Три месяца на любовь (СИ) - Евстигнеева Алиса. Страница 18

Договорить не дали, опять огрели полотенцем.

— Это Света! — привела загадочный довод Лера, словно это всё объясняло.

Исаев с непониманием уставился на неё гневным взглядом. На этот раз отчего-то из-за Светки, в которой будто бы все сомневались. Родители, подруга. Любили, но не верили в её силу. А силы и мощи там было… до хрена и больше. Он сегодня прочувствовал. Да и накануне оценил, когда она дубасила сумкой охранника в попытке защитить его в ресторане.

— Я же вам вчера написал, что мы в порядке, — глянул он на неё с раздражением и повернулся к другу с надеждой, что тот всё-таки успокоит свою женщину. Но Серёга продолжал стоять в дверях и угорать над ситуацией.

— То, что в порядке для тебя, не означает то же самое для Светика…

— И что я, по-твоему, с ней сделал бы?

Лера на секунду задумалась, а потом выдала абсолютно невероятное:

— Ты мог её обидеть!

Спорить с ней он не стал, какой смысл вообще спорить с истеричками? Вместо этого он сделал шаг вперёд, потеснив Серёгу, зашёл в его квартиру, по-свойски поинтересовавшись:

— Есть чё пожрать?

***

Пока Андрей поедал приготовленную Литвиновым яичницу, Лера сидела напротив и с подозрением косилась в его сторону, как если бы действительно подозревала его в том, что он придушил Свету, закатал её в ковёр и вывез в лез.

Серёга варил кофе и продолжал потешаться над девушкой и собственным другом.

— Спасибо, — поблагодарил Андрей приятеля, когда с завтраком было покончено. — Чуть с голоду не помер, со вчерашнего вечера ничего не ел.

А если учесть, сколько энергии он потратил за утро, то замечание про голод было совсем не преувеличением.

— Ха! — победно хмыкнула Лера, словно наконец-то уличила его во лжи. — Значит, ты врёшь, что ты был у Светы! Она бы тебя голодным из дома не выпустила. У неё какой-то пунктик на сей счёт.

— У неё в холодильнике пусто было.

— Врёшь!

Захотелось опять закатить глаза.

— Ни-че-го, кроме макарон.

И те они сожгли.

— Я тебе говорю, это не про Свету, она по жизни за любой кипиш, кроме голодовки.

Сказано было вроде как с любовью, но Андрею не понравилось. Его вообще не устраивало, что они обсуждали Свету, — будто сплетничали за её спиной.

К счастью, у Леры в этот момент зазвонил телефон и продолжать она не стала, радостно завопив в трубку:

— Иванова, ты живая!

Исаев ещё что-то обсуждал с Серёгой, какие-то общие дела, а сам параллельно бросал взгляды на Леру, про себя сравнивая двух подруг.

Лерка его периодически раздражала, было в ней что-то такое… мозговыносящее. Но если бы ему кто-то предложил выбор, кого предпочтительнее поймать своей шеей в том баре, он безоговорочно выбрал бы… не Свету. И дело было даже не в весовых категориях, где Лера безусловно выигрывала, — она в целом выглядела куда эффектнее подруги: длинноногая блондинка с какими-то невероятными волнами светлых волос. Со Светой было весело, наверное, даже интересно, и общение с ней заходило ему куда больше, но выбрал бы он всё равно… не её.

***

— Почему у меня вечно всё через известное место? — вопрос был скорее риторический и ответа не требовал, но Лена, казалось, задумалась всерьёз и даже успокаивающе погладила меня по голове. Я как раз устроилась на диване так, что моя голова лежала на её коленях.

— Тот же вопрос себе задаю, вот уже как тридцать лет, — задумчиво сообщила сестра, — почему у тебя вечно всё не как у людей?

— Эй! — решила возмутиться я, задрав лицо максимально вверх. Так-то ругать мою жизнь разрешалось только мне.

— Ну а как ты хотела? — пожала она плечами и… прыснула, возвращаясь к тому месту в моём рассказе, которое её так впечатлило: — У папы там точно глаз не выпал?

— Точно. Чуток перекосило, но в целом терпимо. А мама — молодец, даже бровью не повела.

— У мамы просто самообладание лучше развито, а так можешь быть уверена, что она успела пережить весь спектр эмоций.

