Не грози Дубровскому! Том V (СИ) - Панарин Антон. Страница 42

— Не заглядывал. Но сейчас припёрся. Спрашивается на кой чёрт? У тебя на балансе вон, считай ноль. А ты ж начнёшь чё то спрашивать, выискивать. Тебе то всё равно, а мне потеря времени. — Вздохнул древень и облокотился на прилавок. — Спрашивай.

— Эммм. А почему тут всего двадцать кубов веры? — Недоумевая я уставился на дощечку, показавшую баланс.

— Ну так твой божок новоявленный всё списал. И со своего счёта, и с твоего. Видать все кубы влил в собственное могущество. С ним разбирайся. У него ж неограниченный доступ к твоим кубам, а ты так. Сегодня владеешь, завтра сдох и кубы передали новому Дубровскому. — Хмыкнул старик.

— Понятно. Тогда вопросов нет. Всего доброго. — Улыбнулся я и закрыл дверь.

Грувдарг говорил о том, что использовал кубы, но я надеялся, что хоть что-то осталось. Не хватило демонических артефактов, и он прихватил все кубы веры, что были накоплены. Ну что я могу сказать? Верное решение. За синергию мне никаких кубов не жалко.

Плюхнувшись на кровать, я снова попытался уснуть, но услышал, как вернулся Оболенский.

— Дамы! Прошу в мои апартаменты! Сейчас я принесу шампанское, будем отмечать моё день рождения! — Торжественно соврал он, ведь его день рождения летом.

А после началась гулянка. Прокуренные голоса девиц пели песни, смеялись, визжали, а позже и стонали. Вся эта какофония не давала мне уснуть, но я вспомнил о старой доброй медитации. Сосредоточившись на дыхании, я отстранился от воплей и утонув в тишине, смог уснуть.

На утро я проснулся полным сил. Воспоминания о счастливой улыбке Юлии грели душу, а вот желудок ничего не грело. Он дико урчал и требовал еды. Накинув байковый халат, я вышел в коридор и увидел Оболенского, тайком выбирающегося из спальни. Гриша приставил палец к губам и попросил, чтобы я не шумел.

От любопытства я заглянул в его комнату и чуть не ослеп. Барон оказывается не барон, а баран. В его кровати спали две бегемотихи. Волосатые руки, оплывшие морды, дряблые тела, залитые целлюлитом и жиром. Твою мать! Да у них даже усики были! Проходя мимо Гриши, я покачал головой и шепнул.

— Надеюсь ты предохранялся.

— И я надеюсь… — Ответил он, судорожно пытаясь вспомнить что за содомия творилась этой ночью.

Гриша обогнал меня и оглядываясь двинул на кухню. Схватив чайник, он осушил его до дна и вытерев рот с отдышкой спросил.

— Есть будешь?

— А ты в состоянии готовить? — Усмехнулся я и пошел искать целебный кусок сала, чтобы пожарить на нём жирнейшей картошки со шкварками.

— Я не в состоянии. Но мы ведь с тобой друзья и заботимся друг о друге. Да? — Гриша плюхнулся на стул и приложил прохладный чайник к раскалывающейся голове.

— Где ты этих красоток откопал? — Спросил я, обнаружив нужные мне продукты.

— Если б я знал, то сегодня же спалил бы этот клоповник. — Пожаловался Оболенский.

— А теперь придётся спалить собственное поместье?

— Видимо да. Но я всё же не теряю надежды, что всё это дурной сон. — Усмехнулся Гриша и приставив палец к губам шепнул. — Тише. Слышишь?

В коридоре гремели шаги, а вместе с ними зазвучали и два хриплых голоса.

— Барончик! Ну это, с днём рождения что ли! Мы ушли. Номера наши у тебя есть, захочешь развлечься, звони!

Спустя минуту дверь грюкнула и Оболенский, испуганно посмотрев на меня, рванул к выходу. Ха! Вот вроде только что умирал от похмелья, а уже накинул на себя покров маны, усиление стихии молнии и быстрее пули очутился у двери захлопнув засов. Гриша вернулся с дурацкой улыбкой на лице.

— Ушли. — Радостно выдохнул он. — Вить, я тебя прошу как друга. Никому не рассказывай о том, что видел.

— Оболенский, да я после такого зрелища едва сдерживаюсь чтобы не выколоть себе глаза. А вспоминать о таком и вовсе не собираюсь. — Сказал я, дочищая последнюю картофелину.

