Океан для троих (СИ) - Минт Реджи. Страница 17

Дернувшиеся было головорезы Гильермо – около десяти человек – замерли, не зная, как поступить.

Фиши неторопливо пересадил конопатую с колен на скамью, достал пистолет и взял на прицел того самого квартирмейстера – огромного негра с золотым кольцом в носу. Бринна достала из-за отворота сапога бритву для левой руки, а правую положила на рукоять сабли.

Остальные подобрались, и только Дороти продолжила сидеть, катая в связанных руках стакан с водой, хотя могла раскидать в стороны всех участников драки и столами присыпать.

– Слова обратно. С извинениями, – потребовал Морено.

– А за что ж мне извиняться?– Гильермо удивленно приподнял брови и не отодвинулся ни на дюйм. – Красотка Жаннет болтала, что всю ночь скакала на тебе козой, а ты только стены рассматривал, чисто жена губернатора в первую брачную ночь.

Морено точно не услышал, не сводя пристального взгляда с Гильермо, чуть наклонился, вжимая лезвие в горло:

– Я оглох при стычке с Призраком, или ты молчишь?

Дон Гильермо снова улыбнулся, показав золотые зубы, но Дороти заметила, что рука, которую он держал на рукояти сабли, дрогнула.

От упоминания неизвестного Дороти Призрака по таверне прошел встревоженный шепоток и замер, точно ветер перед грозой. Только в очаге продолжали шипеть и трещать пальмовые поленья.

– А еще болтают, что Призрак нагнул тебя и твою команду так славно, что на баб вас уже не хватает. И поэтому Черный Пес на дырявом корыте шкерится по удаленным бухтам, только бы не попасться на глаза алантийским кораблям.

Морено все также спокойно поднял брови, точно удивляясь тому, что услышал, а потом неуловимо для глаза двинул палашом и вновь прижал его к горлу иверца. Которого теперь следовало величать безбородым. Ярко-рыжие пряди осыпались на стол, а дон Гильермо только и смог, что проследить за ними взглядом.

– Еще раз ты скажешь то, что хочешь сказать, а не то, что я хочу услышать, – отправишься в зеленые холмы, – буднично сообщил Морено. – Мое море терпения заканчивается.

Иверец облизал губы и выдавил:

– Мои извинения. Видимо, я перепутал тебя…

– Со своим папашей, – ласково подсказал Морено.

– Со своим папашей, – багровея, проговорил дон Гильермо.

– Вот теперь расслышал, – Морено отодвинул палаш и легко спрыгнул со стола. – А то подумал, что оглох. Ты меня не пугай, Гильермо, а то я пугливый.

Иверец что-то пробормотал себе в остатки бороды, но нападать не стал. Команда “Дьябло”, недовольно шушукаясь, отошла от стола – Фиши пистолета не спрятал, да и остальные рук с эфесов не убрали.

– Крови не будет? – одними губами спросила Дороти у Бринны.

– Будет, но позже. Иначе станут шептаться, что Пес зарезал дона Гильермо за слова.

– За слова не режут?

– Мы ж не благородные лорды и леди, у нас все только за дела. А слова – пыль.

– Это ж Черный Пес Морено! Тебя ж повесили в Йотингтоне, на прошлой неделе! – очухался в углу пьянчужка и начал делать отгоняющие зло знаки.

– Значит, есть за что выпить, – Морено забрал со стола кружку и кивнул служанке наполнить. – Упокой господь мою душу! Плохой был человек, но отличный капитан!

По углам таверны зашептались, но потом вновь загомонили, увлекшись. Гильермо от стола, за которым сидела команда “Каракатицы”, далеко не отошел и руки с перламутровой рукояти не снял. Видимо, понимал расклад не хуже.

– А где твоя “Каракатица”, Морено? Говорят, ее видели под флагом чаевников. И чесала она на всех парусах мимо Большого Краба прямиком на Темные острова. На чем ты приплыл сюда, Пес? На плоту?

– На корыте его величества, – Морено за оружие больше не хватался, но весь стал точно тетива.

И Дороти была готова поспорить, что удивления в нем было столько же, сколько в самой Дороти. За какими дьяволами “Каракатицу” понесло мимо Краба? Полковник Филлипс должен был отогнать ее на материк, в Сан-Мару. Темные острова лежали в направлении противоположном, и тут было два варианта: либо иверец врал, в надежде снова выбесить Морено, либо Филлипс рехнулся. Но полковник отличался удивительным здравомыслием.

