Последний князь удела(СИ) - "Димыч". Страница 8
-Токмо царица Марья да родня ея отобедав спати полягли, тут то тебе омертветого московские жильцы примчали - поведал он - Государыня бежати кинулась во двор в единой срачице, вмале постельничицы остановили-
Прибежал Баженко с новостями:
- Нагие на торгу посадских мутят, кричат-де что Борискины людишки царевича всякою ляею неподобною лаяли, непрегожими словами имя его бесчестили, а сам конюший мол по злобе своей безмерной младшего сына великого государя Иоанна Васильевича зелием опоил-
И отдышавшись, прибавил - и исчо зовут чорный люд всем миром идти к царю, челом бить на злодейство евонного шурина, да просить выдать его головой -
Старший Тучков закряхтел - Не гневись, царевич, дядья твои-вельми злонравное семя, крамолу творят в святый день воскресения Христова-
Но вот мятеж то им и не удался, народ в воскресение горлопанить был явно не настроен, а может и недавнего кровавого бунта горожанам хватило. В понедельник же пришла весть, что царь Федор отъехал на Москву, через Николо-Улейминский монастырь. После этого жизнь в Угличе потихоньку вошла в обычное русло, народ притих и ждал, чем кончится сыск об убийстве служилых московских людей. Семья матери, узнав о царевых жалованиях, довольно потирала руки. Они уже послали доверенного человека в Москву, чтоб он разузнал в Поместной избе когда будет жалованная грамота и на что именно. В Угличском уезде они попытались вернуть прошлые порядки практически сразу, семья убитого дьяка потеряла кормившие их поместье, все сочувствующие им затаились, дабы не попасть под горячую руку управителя уделом Михаила Нагого. Я же находился фактически под домашним арестом.
Сперва казалось, что это наказание, но позже выяснилось, что это обычная жизнь знатного наследника. Распорядок дня был таков - побудка с рассветом, одевание, заутренняя, а потом и литургия, обед, после немного свободного времени и дневной сон. Причем спать ложились все, кто относился к обеспеченным людям, такая вот русская сиеста. За послеобеденным отдыхом следовали краткие попытки научить меня грамоте. Выяснилось, что читать местные тексты я не могу совершенно, рукописные буквы не походили одна на другую, некоторые были совершенно не знакомы, а слова писались каждый раз по-новому, с произвольно расставленными пробелами и знаками препинания, ну и сорок одна буква алфавита казались мне перебором.
Подивившись, что царевич начисто забыл азбуку, духовник Марьи Федоровны, отвечавший за образование её сына, начал подготовку с азов. Причем в буквальном смысле этого слова. Вся наука заключалась в затвердении наизусть алфавита ' Аз, буки, веди и далее прочие ижицы', и молитв. Поле уроков был ужин, затем вечернее богослужение, за ним раздевание в спаленке, молитва на ночь и ночной сон. Плюс ко всему было невозможно остаться наедине, днем следили мамки да дворовые сторожа, ночью истопники да сенные сторожа. Если удавалось уговорить выйти со двора, поездки ограничивались территорией кремля под присмотром служилых дворян. Такой режим мог довести до полного нервного истощения человека 21 века, привыкшего к постоянной деятельности и развлечениям. Особенно утомляло ежедневное присутствие в церкви, на это уходило до пяти часов в сутки, если конечно не было праздника. В праздничные дни служения начинались с рассветом и заканчивались затемно.
Да и средневековая кухня изрядно достала. Каши из четырех сортов круп, похлебки с ними же, разные заливные и студни и на второе мясо или рыба, приготовление несколькими способами. Способ употребления горячего - руками без приборов и тарелок выглядел диковатым. Единственным кулинарным открытием стали пироги, огромные, с разными слоистыми начинками, странно, что таких не делали в современном мне мире. Все холодные напитки именовались словом пиво, понять какой напиток алкогольный, а какой нет, по названию было непросто. Чая и кофе не было и в помине, единственным питьем подававшемся в горячем виде был сбитень да взвар. Хотя с наступлением Петрова поста стало ясно, что прежнее меню было изобильным.
