Жажда мести - Мирнев Владимир. Страница 37

Маршал не снимал с себя нижнее белье, и его выспавшееся лицо подтверждало, что внучка спала всю ночь. Он сходил умыться и, вернувшись, оживший, помолодевший, с удовольствием поел: помидоры, огурцы, несколько варенных яиц, приготовил творожку со сметаной для внучки и принялся ее кормить с ложечки.

– Дедушка, мне так неудобно, – говорила Лена, пытаясь встряхнуться в постели, чтобы сбросить с себя неподвижность затекшего тела. – Лучше умереть.

– Умрешь после, когда я умру, – сказал он. – А сейчас кушай.

Волгин присел на стул и поразился трогательности, с какой старый военный кормил свою внучку. Она съела несколько ложек творога, половину яйца и отвернулась отдохнуть.

– Я слишком долго живу, – прошептала она. – Триста семнадцать лет.

– Это я слишком долго живу, – проворчал маршал. – Тебе только жить. Меня трижды убивали на фронте. Выжил, живу. – Он посмотрел вопросительно на Волгина. – Меня выхаживали в окопах, а не в больнице. Вот почувствуешь лучше, отвезу тебя в «кремлевку», я там лежал, очень хорошо, кормят на убой.

– Дедушка, ты лучше помоги Володе, шесть лет валяется его гениальная диссертация, сама читала, а кто-то тормозит, то в университете, то в ВААКе, какие-то сволочи не дают хода. Представь, у него докторская диссертация, а ему не дают даже кандидата.

Старый маршал пригласил Волгина присесть за столик и попросил рассказать о злоключениях с диссертацией.

– Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, – сказал на это маршал. – Вон как мешали Михаилу Илларионовичу Кутузову, отстоял, победил. Неудача должна раззадоривать, товарищ Волгин, а не расслаблять. У вас вон какая фамилия хорошая. Мне нравится. Я позвоню. А что Фурцева? Не поможет?

– Дедушка, но она министр культуры, а тут образование, – откликнулась Лена.

Часть четвертая

Охота на гения

I

Дома Лена уже сидела на постели. Она попросила Волгина бросить преподавательскую деятельность и серьезно заняться писательством. Он устроился на работу в издательстве на договорной основе. Приходил раз в неделю и понял, что только работая, можно напечатать свою книгу, которую он задумал. Она называлась, как и его эссе, «Стерегущий глаз жизни».

Каждое утро Волгин катал Лену на коляске по улице Горького, подолгу сидели они в сквере, что позади памятника Долгорукому, возле фонтана. Однажды его встретил Борис, удивленно вскинув руки.

– Ба! Кого я вижу! Сто лет, сто зим! Где пропадаешь, я думал, что ты уехал из столицы. Я ведь женился, Володь, хотел тебя пригласить на свадьбу, но не получилось. На ком, угадай? На Аллочке! Родила уже, друг мой. А, слушай, а это кто? – спросил он шепотом, стараясь, чтобы его не услышали. Он Лену не узнал. – Ты здоровяк. Красиво выглядишь. Смотри, волосы отпустил. Копна! Женщины за тобой табуном, а? – они отошли в сторону, и он еще раз поинтересовался, кого же Волгин возит. Он сказал. Борис не поверил и, попросив позвонить обязательно ему, странно поглядел на Лену, и отправился по делам.

Лена сделала вид, что не узнала Бориса и не стала расспрашивать ни о чем. Она загорелась желанием наказать Свинцова и просила пригласить его к ним домой. Старый маршал за последнее время основательно сдал, носил простую охотничью куртку, часто выходил в сквер и сидел в грустном раздумье час или два. Он не хотел тревожить сына и дочь, находившихся за границей, на дипломатической работе, но ему было нелегко с внучкой. Он приглашал к себе артистов, чтобы они развлекали ее. Подходил к режиссеру какого-нибудь театра и представлялся: «Извините, я маршал Ротмистровский, вот мое удостоверение, я хотел бы, чтобы ваши люди выступили у меня, у меня внучка парализованная. Ребята ваши подработают, я плачу хорошо. В удобное для них время.

