Цена моей нелюбви. Я тебя верну (СИ) - Шторм Вера. Страница 26

Подхожу к окну и кладу ладонь на холодное стекло. Вглядываюсь в панораму города и раздумываю о том, что делать дальше.

Зная, какой властью и силами наделён Альпарслан, понимаю: он найдёт меня везде. А значит… долго скрываться не получится. Тем более сейчас он знает, что его сын со мной...

Наш сын.

Чакырбейли так просто этого не оставит.

Вчера конструктивного диалога с ним так и не получилось, хотя я очень надеялась, что все наконец прояснится. Но кроме очередных “ты будешь” и ты “должна” — я не услышала ничего. А этого чертовски мало.

Мне нужна конкретика, которая подскажет дальнейшие действия. Под его дудку плясать я не собираюсь.

Да и он, думаю, прекрасно понимает, что как раньше уже не будет. Смысла возвращаться к прошлому я не вижу, несмотря на то, что тело помнит его прикосновения, а сердце отзывается на его голос. Все внутри трепещет. Но больше всего завораживает сцена, когда Каан лежал на руках Альпарслана... Улыбался ему. Радовался приходу отца. Признал в нём родного. Это трепетное отношение всколыхнуло чувства, которые, казалось бы, уже давно растаяли.

Ну и как после этого оставаться ко всему равнодушной?! Как раз и навсегда вычеркнуть Чакырбейли из своих мыслей?

Ответ приходит незамедлительно:

Это просто невозможно.

Устало потерев лицо и так и не найдя выхода из ситуации, я иду в ванную. Умываюсь. Делаю повседневные дела, а когда выхожу из нее, слышу робкий, тихий стук в дверь. Если бы Каан не спал, я бы точно не услышала.

Я мысленно напрягаюсь, ожидая увидеть кого угодно... В последнее время моя квартира пользуется спросом. Кто только в ней не был! Однако открыв входную дверь, я расслабленно выдыхаю, глядя на Азизу, которая явно очень торопилась. Няня запыхалась и выглядит встревоженной. На лице — следы бессонной ночи. Очевидно, не одной мне сейчас тяжело.

— Рассказывай, — говорю уже на кухне, протягивая ей чашку чая.

Азиза тяжело вздыхает. На глазах застыли слезы. Она обхватывает ладонями стакан и качает головой.

— Я же говорила, что мамы проблемы с сердцем, — всхлипывает она. — И что нужна операция. Срочно. Иначе... иначе ...

Она не договаривает, закрывает лицо руками и сотрясается от рыданий, вызывая во мне одно лишь желание: обнять и успокоить.

Я подхожу к ней и начинаю гладить по волосам.

— Не переживай, все обязательно образуется... — шепчу едва слышно.

— Нет… — Она прижимается ближе. — Я не уверена в этом, Дарина. Для операции нужны деньги, а найти крупную сумму в такое короткое время — почти невыполнимая задача. Брат сказал, что продаст квартиру. Но разве это можно сделать быстро? Если только совсем дешево. Поэтому он влез в микрокредитные займы. Я боюсь, что он не выдержит такой нагрузки. Это тяжёлое бремя. Брат сказал не беспокоиться, но как я могу быть спокойна, когда меня даже не пускают к ней в палату?!

— Тише... — хриплым голосом отзываюсь я. — Ты могла не приходить к нам. Я бы никогда не осудила тебя за это.

— Брат заверил, что все сделает как надо, а мне лучше поехать на работу. Вот я и здесь. Думала, смогу абстрагироваться, но ошиблась...

— Мне так жаль, Азиза, — вздыхаю я. — И маму твою. Она у тебя очень хорошая, раз ты о ней всегда с теплом отзываешься.

— Да, так и есть, — легко соглашается она. — Она чудесная... всегда меня поддерживала. Мы с ней очень близки. Постоянно созванивались. Ни дня не могли без этого ритуала! Чувствуем друг друга в критической ситуации. Оттого и боль сильнее.

Азиза продолжает говорить о своей маме, и каждым последующим словом словно расковыривает мои незажившие раны. Я невольно сравниваю свою мать с ее. Моя уж точно никогда обо мне не волновалась бы. И точно не звонила бы узнать, как у меня дела.

Когда на меня обрушились проблемы и все СМИ заполнила клевета, она просто от меня отвернулась. Несмотря на то, что ей я сказала правду. Но ей было все равно.

А за прошедший год она наверняка обо мне забыла. Вычеркнула из своей жизни неугодную дочь. Раз и навсегда, будто меня и не существовало никогда.

