По следам невыученных уроков (СИ) - Евстигнеева Алиса. Страница 37

-Мать уже неделю не просыхает, синяя вся. Им как зарплату дали, так ей всё… башку нахрен снесло.

В горле у меня пересохло, а нервы напряглись до предела. Интуиция подсказывала, что Жене было крайне стыдно рассказывать про то, что творилось у него дома. Я сделала шаг назад, чтобы скрыться в тени коридора, дабы сильнее не нервировать парня ещё и своим присутствием.

-А отчим? - без особых эмоций уточнил Корчагин.

Желваки на Женькином лице заиграли, выдавая ту бурю эмоций, что бушевала у парня на душе. Савицкий невольно скопировал его выражение лица, чуть ли не заскрежетав зубами.

-А что отчим?! Этот урод пьёт, конечно, но не так рьяно… Нравится ему быть хозяином положения. Его с последней работы уволили, ходит злой… как мразь. Только и может, что рявкать на всех.

-Ты ему ответил?

-Ну так… На х… послал, когда он меня ночью попытался за бутылкой отправить.

О том, что было дальше, Женя пояснять не стал, впрочем, мы уже догадывались сами.

-Участковый был? - задал свой следующий вопрос Пал Петрович.

-Был, только что он сделать может? Пальцем погрозил, протокол составил да уехал… - Женин голос с каждой новой фразой набирал всё большую силу, должно быть, ему становилось чуточку легче от того, что была возможность выговориться.

-Ясно, - заключил Паша. - Ешь давай.

-А потом? - предчувствуя неладное, уточнил парень.

-А потом суп с котом… родственников поедем твоих воспитывать.

Паша одевался резковато и поспешно, а я стояла, прижавшись к стене, сгорая от своих переживаний. Мне одновременно было и дико стыдно за свою недавнюю истерику, и страшно за Пашку, который собирался вести разборки с аморальными личностями, и больно от тупой безысходности, в которой приходилось день ото дня вариться тощему Женьке.

-Паш, - тихонечко выдохнула я.

-Не сейчас, - обрубил он, а потом чуть мягче добавил. - Мы сейчас с Петровичем съездим по делам, а ты пока…. подожди здесь. Я тебя потом домой отвезу. За Женькой, что ли, пригляди… Ты ж вроде как с детьми общаться умеешь…

-Ты давно его знаешь?

-Месяц кажется… когда мы там с тобой в электричке встретились?

-Ты его потом нашёл, - догадалась я. - Уже потом, после того как вернул меня в город?

-Примерно. Несложно было догадаться, что он где-то поблизости живёт.

-А потом привёз его сюда?

-Скорее Корчагина вынудил свой зад оторвать от стула, - с напускным сарказмом продолжил он. - У него опыта больше в общении с… трудными семьями. Это уже потом они сами договорились, что когда невмоготу, Женька к ним может приезжать, ну или мне звонить.

-И как часто он это делает?

-Случается, - обтекаемо ответил Савицкий, подойдя ко мне очень близко, но не касаясь. - Ладно, мы уехали. Скоро вернёмся. Дождись меня, хорошо?

И чмокнув в щёку, вышел из комнаты, оставив меня одну.

Прятаться было бессмысленно, и я вернулась на кухню, которая показалась мне порядком опустевшей, после того, как мужчины уехали. Женя пил чай, видимо, уже с десятой плюшкой, а Римма Борисовна складывала грязную посуду в мойку.

-Давайте помою, - тут же вызвалась, не зная, куда ещё можно примкнуть себя, и схватилась губку.

-Ксюш, ну вода же холодная, - всплеснула руками супруга Павла Петровича. - Я с утра и не помыла, потому что ждала, когда чайник вскипятится. Сейчас ещё раз поставила греться.

-Да мне нормально, - заупрямилась, не желая признаваться в том, что сглупила. Ну правда, можно же было и догадаться добавить кипятка из чайника.

Пока я тщательно мылила тарелки, стараясь не думать о том, что из-за собственного упрямства уже немеют пальцы, Римма Борисовна наблюдала за тем, как её утренний гость дожёвывал последнюю порцию выпечки. Когда последний глоток чая был сделан, парня строгим взглядом погнали в баню, и - о чудо! - он послушался, не рискнув спорить с этой маленькой, но бойкой женщиной.

