из Нью-Йорка своих коллег из Саффолка не то чтобы жалуют. Нет между ними особой любви, понимаешь?

Харрисон ухмыльнулся, но без особой веселости.

— «Нет между ними особой любви», — повторил он. — Дружище, да ты поэт. У меня мурашки бегут по коже, когда ты вот так вот нанизываешь слова, как на нитку. — Он встал и повернулся, глядя на родителей, играющих в футбол со своими детьми на поле. — Значит, она попрощалась одними губами, прежде чем сигануть из окна. С тобой или с кем-то еще?

— Со мной, — уверенно сказал я.

— Интересно, знала ли она, что делала, или просто случайно встретила идеального парня, преодолевшего ее боль. Может, она ночи напролет сидела на том пляже — отвергая других, ожидая тебя. — Да, она вполне могла ждать. У нее хватило бы веры и устремленья. — У тебя есть догадки насчет того, что тебя ждет дальше, или хочешь услышать мои?

— Кое-какие есть.

— Хорошо. — Он медленно покачал головой, пряча лишенную веселья улыбку где-то за бородой. — Возможно, ты ничего не вызнаешь. Или случайно узнаешь что-то такое, что тебе совсем не понравится. Ты в любом случае останешься в проигрыше, Натаниэль. Весь вопрос в том, много ли с тебя сдерут.

Я кивнул.

— Так каков твой дальнейший план? — спросил он.

— Надавить на пупок кому-нибудь, а там — будь что будет.

— Этот «кто-нибудь» вполне может надавить на тебя в ответ.

Боже, пускай так оно и будет.

— На это я и рассчитываю.

— Позволь-ка озвучить банальную истину: отчаявшиеся совершают самоубийство, ибо не видят другого выхода. Ее загнали в угол. — Он никогда бы не сказал очевидного, если бы не думал, что я слишком туп и кой-чего в упор не вижу.

— Да. Я хочу выяснить, кто на нее так повлиял.

— Считай, это было убийство.

— Само собой. — Мой брат рассматривал бы дело именно в таком свете; так ставки в нем зримо повышались.

— На самом деле я использовал похожую тему в романе об Эдгаре По. — Под этим Харрисон подразумевал, что узнал еще кое-что обо мне, изучая историю моей семьи. Мне не нравилось, что он роется в микрофильмах, читает старые вырезки. Он вздохнул и сказал: — Теперь мне придется кое-что переписать.