В третий постный день покой маленького городка был растоптан ворвавшимся конным отрядом. Прибывшие оказались новой сыскной комиссией, но вот дело было уже о расследовании измены Нагих и мятеже углицких жителей. Старшее должностное лицо - дьяк посольского приказа велел схватить братьев Михаила и Григория вместе с их дядей Андреем Нагим. А до протестовавшей царской вдовы довел :
-Случились, мол, на Москве пожары великие и розыском сысканы зажигальники и пытошными речами злодеи те прямо указали на Нагих, аки того воровства доводчиков-
Следователи сразу взяли быка за рога и подклети губной и дьяческой избы заполнились задержанными горожанами, кое-кого из них взялись пытать. Дело принимало худой оборот, и я начал упрашивать Марью Нагую отпустить меня к Москве, попробовать упросить сводного брата о помиловании. Испуганная женщина пребывала в сомнениях, но утопающий хватается за соломину, и разрешение на отъезд было получено. В попутчики были даны дядька Ждан, семеро детей боярских царицыного двора и уездных, да трех холопов. Московские сыскные видимо не имели инструкций на этот счёт, поэтому задерживать младшего брата царя не решились, но несколько своих воинов в конвой отрядили для пущего стережения.
Глава 9
Из Углича колонна конных вышла на заре, шумных проводов не было. Старшим отряда, или как говорили местные ' в головах' был назначен наиболее опытный в военном деле из боевых слуг - Самойла Колобов. Двинулись по Переяславской дороге, у каждого помимо верховой была и заводная лошадь с навьюченными на неё припасами и снаряжением. Выдерживать постоянную скачку я не мог, и поэтому сопровождению приходилось каждый пару часов устраивать привал, что сильно снижало и так невеликий темп. Добраться до Переяславля - Залесского до ночи не удалось, и нам пришлось устраиваться на ночлег в чистом поле.
Наша ватага устроилась на краю березовой рощи, москвичи расположились чуть поодаль, наособицу. Спутанных коней пустили пастись на лежавший между стоянкой и дорогой луг, назначив к ним сторожей от диких зверей и лихих людей. Пока на огне в медном котле побулькивало варево, я рассматривал своих попутчиков. Дворяне царицы - Колобов, Козлов, Лошаков были мне уже хорошо известны, Астафьев Фёдор и Афремов Богдан служили старшими над конюхами, а вот уездных помещиков я видел впервые. Те, заметив любопытный взгляд, подошли представляться. Старший из них назвался сыном боярским Микитой Нагиным, другой, помоложе, имел тот же чин, а звался Гришкой Отрепьевым. Мне показалось, что это имя я в прошлой жизни слышал, но вот в каком контексте не помнил. Заинтересовавшись, пораспрашивал его. Григорий сообщил, что он 'новик', то есть в службе еще не был, служит за отца, поскольку тот стар стал. Поместил его родителя на землю царь Иоанн Васильевич, в пользовании у них малое сельцо да две деревушки, всего 9 дворов, да своя пашня. Род их небольшой, вотчины и поместья родственников в нашем уезде и соседней Юхотской волости, так же есть у него брат-недоросль, Иван, в разряды они еще не вёрстаны. Собственно ничем выдающимся он не выделялся, а вот фамилию я его точно знал, осталось только вспомнить откуда.
К этому времени для меня соорудили из войлока полог, а из чепрака и седла ложе. Похлебав со всеми из котелка похлебки, отправился спать, проигнорировав призыв дядьки помолиться. Ждан растолкал меня ещё до рассвета, и пока я зевал и протирал глаза, слуги подвели осёдланную лошадь. Тело не прекратило ныть после вчерашней езды, а уже надо было начинать новую скачку. Да уж, в том, прошлом, детстве я любил покататься верхом, но как выяснилось, часок конной прогулки отличается от дня в седле так же, как баня от варения заживо. Незадолго до полудня, на берегу Плещеева озера, нас догнала группа вооруженных всадников. После обмена приветствиями и здравицами, выяснилось, что это военные служки ростовского митрополита, идут к Москве на царёву службу. Они сообщили, что на столицу идёт крымский царь с ордой несметной, и воеводы приказывали поместному ополчению замосковных городов идти на ратный сбор. А понизовые да северские города уже исполчились и ждут бесерменов на берегу реки Оки. От таких новостей мой конвой призадумался, и после короткого военного совета решили далее двигать вместе. Переяславль прошли не останавливаясь, для сбережения времени.