Свет чужого солнца - Кресс Нэнси (Ненси). Страница 20
— Скажи, — спросила она, — разве у вас на занятиях не говорили о веществе и силе, о том, из чего, как утверждают геды, сделана Кома?
— Они говорили об этом. — Он все еще хмурился.
— Повтори, что они сказали.
— Зачем?
— Прошу тебя. Пожалуйста.
— Какую-то чепуху. Меня интересует только оружие — это действительно важно.
— Ну, пожалуйста, расскажи.
— Нет.
— Прошу тебя.
Келовар поднялся и короткими сердитыми рывками стал натягивать штаны и рубашку. Одевшись, он направился к двери. Слегка наклонив голову, Эйрис неподвижно стояла на коленях среди ярких подушек. Она догадалась, что он просто не понял объяснений и теперь не мог их воспроизвести.
Взявшись за дверную ручку, Келовар обернулся.
— Эйрис…
Она подняла глаза. Он стоял так же, как в первую ночь, когда пришел к ней в комнату: руки безвольно опущены, беззащитное лицо выражало покорность и желание.
— Эйрис… Я не хочу уходить.
Она ничего не ответила.
— Я хочу остаться здесь, с тобой. Если, конечно, ты позволишь. — Его голос звучал так нежно и умоляюще, что у нее вдруг сжалось сердце. Она чувствовала какую-то фальшь, и все же ее друг был искренен. Смутившись, она ничего не ответила. Келовар принял ее молчание за согласие и нажал на оранжевый круг. В наступившей темноте она почувствовала, как его руки обвили ее, он зарылся лицом в тяжелые пряди ее волос.
— Ты позволишь мне остаться, солнышко?
— Да, — равнодушно проговорила Эйрис. Он быстро стянул с нее тунику и потянулся к поясу. От него пахло проточной водой и баней. В темноте отчетливо слышалось дыхание: его — тяжелое и учащенное — и ее — спокойное, не затронутое страстью.
Оранжевый свет от горящего круга на стене не позволял разглядеть детали. Келовар теснее прижался к подруге, а она смотрела на невидимый во мраке потолок, сделанный из крохотных частиц, удерживаемых силой, которая подчинялась гедам и лежала в основе целого мира.
В доме, отведенном для сестер-легионеров, лежала Джехан. Ее рука покоилась на груди другой сестры, Талот. Оранжевый круг на стене в комнате Талот давал достаточно света, чтобы Джехан могла различить ее выступающие груди, резкие очертания которых смягчались упавшими на них длинными рыжими локонами. Поигрывая одной прядью, Джехан поднесла ее ко рту и начала рассеянно теребить губами.
— Когда тебе в караул, Талот?
— Во вторую смену. А тебе?
— В третью. Нам надо поспать. С тобой было хорошо, Талот.
— С тобой тоже. Зачем ты жуешь мои волосы?
Улыбнувшись, Джехан лениво потянулась. По телу разливались теплота и истома. С Талот действительно было хорошо.
— Не знаю, дурная привычка.
— Ты всегда жуешь волосы своих возлюбленных?
— Обычно свои собственные, но твои просто прекрасны, Талот.
Необыкновенные.
— Ты имеешь в виду цвет? — настороженно уточнила Талот, и Джехан опять вспомнила о том, что рыжими чаще всего бывают делизийки. У джелиек волосы черные. На этом сходство Талот с делизийками кончалось. Она превосходила Джехан на тренировках, которые уже начала проводить командующая. На занятиях с гедом быстро соображала, какие из новых сведений действительно интересны, а какие не стоят внимания, в постели оказалась лучшей любовницей из всех, с кем раньше спала Джехан, хотя она не спешила ей в этом признаться. В общем, Талот — лучшее, что Джехан нашла в Эр-Фроу, сестра-легионер до мозга костей, и ничего не изменилось бы, окажись она даже зеленоволосой.
— Мне нравится этот цвет, — отозвалась Джехан. — Очень нравится. — Она крепче обняла Талот, но, к ее удивлению, скованность и настороженность подруги только усилились.
— Ты мне нравишься, — прошептала Джехан, но Талот ничего не ответила. — Скажи, у тебя есть возлюбленная?
— Нет! — в шепоте подруги прозвучало смятение.
Джехан нахмурилась. Но она никогда не останавливалась на полпути.
