Скверная жизнь дракона. Книга шестая (СИ) - Костенко Александр. Страница 27

— Госока, — прошептал Шлас. И набрал воздуха в грудь. — Бежи…

— Ра-а-а! — оглушающий крик гоблина разлетелся по каменному коридору.

Внимание, заблокировано ментальное воздействие

В висках легонько кольнуло, но я не успел осознать произошедшее — меня едва не сбили с ног обезумевшие авантюристы, ломанувшиеся к винтовой лестнице со скоростью перепуганной лани. Они кричали и толкались, напрочь позабыв про остроухого. Тот упал недалеко от валуна, выронив из рук оружие и с искорёженным лицом полз в нашу сторону, что-то нечленораздельно мыча.

Гоблин-чемпион, эта здоровенная тварь посмотрела на остроухого, потом на меня. Мы пересеклись взглядом. В горизонтальных зрачках оранжевых глаз на секунду вспыхнуло смятение, сменившееся торжеством от предвкушения пира сразу двух вкусных туш. Тем более, если одна из них замерла на месте.

— Подавишься! — меня взбесил этот взгляд. Мало того, что тварь хотела сожрать меня, так ещё и посмела кричать. На меня!

«Рывок» оторвал мои ноги от пола, чемпион будто ехидно улыбнулся и пошёл вперёд, жадно смотря на остроухого. «Ледяные копья» срывались с правой руки, а с левой «Магические стрелы» опустошали запасы маны. Снаряды растворялись перед тварью, она приближалась к Руалу. Когда пятое по счёту копьё бесследно исчезло, а гоблин практически добрался до огромного валуна, и до эльфа ему оставалось жалких пять метров — «Магическая стрела» попала монстру в живот. Взгляд твари притупился. В следующую секунду «Ледяное копьё» пробило тому колено насквозь. Гоблин зарычал от боли и запнулся.

Активирован «Рывок»

Брошенное копьё просвистело в сантиметре от моего виска, с протяжным стоном погнувшись от удара об стену. Гоблин вытянул руки, и упал на четвереньки.

— Гра-а-а! — от моего крика Руала аж выгнуло от испуга, но монстра лишь легонько дёрнуло.

Активировано «Ледяное копьё»

Гоблин потянул руку, защищая голову. Копьё влетело в раскрытую ладонь, пробило её и устремилось дальше — но потеряв энергию лишь неглубоко воткнулось в глаз. Гоблин взревел от боли. «Прыжок» подбросил меня к верхушке валуна, чтобы «Рывок» умчал вперёд на встречу с запрокинутой головой гоблина. «Удар». Осн посоха влетел в слуховой канал бледно-зелёного цвета, пробив височную кость.

Я приземлился под грохот подрагивающей в конвульсиях туши.

— А нечего прикрывать глаза, защищая слабые места, — я как следует пнул тварь сапогом. Что-то внутри меня клокотало, рвалось наружу, но я всё ещё удерживал это в себе. Пока что удерживал.

Я попытался привести в чувства Руала. Прижавшийся к стене эльф походил на дрожащий осиновый лист, покрытый морозным белым инеем. Бедолага поначалу вообще не реагировал на меня, но постепенно дрожь уменьшилась, взгляд немного сфокусировался. Вот только до адекватного состояния остроухому было ещё очень далеко.

— Руал, возьми эту бумажку! Возьми, пожри тебя скверна. Вот, вот так, сожми крепко, чтобы не потерять. Слушай, эту бумагу надо отнести Шласу. Понимаешь, Шласу! Вставай! Листок нужно срочно отдать Шласу. Запомнил? Всё, беги. Беги, Руал, беги! — я впихнул эльфу покрытый изломанными линиями лист и Руал, не осознавая происходящего, помчался в сторону винтовой лестницы.

Я направился в сторону главной пещеры, и хотел было пройти мимо огромного трупа, но остановился, уставившись на затылок твари. Злость, ярость, ненависть, потаённый гнев — чувства вулканом клокотали внутри меня. Я ударил сапогом в бок трупа и остановился, старясь подавить нарастающие чувства. Ещё удар. Я чувствовал, что начинаю терять контроль над собой, что позволяю чувствам взять верх над разумом. Я понимал, что следует глубоко вдохнуть и отойти — но я не мог сделать и шаг в сторону.

Активировано умение «Пинок»

Меня всего затрясло, зубы сжались до скрежета. Ещё удар. Чувствовалось, как пружинили расслабленные мышцы гоблина. Ещё удар. Ещё удар. Что-то щёлкнуло в сознании. Ещё удар. И ещё. И ещё

— Сожрать мену удумал, урода кусок⁈ Меня⁈

Удар, удар, удар.

