Измена под Новый год (СИ) - Коваль Лина. Страница 10

Не подведи я так сильно собственного сына сегодня, даже поржал бы.

Десять лет занятий боксом дали мне быструю реакцию, а ещё чуйку… То, как сзади на меня летит бугай, ощущаю сразу и мгновенно отскакиваю в сторону, резво разворачиваясь. Немедля, наношу удар, именуемый апперкотом, снизу в дёсна, но несильный, так как самое печальное последствие от него — попадание крови в лёгкие, как и проблемы с законом — мне ни к чему. И пока Тимон со стоном и кровохарканьем массажирует челюсть, с вызовом перевожу взгляд на испуганного Пумбу, уж очень эти двое напоминают мне героев мультфильма, который мы с Саввой уважаем. «Король Лев» — классика, я на моменте, когда Муфаса поднимает маленького Симбу к небу, сам порой предательский комок в горле сглатываю и грубовато, по-отцовски, Савкину макушку пятернёй тереблю.

— Ты как? — спрашиваю рослого. — Сильно я тебя?

— Нет, нормально, — булькает он, словно с набитым ртом. — Ты из нашенских, что ли? Бокс?

— КМС, — пожимаю плечами. — Продолжать будем?

— Не, — мотает он головой и кивает дрыщу. — Я бухой. Трезвый бы тебя уделал.

— Может быть, — не отрицаю и прощаюсь кивком.

Поглаживая поцарапанные костяшки, через весь первый этаж возвращаюсь в ресторан. Внутри адреналин долбит. Старое, забытое чувство, когда хочется всего и сразу.

— Ты как? — тут же подлетает Кира, разглаживая складку на платье.

— Нормально, — озираюсь по сторонам.

Из динамиков, расположенных на небольшой сцене, льётся новогодний мотив из песни группы «Абба», огромная ёлка, упирающаяся звездой в потолок, сверкает, а в воздухе явственно пахнет шампанским.

Су-ка.

Глупо всё так вышло с этим Новым годом.

— Тигран, спасибо тебе огромное, — с виноватой улыбкой проговаривает Кира.

Пережитая ситуация, а вернее, животный страх, словно сбивает спесь с моего финансового директора, и я вижу перед собой обычную девчонку. В чем-то наивную и глупую. Симпатичную, но запутавшуюся.

— Тигран, давай встретим Новый год вместе. Я угощаю, — улыбается по-простому Кира. — Позволь мне тебя отблагодарить от души. Сегодня Новый год, есть такая примета, что даже если рядом нет близких, надо всё равно отметить полночь. Иначе год будет неудачным, — смеётся звонко. — Ты знаешь, я приметы не уважаю, но вот в эту отчего-то хочется верить.

Неопределённо качаю головой и вновь окидываю пространство ресторана беглым взглядом. Чувство голода достигает своего апогея, поэтому я внимательно осматриваю платье Миллер ещё раз и говорю то, что вызывает в раскосых глазах детскую радость:

— Я не против, Кира. Только ты переоденешься во что-то более приличное…

Глава 6.1. Николь

— Короче, те гастроли мне запомнились надолго.

— Рудковский, ты в своем репертуаре, — сквозь смех говорю.

Гордей всегда умел рассказать банальную историю так, что живот будет болеть от смеха, а щеки трескаться.

— Но мы правда потом всем составом, реквизитом и аппаратурой пытались добраться до Москвы, голосовали на дорогах. Автобус сломался же. А в канун Нового года найти свободный транспорт — проблема. Все билеты были раскуплены. И на поезда, и на самолет. Магия!

— Как в фильме “Один дома”, да? Когда мама героя пыталась добраться к сыну?

— Ну, что-то в этом роде. Жаль, нам не встретились те музыканты на ГАЗельке.

— Это настоящее новогоднее чудо и приключение. Память на всю жизнь.

Гордей приближается ко мне. Его лицо так близко, что я вижу его длинные ресницы со светлыми кончиками и несколько веснушек на носу. В детстве они были ярче, а с возрастом поблекли.

— А может, новогоднее чудо это ты? — кашемировым голосом произносит, обволакивает как плед.

Облизываю вдруг ставшими сухими губы. За моими действиями пристально наблюдает Рудковский.

От близости чужого мужчины нарастает сумасшедшее волнение.