Воспоминания о том, что случилось, причиняют мне боль. Сердце невольно сжимается, и я рвано выдыхаю.

— Ну вот видишь. — Я поджимаю губы. — Твоя мама обязана выздороветь, ведь у вас такой крепкий союз. Нерушимый. Ради тебя. У вас есть связь, и это замечательно. — Я жмурюсь, позволяя проклятым слезам литься из глаз. — Я бы ради такой мамы что угодно сделала. На другой конец земли бы поехала только ради того, чтобы быть рядом. Все что угодно… если бы она меня любила. Поддерживала бы в трудную минуту. Будь она настоящей матерью, как твоя. Поэтому, конечно же, за нее нужно бороться. Моя, к сожалению, не такая... Она при первой возможности отказалась от меня. — Делясь сокровенным, я чувствую некое облегчение. — Самое болезненное то, что я даже не поняла, какую я ошибку совершила, чтобы вот так вот отрекаться от меня. Возможно, это просто какая-то личная неприязнь. Какое-то давнее неприятие. Я не знаю... Я не совершала плохих поступков! Но она считает иначе. Я развелась, и это моя главная ошибка. Я опозорила семью. Нужно было дальше жить с мужем, который откровенно признался в своей измене и даже ее не скрывал. Сказал, что любит другую. Наверное, тогда им всем было бы легче… — Я горько усмехаюсь. — По их мнению, так было бы правильнее. А я по истечении времени начала смотреть на ситуацию с другой стороны и спрашивать себя: почему? Почему меня так легко вычеркнули из жизни, посчитав, что я грязь под ногами? Легко оттолкнули, сказав, что я для них никто. Чужой человек. Не знаю, зачем себя терзаю. Наверное, нравится заниматься самокопанием. Но очевидно, они просто меня не любили. Дело даже не в том, что о моем разводе подумают другие, а именно в их нелюбви. Поистине любящий никогда не отречется от родного человека. Остальное — сказки.

Вывод неутешительный, и жить так тяжело. Осознание, что никого нет рядом — убивает. Между нами повисает тишина.

— Ты сильная, Дарина. Не каждая может выдержать подобное, но ты держишься. И поэтому не останавливайся. Двигайся дальше несмотря ни на что. Тем более у тебя есть Каан. А им... Знаешь, как бы то ни было, им все вернется. Бумеранг есть. Они тебя просто недостойны.

— Ох, они говорили иначе. Что это я недостойна быть членом их семьи.

— Чушь! — вмиг вскипает Азиза. Встает со стула и тоже обнимает меня. — Все возвращается на круги своя. Нужно просто потерпеть. Переждать бурю, и станет гораздо лучше. За закатом всегда наступает рассвет. Все у тебя будет хорошо. И Каана поднимешь, и с личной жизнью наладится. Главное, не унывать.

Я рвано вздыхаю и вытираю с глаз слезы.

Как же не вовремя я начала вспоминать о прошлом! Эмоции мне неподвластны. Затягивают в воронку и не дают покоя. Да и устала я морально. Все навалилось. А тепло Азизы растрогало меня. Ещё и слова о своей матери...

Таким я никогда не смогу поделиться, потому что в нашей с ней ситуации все слишком безнадежно.

Мы с Азизой ещё немного времени проводим на кухне, пока наше единение не разрывает громкий крик сына. Няня тут же вскакивает, заверяя, что справится сама, а я должна заниматься своими делами. Я киваю, мельком глядя на часы. В это время я обычно собиралась в офис к Руслану. Теперь же... такой необходимости нет. После его угроз и липового контракта, после моих подозрений по поводу Альмиры и слов Ренаты я не хочу его видеть. На мой взгляд, это самое правильное решение. Иначе я могу не выдержать и наговорить лишнего, а он мне не чужой. Однако отношения, начавшиеся со лжи, обречены на проигрыш. Да и мне не нужны лишние нервы. Участвовать в постановке больше нет желания. Не знаю, правдивы ли слова Альпарслана по поводу того, что он решит вопрос с контрактом... Но очень надеюсь, что затеяв свою игру, бывший муж понимал последствия, а значит, должен разобраться с Русланом сам. И не тревожить меня по этому поводу.

Бо́льшую половину дня я провожу за компьютером. Рассматриваю различные вакансии и рассылаю свое резюме. Безусловно, всем требуется и причины того, почему я увольняюсь из столь известной компании? К этому вопросу я была не готова, поэтому начинаю записывать на листок приходящие в голову мысли. Нужно подготовиться к собеседованию. Все же в офисе Руслана было гораздо проще. Я могла работать дистанционно. Могла уходить почти в любое время, зная, что мне ничего за это не будет.