— Говномес ссаный, как и эти твои мелкие твари, на кого вы полезли, а⁈

Удар, удар, удар.

— Меня сожрать, да? Меня? Утырошная мразь, да ты хоть знаешь, кто я⁈ Я на вершине пищевой цепи, а ты, утырок, мой обед, завтрак и ужин!

Удар, удар, удар.

— Вертел твой рот наоборот, тварь! Я убью вас, всех и каждого, понял⁈ Я приду в ваши дома, ворвусь в ваши жилища и буду убивать, понял⁈ Понял⁈

Удар, удар. С каждой секундой, с каждым ударом, с каждой выкрикнутой фразой весь накопившийся во мне гнев выходил наружу. Все потаённые чувства, всё, что я вытерпел за эти месяцы, когда меня пытались убить, когда я мучался в камере, когда узнал о предательствах, когда познал разочарование от скверны и многое другое — всё это лавиной захлёстывало разум.

Не знаю, сколько времени я пинал труп — но остановился, когда почувствовал дискомфорт в лодыжке. Боль притупила гнев. Он как пелена сошёл с сознания вместе с адреналином, оставив иссохшую пустыню на сердце. Морально опустошённый, я отошёл к стене и сполз на пол. Ничего уже не хотелось, ни дышать, ни жить, но только бы вот так просидеть пару лет, в тишине и темноте.

— Ксат! — раздался приглушённый крик со стороны лестницы. Меня звал Шлас, но я не хотел напрягать уставшие голосовые связки.

— Господин Лик’Тулкис! — закричал Ханол, на что тут же получил упрёк от Нары.

— Ксат! — закричали несколько авантюристов.

— Да жив он, жив, боги говорят, что в нашей группе он ещё! — выпалил Руал.

— Ксат, госока, что с тобой, ответь! — крикнул Фралий.

— Да завалитесь вы нахер! — я закричал, не выдержав накала этих заунывных причитаний. — Обосрались в три ряда и припёрдывая громко урулили хер пойми куда, а теперь обмотались друг об дружку и визжите в мою сторону! Чего вам надо⁈

— Чего с чемпионом?

— Кончился он.

— Как кончился?

— Упал и не отжался; вдавил хлеборезку в пол; огорчился и приуныл, понятно? Приуныл он по жизни окончательно!

— Ты чего несёшь?

— Да сдох он! Пожри вас скверна, что с ним ещё может быть?

Спустя секунды тишины раздался неуверенный голос Шласа:

— Чего там с маткой?

— Да как будто я манаю, чего с ней и как, и куда её, и зачем, — от нервов я прошептал эту фразу и закрыл лицо руками. Вот же сволочи, а! У меня нервный срыв и потрясение, я уже весь мир обмазал отборным трёхэтажным матом, а они о каких-то матках беспокоятся. Ну вот как вообще с ними общаться? И, вообще, я хочу к маме! Да, я хочу подбежать к маме, обнять её — и начать тыкать пальцем во всё, что движется и приговаривать, что злые дяди и тёти меня обижали и без разрешения трогали за крылья, лапки и хвостик. И после этого радостно наблюдать, как злые дяди и тёти превращаются в однородный колбасный фарш.

— Спускайтесь, задрали орать. Сейчас я проверю ваши матки, — крикнув в сторону лестницы, я кое-как встал и поплёлся к пещере, с каждым шагом возвращаясь к адекватному состоянию.

В просторной пещере могли бы свободно жить с десяток разумных, будь здесь приток свежего воздуха. Стены были исписаны жёлтыми символами и закорючками, будто древние египтяне пытались придумать собственный язык. В одном углу было небольшое по размерам, буквально в три обхвата руками, но крайне глубокое озеро. В другом углу гоблины устроили спальное место из множества различных костей и черепов, накрыв их обрывками шкур. А напротив лежбища, как желеобразный истукан, прислонившись к стене сидела гоблинская матка — в этом дрожащем конусе из жира уже даже разведённые в стороны ноги не различались, только огромные жабры на боках и две щёлочки заплывших глаз.

— Ксат, — с прохода звал Шлас. — Послед уже вышел?

— Чего?

— Когда матка чувствует, что вот-вот сдохнет, то всегда разраждается последним гоблятором. Хрен его знает, может, думает, что он её спасёт, или где спрячется. У этой такое было?

Я покачал головой, на что главный приказал отрядувнимательно всё осмотреть, пока действует «Кошачье зрение». Мелкий монстр в одиночку многое не сделает, но никто рисковать не хотел.