— Вот и славно. — Выдохнул он и откинувшись на спинку кресла закрыл глаза сказав. — Пора кодироваться.

У меня на языке вертелась пара шуток, но глядя на то, как ему плохо, я решил оставить их при себе. Спустя двадцать минут Оболенский сожрал две трети сковороды картошки, выпил крепкого чая и был готов к новым свершениям.

— Завтра в академию идёшь? — Спросил Гриша, едва дыша от обилия съеденного.

— Посмотрим. Нужно раскидаться с накопившимися делами. Может и приду.

— А будем отмечать возвращение блудного Дубровского?

— Ты ещё не наотмечался? — Усмехнулся я видя, как друг быстро отошел от психологической травмы.

— Ну а чё? В академии таких крокодилов нет. Не придётся стыдиться в случае чего.

— За то есть шанс нарваться на нежданную дуэль с отцом опороченной девицы. — Заметил я.

— Что-то я не помню, чтобы тебя это когда-либо останавливало. Но ты прав. С выпивкой пора завязывать.

— Значит прямо сейчас и начнём. — Улыбнулся я и взмахнул рукой.

Из столешницы выросли тонкие лозы и ухватив десяток бутылок со спиртным, одним движением вырвали пробки. Глаза Оболенского округлились, но он ничего не сказал, когда лозы начали выливать пойло в раковину.

— Добро пожаловать в мир трезвости и здравомыслия. — Я протянул Грише стакан морса, и он ударил по нему своей чашкой с чаем.

— Ты главное надолго не исчезай больше. Мне нужен рядом человек, который может меня остановить. А то свобода на меня дурно влияет. — Гриша допил чай и улыбнулся.

Москва. Апартаменты Плющова.

Плющов любовался в зеркало на оставленный ему ректором полосатый загар. Он не был любителем полосатых купальников, да и в минус двадцать купаться не любил. Вот только его не спросили и нарядили в бурые ожоги, которые сходили слишком медленно, не давая Плющову появиться на людях.

Если бы Константин Ярославович вышел в свет, все вокруг мигом бы задались вопросом. А где фармакологический магнат подхватил такой странный загар? И почему он не избавится от него с помощью своих лекарств. Они ведь лучшие в империи или не так уж они и хороши?

А ещё нашлись бы те, кто насмехался над полосатым аристократом, за глаза называя его арбузом. Этого Плющов боялся больше всего. Такие клички прилипали к аристократам на долгие годы, если не на всю жизнь.

— Проклятый Дубровский… — Шипел Константин Ярославович, вертясь из стороны в сторону.

Взяв в руки мобилет он пролистал записную книгу и уставился на номер, который зарёкся набирать. Однокашник Константина Ярославовича учился намного хуже, чем он сам. Вот только у Плющова не было родителей с обширными связями, а у однокашника были. И так уж вышло, что его однокашник стал министром здравоохранения.

Пару раз Плющов обращался к нему за помощью. Но этот гад заламывал такие цены за свои услуги, что Константин Ярославович вынужден был годами сожалеть о том, что связался с ним. Тем более что в процессе обращения приходилось вытерпеть порцию унижений.

Палец Плющова то приближался к имени однокашника, то отдалялся от него. В итоге Константин Ярославович плюнул и нажал на ненавистное имя. Длинные гудки тянулись один за одним, а на той стороне похоже никто не собирался брать трубку.

— Он что издевается⁈ — Рявкнул Плющов за секунду до того, как вызов должен был оборваться.

Но вызов не сбросился. Трубку подняли в последний момент и в ней послышался насмешливый голос.

— Плющара, это ты?

— Д-д-да Святогор Тимофеевич. — Промямлил Плющов в душе закипая от злобы.

— Ну чё там у тебя? Только Костик. Давай сразу договоримся. Не мямли, говори по делу. У меня нет времени слушать твои заикания. — Недовольно буркнул Святогор.

— А-а-ага. Святогор Тимофеевич тут такое дело. Нужно проверить предприятие одного аристократа. Дубровский его фамилия. Говорят, что у него на производстве изготавливают лекарства с нарушением технологий. А он продажи развернул по всей Сибири. Люди могут помереть если будут этой гадостью лечиться. Стоило бы закрыть его фабрику, до выяснения обстоятельств, так сказать. — Выдавил из себя Константин Ярославович и вытер пот со лба.