— Это я пережила весь спектр эмоций, — пряча лицо в ладонях, практически простонала я. — Надо же было всему одновременно случиться. И Ромка ещё этот… Думала, что со стыда там сгорю.

— Да брось ты. Тебе напомнить, сколько тебе лет?

— Не надо.

— И родителям, так или иначе, придётся это принять.

— Ага, — буркнула себе под нос, соглашаясь для проформы. На самом деле иногда мне думалось, что легко Лене рассуждать, у неё-то всё случилось вовремя, а вот у меня…

Между нами было пять лет разницы, но иногда казалось целая жизнь. Когда папа и мама впервые стали родителями, им было по двадцать, сестра явилась незапланированным плодом либо их большой любви, либо крайней бестолковости, что, на мой взгляд, одно и то же. Хотя мама однозначно бы со мной поспорила. В то время она ещё активно занималась спортом, продолжая лелеять свои олимпийские надежды, поэтому воспитание Лены по большей части легло на плечи бабушек и дедушек. Моё же рождение пришлось на период, когда Союз рухнул и большой спорт частично вместе с ним. Поэтому, позабыв все свои спортивные амбиции, матушка засела в декрете, направив всю свою неугомонную энергию на нас. Вот только если Лену спасал садик, а после и школа, то я оказалась практически беззащитна перед тем потоком заботы и любви, который ежедневно вываливали на мою голову.

Ребёнком я росла болезненным, с вечными соплями, пристрастием к инфекционным болезням и любовью к асфальту, чем только подогревала матушкину тревогу. А потом у меня обнаружился лишний вес, и мама — мастер спорта по спортивной гимнастике — просто не могла это принять, считая степень моего ожирения едва ли не личным поражением. Поэтому все силы в последующие несколько лет были брошены на моё похудение. Правда, результата сие не принесло, что, наверное, является главным маминым разочарованием.

В тринадцать мне повезло — родители обзавелись Родионом, что несколько ослабило поводок заботы, на котором меня держали все эти годы. Впрочем, рождение брата повлекло целую кучу других проблем в нашей семье. Но пока об этом умолчим.

Лена к тому времени успела поступить в университет и сбежать учиться в другой город, поэтому наши мелкие междоусобицы с Родионом обошли её стороной.

Она таила в душе обиду на папу с мамой за недостаток внимания в детстве, а я искренне полагала, что ей повезло. Лучше так, чем наоборот.

Вообще роли в нашей сиблинговой триаде распределялись так: Ленка была идеалом — самостоятельная, автономная, практически не создающая никаких проблем, мне досталась позиция «горе луковое» — любимое, но бестолковое, вечно влипающее в какие-то истории чадо, ну а Родька был единственным сыном, долгожданным и младшеньким, которому вообще прощалось всё. Его полагалось просто обожать, баловать и принимать его таким, какой он есть, чем он без всякого зазрения совести и пользовался.

— Ну ты чего зависла? — ткнула меня в бок сестра. — Расслабься уже. Ну выдалось интересное утро с хорошим сексом… Хорошим, я надеюсь?

— Хорошим.

— Вот и не парься.

— Не получается, — жалобно пробормотала я и после длительной паузы добавила: — Что Андрей про меня подумает?

Если осуждение родителей я ещё была способна спокойно пережить, то возможное мнение Француза всерьёз беспокоило. Он и так был от меня не в восторге (я это чувствовала интуитивно), а развернувшийся цирк явно ставил крест на остатках моей репутации.

— А-а-а, — понимающе протянула она, — так тебя это тревожит. Думаешь, не позвонит?

— Думаю, что забудет обо мне, как о страшном сне. Я для него кто? Случайное тело, оказавшееся рядом.

Я специально нагнетала, чтобы потом ненароком не начать надеяться. Не хотелось размечтаться, а потом окончательно разочароваться… в себе.

— Подожди, — нахмурилась Ленка, — ты же сама говоришь — он нормальный парень. Значит, хоть какие-то мозги и чувство гордости у человека должны быть. Между прочим, это лишь заблуждение, что мужикам всё равно с кем.

Лицо пошло красными пятнами, отчего-то сделалось стыдно. Мы с сестрой хоть и были близки, но такие разговоры вели редко.