Хотя… Разве Гордей чужой? Мы с ним с детства знакомы, ели из одной тарелки и делили бутерброд.

Но от покалывающих кожу ощущений смущаюсь. Чувствую, как щеки покрывает румянец, и я глупо улыбаюсь.

— Ой! — вскрикиваю от неожиданности, когда рука Гордея касается скулы.

Страх парализует тело.

Хочется отпрянуть как от обжигающей кожу ручки сковородки. Но не получается. Я только наблюдаю, как Гордей качает головой, растягивает красивые мужские губы в подобие улыбки и говорит:

— Всего лишь ресничка, Светлячок. Загадывай желание.

Снова этот бархатный оттенок голоса. От него теплее становится и приятней.

Закрываю глаза и правда загадываю желания. Не только же в двенадцать ночи в Новый год так можно делать.

Сердце как крохотная птичка бьется и машет крылышками.

В носу щекочет новый аромат. Запах другого взрослого мужчины. Необычно, надо признать.

Открываю глаза. Все это время Рудковский смотрел на меня. Возможно, и не моргал даже. Его взгляд запорошен непонятной мне тоской и хочется больше узнать, чем сейчас живет Гордей, о чем мечтает, что планирует.

Но я лишь скромно опускаю свой взгляд. А когда Савушка спускается к нам и веселым голосом рассказывает, как у него легко получилось собрать лего, я отступаю.

Грудная клетка сжимается и разжимается, дыхание частое. Ощущение нехватки воздуха колоссальное.

— Вы тут побудьте, а мне нужно бабушке позвонить, — нахожу вескую причину, чтобы чуть побыть одной.

Еще вчера я думала, что мы будем встречать Новый год семьей, в голове держала множество рецептов, а сейчас на моей кухне мужчина — не муж, он ловко нашел общий язык с сыном и назвал меня новогодним чудом.

Поднимаюсь в спальню и закрываю дверь за собой дверь. Опираюсь на нее спиной и руку кладу на область сердца. Удары мощной волной сбивают ладонь.

Что творится-то такое?

— Бабуль, привет. С Наступающим!

Всеми силами стараюсь придать голосу ровности. Но со стороны все равно улавливаю дрожащие ноты.

София Марковна Рождественская несмотря на свою строгость, очень любит различные праздники и веселье. После ее серьезной болезни два года назад, она не упускает возможности собрать друзей в своей новой квартире. Бабушка дословно теперь воспринимает — каждый день может стать последним.

В этом году ба решила отмечать Новый год со своими подругами, с которыми познакомилась в санатории на лечении. По счастливой случайности все они были из Москвы.

— Николька, девочка моя, и тебя с Наступающим. Чтобы все у тебя было замечательно в новом году.

На заднем фоне слышны голоса, из телевизора — песни, пока все это не стихает. Бабушка отошла на кухню, чтобы поговорить со мной в тишине.

— Как Савушка? Радуется поди? Все уши мне прожужжал про фейерверки. Говорил, ждет не дождется, когда они с отцом будут их запускать.

Глаза предательски увлажняются, в носу свербит и зудит.

— Стол уже накрыла?

— Накрыла, накрыла, бабуль, — сдавленно произношу.

— Тигран, как всегда, работает допоздна? Ох, будто денег ему мало…

— Он… его нет дома, бабуль. Он в командировке.

Тут же проигрывается картинка с изящной тонкой шее с дорогим чокером и склоненная сильная мужская спина, обтянутая рубашкой. Над которой я, между прочим, с любовью и отпаривателем колдовала.

— Да ты что? Опять один полетел проблемы решать?

За грудиной что-то защемляется, невозможно сделать полноценный вдох. Любая попытка, и меня прокалывает острая длинная игла.

— Не один. С Кирой. С его финансовым директором.

— … с Кирой? В новогоднюю ночь? И далеко ли он уехал?

В ее голосе неприкрытое разочарование. Понимаю, бабуль, как же я тебя понимаю.

— В Нижневартовск.

Молчание в трубке давит на барабанные перепонки. В голове будто за одну секунду повышается давление, и кости черепа сдавливают и сжимают.

Боль с такой силой обрушивается. Как настоящая буря.

— Господи, неужели так сложно было остаться с нами? С семьей? Я места себе не нахожу, когда он там… с ней… с этой…

— Девочка моя… что ж я, старая, наделала…