— Мне хотелось бы делить с тобой комнату, чтобы ты могла открывать замок на моей двери. Будем вместе проводить время, свободное от караула.
Талот отодвинулась, и рука Джехан соскользнула с ее груди. Рыжеволосая девушка лежала, упорно рассматривая потолок. В тусклом оранжевом свете Джехан едва различала нежную линию ее щеки.
— Если не хочешь, так и скажи, — ровным голосом проговорила Джехан.
— Я хочу. Ты мне нравишься больше, чем любая из сестер-легионеров, с которыми я бывала прежде.
— Тогда какого черта…
— Но сначала я хочу тебе кое в чем признаться.
Талот замолчала. Джехан ждала, изумление постепенно уступало место злости. Какого дьявола…
Талот перекатилась на живот подальше от Джехан. Мучительно подбирая слова, она заговорила:
— Я хочу рассказать тебе кое-что, и тогда тебе, может быть, захочется выбрать другую сестру, чтобы… чтобы разделить с ней комнату. Но после того, как ты все узнаешь, прошу тебя помалкивать, хотя бы из воинской солидарности. Согласна?
— Согласна, — буркнуло Джехан.
— Я… я не целомудренна, Джехан. Я делила ложе с мужчиной. Это произошло еще до того, как меня взяли в легион, тогда мною занимались только наставники, но все же… я согрешила.
— И ты пошла на это, зная о своем будущем сестры-легионера?
— Да. — После секундного молчания Талот раздраженно добавила:
— Но ребенка-то не было.
— Но мог быть! — воскликнула Джехан с отвращением. — И ты никогда не смогла бы стать сестрой-легионером. Тебе пришлось бы стать матерью-легионером, у которой даже нет боевого опыта, — бездельницей! Как ты могла настолько забыть о дисциплине?
Талот долго не отвечала и снова заговорила, уже без раздражения:
— Я знаю, что я совершила, и не хочу оправдываться. Я предпочла мужчину своей воинской чести. Ты хочешь уйти из моей комнаты?
Джехан села, сцепив руки на коленях. Новость потрясла ее, она старалась не глядеть на Талот. С какой безответственной легкостью она забыла о клинке чести! Теперь эта женщина достойна только презрения. У нее был выбор: либо остаться целомудренной сестрой-легионером, либо стать матерью-легионером, которая предпочитает детей сражениям. Но, как правило, матерями-легионерами становились только старухи, те, которым было уже за тридцать, потому что их реакции замедлялись и естественно, что они выбирали детей. Возможно, это лучшее, что они могли сделать. Но Талот была молода! Своим поступком она продемонстрировала отсутствие дисциплины, глупость, мягкотелость… Она заслуживает презрения. И все же Талот нравилась Джехан. Почему? Джехан не могла разобраться в своих чувствах.
Она испытывала замешательство, а замешательство всегда вызывало в ней гнев.
— Твоя наставница знала об этом?
— Я призналась ей. Позже.
— По крайней мере хоть в этом ты была честна.
— Да.
— И как она поступила? Отстранила тебя от тренировок?
— Нет.
— Кем был тот мужчина?
Талот встала на колени. Женщины сердито уставились друг на друга.
— Он был братом-легионером, — ответила наконец Талот.
— Но не самым достойным. Ты, должно быть, тренировалась в одной группе с кридогами. В моем легионе, если бы какая-нибудь сестра настолько позабыла о клинке чести, ее бы навсегда вышвырнули вон.
— Рада, что ты обучалась в таком хорошем легионе, но я готова помериться с тобой силами когда угодно.
— Это вызов?
— Да!
— Поосторожней, Талот. Мой клинок чести ничем не запятнан.
Талот прыгнула вперед, они сцепились и принялись молча бороться в темноте, скатившись с подушек на твердый пол. Рослая Талот имела преимущество в весе, зато Джехан была крепче. Обеим мешали распущенные волосы. Тишину нарушали тяжелое дыхание и вскрики. Обе были превосходно тренированы, и прошло немало времени, прежде чем Джехан удалось прижать Талот к полу. Она уселась противнице на спину и заломила ей правую руку.
Еще немного, и Джехан сломала бы ее. Обнаженные тела блестели от пота.
— Сдаешься? — прохрипела Джехан.
— Д-да.
Джехан выпустила руку Талот. Девушка с трудом встала и схватилась за стену. Голос ее дрожал.