Никто еще ни разу не отказался. Гостиная в такой день убиралась отдельно. Запирались в другие комнаты собаки, загоралась огромная немецкая хрустальная люстра. На столы ставились бутылки с минеральной и фруктовой водой, фрукты в вазах, печенье.

– Если ты, Лена, хочешь, мы можем пожениться, – сказал как-то Волгин. Ее ответ не замедлил ждать. Она повернулась к нему и сказала:

– Нет. Я не принесу тебе счастья. Лучше сделай для меня одно дело. Когда у тебя будет дочка, назови Леной в честь меня, ведь я была красивая, ты же помнишь, ты же ценишь красоту. Я благодарю Бога, что встретила тебя. Я получила с тобой жизнь, Володя. А этого Свинцова, я бы хотела с ним поговорить. Пусть он придет ко мне. Он мне все расскажет. Я заставлю, я сделаю так, что он правду скажет.

Волгин соглашался. Он на самом деле чувствовал в ней какие-то силы, которым не мог дать объяснения.

Лена постоянно напоминала маршалу о необходимости пригласить полковника Свинцова к ним домой, чтобы лично убедиться в причастности или непричастности этого человека к ее трагедии. Старый маршал, занятый своими делами, уступавший внучке во всем, на этот раз упрямился, словно что-то предчувствуя. Но она настояла на своем, наконец он согласился и позвонил. Свинцов в эти дни находился дома. Он только что прилетел из-за границы, сидел и писал рапорт, молча выслушал приглашение, не понимая, зачем старому маршалу понадобился он, полковник Государственной безопасности. Он знал, что исчезнувший в последнее время с видимого пространства Волгин имел непосредственное отношение к внучке маршала, о чем ему доносили осведомители. Свинцов имел основание считать, что маршал приглашает его не случайно.

II

Полковник Свинцов навел справки и уточнил, сын маршала и дочь, женатые люди, живут в США и Канаде, единственная внучка, попавшая в аварию, после курса лечения в «кремлевке» находится под присмотром своего дедушки дома. Какова причина вызова? Безусловно причиной являлся Волгин, и, как узнал Свинцов, несмотря на препятствия спецорганов, получивший все-таки звание кандидата филологических наук. В столице сотни кандидатов наук, как собак нерезаных. Пусть получает. Его волновало другое – Волгин по-прежнему имеет доступ к дому маршала.

В последнее время Свинцов не имел проколов. С годами и с возрастом его осторожность возрастала. Он поделился, как бы между прочим, своими новостями с начальником отдела. Генерал пожал плечами, сообщив, что не однажды видел маршала на приеме у Генерального, знаком отчасти с ним, но почему маршал приглашает Свинцова, не имеет ни малейшего представления. Свинцов позвонил маршалу и, сославшись на болезнь, отложил встречу. Ему необходимо было собраться с мыслями и все проанализировать. После смерти Самсоновой отношения с ее родителями фактически прекратились. Он даже не интересовался, живы ли они по прошествии стольких лет? Он пытался в первый год поддерживать связь с ними, звонил на сороковой день, на годовщину смерти, потом звонил каждый год в день ее похорон, справлялся о здоровье, жаловался, что не может после смерти Людмилы, его незабвенной жены, спокойно жить и что останется на всю жизнь бобылем.

Он достал пистолет, вычистил его, затем положил на туалетный столик и стал прохаживаться по коридору. Он понимал всю сложность поставленной перед собой задачи. Он не мог простить Волгину, совратившему жену. Но почувствовал опасность, исходившую от Волгина, который не может ему простить смерть Самсоновой! На этой мысли полковник замер, сердце у него учащенно забилось, и он вдруг присел от поразившей его догадки: неужели Волгин догадывается? Неужели, несмотря на стопроцентное алиби, его можно подозревать?

Свинцов позвонил домработнице, попросил приехать. Пока домработница собиралась, он поел и почистил зубы, затем выпил стакан коньяку и прилег отдохнуть. Жизнь в принципе складывалась для него неплохо, хотя он мечтал о другой. Его сверстники, которым по шестьдесят, носят золотые погоны, имеют генеральские дачи, получают генеральские пенсии и пайки в распределителях. Он должен использовать этот визит для своей карьеры.