Перекрестки - Франзен Джонатан. Страница 89

– Ради бога, что ты делаешь?

– Курю, – ответила Мэрион.

– Только не в моем доме.

– Это не твой дом. Отвыкни уже от этой дурацкой мысли. Дом принадлежит церкви, и я торчу в нем день-деньской. С чего он вдруг твой?

Вопрос поставил его в тупик.

– Дом выделили мне как священнику.

– Скажите пожалуйста. – Она опять рассмеялась. – Ты хочешь со мной поспорить? Не советую.

Он понял, что Мэрион злится, пожалуй, даже чрезмерно, из-за его маленькой лжи. Она зажгла плиту, склонилась над конфоркой, придерживая волосы, чтобы не опалить.

– А ну затуши, – велел он. – Не знаю, что ты себе думаешь, но затуши сигарету.

Глаза Мэрион искрились весельем, она выдохнула в его сторону дым.

– Мэрион! Что с тобой?

– Ничего.

– Если ты злишься, что я не пришел на прием…

– Сказать по правде, я вообще о тебе не вспоминала.

– Я попал в аварию в городе. Кстати, ездил я с миссис Котрелл. Китти не смогла, э-э… Китти не смогла поехать. У нее, э-э…

Он чувствовал, как инерция брака затягивает его в привычную уклончивую модель поведения. Останься Расс с Мэрион, он никогда не изменится.

– Нам с тобой многое предстоит обсудить, – с угрозой произнес он. – Не только Клема. У Перри неприятности, и ты должна об этом знать. А еще я виделся с Эмброузом. Я решил, что…

– Ладно тебе. Да, я курю. Подумаешь.

Расс смотрел на Мэрион с сигаретой и не верил своим глазам. Сорви она с себя одежду и напоказ тряхани грудями, он и то удивился бы меньше. И затягивалась она даже сексуально.

– Хотя интересно, – Мэрион выдохнула дым, – как ты себе это представляешь. Даже если пофантазировать – как ты думаешь, что из этого выйдет?

– Выйдет что из чего?

– У тебя четверо детей, которых нужно содержать. Зарабатываешь ты семь тысяч долларов в год. Или ты рассчитывал сесть ей на шею? Уж извини, что спрашиваю, но, сдается мне, ты малость не додумал.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Она опять рассмеялась.

– Надеюсь, она хорошо пишет проповеди, – продолжала Мэрион. – Надеюсь, ей понравится готовить тебе еду и стирать твое исподнее. Надеюсь, она готова общаться с твоими детьми, ведь ты слишком занят, ты спасаешь мир. Надеюсь, она не против каждый вечер выслушивать твое нытье. И знаешь еще что? Надеюсь, она с тебя глаз не спустит.

Над Рассом издевались – второй раз за последние два часа. Хотя, строго говоря, с позиции морали он все это заслужил, его вдруг сильнее, чем с Клемом, охватило физическое желание ударить жену. Выбить у нее сигарету, закатить ей оплеуху, стереть улыбку с ее лица – вот до чего разозлил его контраст меж неуважением близких и авансами Фрэнсис.

– Я не знал, – сухо ответил он, – что тебе в тягость помогать мне с проповедями.

– А мне и не в тягость. Помогают по доброй воле.

– Впредь я буду писать их сам.

Мэрион вновь затянулась.

– Как тебе угодно, дорогой.

– Что же до остального, – продолжал Расс, – то это я ответом не удостою. У меня был долгий день, я хочу лечь в постель. И я попросил бы тебя не курить в доме, нам здесь спать.

В ответ она округлила губы, выпустила колечко дыма, но рот не закрыла.

– Мэрион, черт побери.

– Да, дорогой?

– Не понимаю, что ты пытаешься доказать…

– Не сомневаюсь. У тебя есть хорошие качества, но воображение к ним не относится.

Это неприкрытое оскорбление возмутило Расса. В первые годы брака он не раз чувствовал, что Мэрион злится на какой-то мелкий или значительный проступок, который он совершил или, наоборот, не совершил. Всякий раз он ждал вспышки, какие, он знал, случались у других супружеских пар, и всякий раз ее гнев превращался в мягкий укор, в худшем случае она дулась на него день-другой, но потом успокаивалась, и в конце концов он понял, что они не из тех, кто ссорится. Помнится, он этим даже гордился. Теперь же это казалось ему лишним доказательством того, что жена для него умерла.

– Воображение тут ни при чем, – ответил он. – Если тебя что-то не устраивает, правильнее сказать мне об этом прямо, а не намекать.

– Думай, о чем просишь.