– Я одолжил у губернатора Йотингтона четыре корабля, но три сгорели. Пришлось обойтись одним.

В углу кто-то уважительно присвистнул.

– Ты угнал у алантцев лоханку? – не сдержал удивления дон Гильермо.

– Да, и еще три сжег во славу Черной Ма. Мы опередили вести из Йотингтона на три дня. По старым я еще числюсь повешенным. Так что к чертям “Каракатицу”. Мне и так неплохо.

– Призрак! Подменыш! Сгинь, отвяжись! Тебя казнили! – продолжал стоять на своем пьянчужка.

– За тобой будут гнаться по всем морям, – сказал кто-то с налландского корабля и отсалютовал Псу кружкой.

– Пусть гоняются, я оставлю их ловить ветер от моих парусов.

– Так выходит, эту белую красотку… – Гильермо кивнул так, что обрубок бороды указал точно на Дороти, – ты не просто так с собой приволок? Кто эта сахарная малышка?

– Леди бывший капитан алантийской лоханки. Белая кость и голубая кровь. Верная дочь отечества. Чего, без мундира и парика не похожа? Так открою секрет – под одеждой все бабы одинаковые.

Вокруг зашушукались.

– О, знатный трофей, – теперь дон Гильермо смотрел на Дороти Вильямс куда внимательнее, чем раньше.

Да и остальные в таверне тоже уставились во все глаза.

Дороти окинула всех деланно-равнодушным взглядом и выгнула бровь. Внутри кипело бешенство, на нее впервые смотрели как на товар. Безусловно ценный, дорогой, но товар.

– А где ее команда?

– Кормит крабов.

– Жаль.

– Мне – нет, – Морено уже повернулся к иверцу спиной, когда у того на лице возникло странное выражение, будто он нащупал в противнике слабину и готов туда ударить.

– Сыграем? – небрежно бросил он.

Морено оглянулся, выждал мгновение, словно чуя подвох, и уточнил:

– Карты? Кости?

– О, нет! – тут дон Гильермо развеселился вполне искренне. – С тобой за пяток партий я лишусь и корабля, и подштанников. Я о другом. Борьба. Дело настоящих мужчин. Твой против моего. Здесь, при свидетелях.

Иверец махнул рукой в сторону стола, где недавно толпились. Там заливал горечь поражения пивом боец с налландского судна – морщился, растирал вывихнутое запястье, на котором чернели синяки.

– И кто будет за тебя? – спросил Морено.

– Й-а, – квартирмейстер с “Дьябло” шагнул вперед и гордо улыбнулся, показывая дыру вместо двух передних зубов. – Й-а биться за масса Гильермо.

Тот расхохотался, обняв здоровяка за плечи.

– Ну что, Пес? В твоей команде есть кто-то с яйцами, кроме этой леди? А то что-то мне не верится в байку об отбитом у алантийцев корабле. Скорее, стянули что плохо лежало или вовсе нашли брошенный фрегат под зеленым чумным флагом.

– Тебе оно, конечно, виднее. Как подбирать зараженные лоханки.

Дороти заметила – Морено начал закипать. Если за оскорбление своей чести он уже отплатил чужой отрезанной бородой, то сейчас втаптывали в грязь имя его команды. Беда была в том, что те, кто мог достойно посоревноваться с этой черной горой мускулов, остались на “Свободе”.

Саммерс и пятеро абордажников, и то чернокожему здоровяку, пожалуй, ровней был только боцман. Бринна была хоть и хороша – но по весу явно уступала.

Те, кто сейчас сидел за столом, были неплохи в драке на ножах или стрельбе, но вот силы в их руках точно не хватало.

– Ну так? Рискнешь? – подначил иверец, хлопнул по плечу своего бойца и напоказ затряс отбитой ладонью. – Этот сукин сын тверже стали! Я ставлю на него сотню золотых. Цени, Пес, когда Мбанди вставал против налландца – ставки были в десятку.

– Мы поиздержались в пути, боюсь, ставки не сравнять, а в долг мне тут пока не дают.

– Я, как старый добрый знакомый, ради хорошего соревнования готов пойти навстречу! Ставлю на кон сотню золотом, а ты – свой трофей. Эту породистую белую кобылку, которая так сверкает на меня глазами. Ну как, по рукам? На материке за нее дадут даже меньше – слишком много возни с выкупом.