Я окончательно убралась на кухне, напоследок сметя крошки со стола. Растерянно побродила по дому, пока не зависла в общей комнате со стареньким сервантом, полным фотографий. Судя по ним, Корчагины прожили в браке далеко не одно десятилетие. На некоторых фотографиях с ними была девочка с двумя смешными косичками, которая потом превратилась в симпатичную девушку, а на самых свежих была запечатлена уже вполне взрослая женщина в обнимку с мужчиной и двумя ребятишками - мальчиком и девочкой. На душе сразу же становилось тепло от взгляда на эту маленькую, но такую дружную семью.

Здесь же были и Пашины фотографии. Восемнадцатилетний солдат Савицкий с коротким ёжиком волос на голове смотрел со своего изображения борзо и нагло. Рядом была другая фотка, опять в форме, только на этот раз патрульной службы с сержантскими погонами, Пашка улыбался открыто и добродушно, даже ямочки на щеках проступали.

Последняя фотография была сделана относительно недавно, может быть, год назад. Пашка в яркой рубашке сидел на огромном камне на фоне гор, самодовольный и какой-то ершистый, но пока что без той усталости, что сквозила в нём в последнее время. Осторожно, кончиками пальцев коснулась его лица, интересно, сколько всего должно случиться с одним-единственным человеком, чтобы его сломать? Как-будто детдомовского детства было мало, но Пашкина голова умела собирать неприятности, всё сильнее придавливавшие его своим грузом к земле. Неужели это было причиной всех его колючек и периодических запоев?

-Мы с Пашей очень любим эту фотографию, - мягко сообщила мне Римма Борисовна, неслышно появившаяся в комнате. - Хотя сам Павлик вечно ворчит на эту тему, утверждая, что не понимает, зачем прошлое на обозрение выставлять.

Паша-Павлик - вот как эта женщина разобралась с именами.

-Поворчать? Как-то не сильно на него похоже, - обычное данную привычку приписывали мне. Занудство как защитная реакция, вот только знала об этом исключительно я.

-Да, он бывает и таким, когда смущается.

-Кто? - удивлённо хмыкнула я. - Паша? Смущается?

Моя собеседница улыбнулась с некой долей снисхождения.

-Ничто человеческое не чуждо даже ему…

Язык - враг мой.

-Римма Борисовна, я не это имела в виду.

-Да нет, всё нормально. Павлик не любит показывать себя настоящего, вечно переживает не из-за того. Понимаешь, у него перевёрнутые представления о себе. Вечно выставляет вперёд всё самое дурное и стыдится человеческого. Он же тебе про Женю ничего не рассказывал?

Молча помотала головой.

-Я так и думала, - заключила Римма Борисовна.

А я задумалась о том, что вообще знаю о Савицком. Или же хочу знать? В голове пронеслась сцена, которую я закатила Пашке часом раньше. Жгучий приступ стыда вновь полоснул где-то внутри. Римма Борисовна, словно почувствовав моё состояние, аккуратно коснулась моего плеча.

-Многие видят только то, что он показывает. Но этому верить не стоит. Он хороший человек, просто… не умеет принимать свои слабости.

Едкая горечь сковала моё горло, настолько стало обидно за Пашу, мне, видимо, и половины не понять, каково это - провести своё детство в вечной борьбе за выживание.

Женька появился из бани минут через двадцать, в широких чистых шортах, явно доставшихся ему от Пал Петровича, и футболке с короткими рукавами, из-под которых виднелись жилистые руки, все покрытые синяками, чуть ли не чёрными. “Такое бывает, когда человек закрывается от ударов”, - подсказали знания, неизвестно откуда взявшиеся в моей голове.

Римма Борисовна к тому моменту уже ушла в огород, где, как оказалось, они с Павлом Петровичем и были в то время, когда в дом заявился Женя. Мою скромную персону официально оставили за главную, велев присмотреть за “мальчиком”, который был меня выше на полголовы. Под "присмотреть" явно имелось в виду не контроль за тем, чтобы семейное серебро, если такое имелось, осталось нетронутым.

Женька уставился на меня своими большими глазами-колодцами, а я всё никак не могла отвести взгляда от его избитых рук.