– Ты полагаешь, я этого не выдержу? Нет ничего, что я не сумел бы выдержать.

– Громкие слова.

– Я серьезно. Если тебе есть что сказать, говори.

– Ладно. – Она понесла сигарету к губам, скосила губы на огонек. – Меня раздражает, что ты хочешь ее трахнуть.

У Расса пол ушел из-под ног. Он впервые слышал от Мэрион такое слово.

– Меня это очень раздражает, и если ты думаешь, что я ревную, то это меня раздражает еще больше. Чтобы я? Ревновала к этой? Кем ты меня считаешь? На ком ты, по-твоему, женился? Я видела лик Божий.

Расс вытаращился на нее. Такие же слова однажды сказала прихожанка с шизофренией.

– У тебя есть твоя прогрессивная религия, – продолжала Мэрион, – твой кабинет на втором этаже, твои дамы по вторникам, но ты понятия не имеешь о Боге. Равно как и о настоящей вере. Ты считаешь себя даром Божьим, считаешь, ты заслуживаешь лучшего, чем имеешь, ну да, меня это немного раздражает. Не знаю, заметил ли ты, но у тебя дивные дети, по крайней мере один из них – сущий гений. Откуда, по-твоему, это взялось? Как ты думаешь, от кого они это унаследовали? Или ты полагаешь, что от тебя? Черт!

Она встряхнула рукой, выронила сигарету, которая ее обожгла. Подобрала, бросила в раковину. Расс подумал, что у Мэрион нервный срыв, ему бы встревожиться или проникнуться к ней отвращением, но он не чувствовал ни того, ни другого. Он вспомнил, как прежде, лет в двадцать пять, так давно, что теперь это казалось сном, Мэрион переполняла сила – и он сильно ее хотел. Она по-прежнему его жена. Его законная жена. Ее несдержанность пробудила в нем желание, он подошел к ней сзади, положил руки ей на грудь. Под шерстяным платьем и складками зрелой плоти пряталась эксцентричная девчонка, которая в Аризоне сводила его с ума. Исходящий от нее запах табачного дыма и такой же непривычный запах спиртного раззадорили еще больше. Прикосновение к груди незнакомки его возбуждало.

Он попытался развернуть ее лицом к себе, но она нырнула под его локоть и вырвалась. Он шагнул к ней, она отпрянула.

– Не смей!

– Мэрион…

– Член еще не обсох, а уже ко мне лезешь?

Она никогда ему не отказывала. В альковных делах обычно отказывал он.

– Ну и пожалуйста, – сердито ответил Расс. – Я всего лишь хотел…

– Вы с ней друг друга стоите. Иди, я тебя отпускаю. Мне все равно.

Презрение в ее голосе лишило его радости, с какой он мог бы принять ее разрешение. Она и правда умнее него. Как бы Мэрион ни чудила, тут она права, и неважно, что она краснолицая коротышка, а он убил дракона. Пока они женаты (да и если разойдутся), она всегда будет умнее него.

– Думаешь, это я во всем виноват. – Расса трясло. – Но дело не только во мне. Ты виновата не меньше моего. Ты сама все устроила так, будто поддержка нужна мне одному. Ты вечно твердишь: поддержка, поддержка, поддержка. Ни радости, ничего, одна сплошная поддержка. И тебя еще удивляет, что меня от этого тошнит?

– Меня тошнит еще сильнее, чем тебя.

– Но ты сама этого хотела.

– Чего этого?

– Ты хотела детей. Такой жизни.

– А ты нет?

– Моя бы воля, мы посвятили бы себя служению Богу. Ты не была бы домохозяйкой, а я, черт побери, не читал бы проповеди банкирам и в карточном клубе.

– То есть ты хочешь сказать, что именно я тебя в это втянула? Что именно ты пожертвовал собой? Что именно ты сделал мне одолжение, женившись на мне?

– Сейчас? Да. Я так думаю. И если хочешь знать почему, черт побери, посмотри на себя в зеркало.

Он никогда не говорил ей таких жестоких слов.

– Мне больно, – негромко произнесла Мэрион, – но не так сильно, как тебе хотелось бы.

– Я… прошу прощения.

– Ты понятия не имеешь, на ком женился.

– Раз уж я такой идиот, может, ты объяснишь мне?

– Нет. Погоди, сам увидишь.

– Что это значит?

Она подошла к нему, привстала на цыпочки, потянулась к нему губами. На мгновение ему показалось, что она хочет его поцеловать. Но она всего лишь выдохнула ему в лицо. Изо рта у нее несло табачным дымом и перегаром.