Маськин - Кригер Борис. Страница 24
Маськин решил, что опрос жителей Маськиного дома недостаточно показателен, и позвонил хомяку-индивидуалисту Гамлету на новую квартиру, но там ответила какая-то мышка-мутантка и сказала, что хомяк просил его до зимы не беспокоить, потому что он всё лето готовится к спячке – читает немецких философов. Обычно прочтение «Критики чистого разума» Канта вводило его в ступорозное состояние сроком минимум на три месяца. А тут ему Кант прислал новый труд – «Критику грязного безумия» – и он его теперь усиленно изучает. «Вот зимой звоните сколько угодно – всё равно вам никто не ответит – все спать будут», – обходительно сказала она и мяукнула в трубку, но Маськин не удивился, потому что от мутантов всего можно ожидать.
Тогда Маськин решил отправиться на прогулку и выяснить подробнее, кому в лесу жить хорошо. Поскольку Плюшевый Медведь предпочитал гулять, лёжа на диване дома, а все остальные были заняты, Маськин уговорил пойти с собой только свои Маськины тапки и отправился на прогулку вдоль лесной дороги, на которой стоял Маськин дом.
Первым Маськину повстречался Бобёр. Он волочил обгрызанное бревно и тяжело вздыхал. Маськин поздоровался и спросил, хорошо ли Бобру живётся.
– Ой, не спрашивайте… – заохал Бобёр. Было видно, что ему приходится несладко. Бобёр был строительный подрядчик, а лето для строительных подрядчиков – горячая пора.
– А всё-таки? – уточнил Маськин, потому что любил животных, хоть и недолюбливал строительных подрядчиков. Маськин знал, что они обычно больше рушат, чем строят.
– Я только что построил сам себе бассейн, – запричитал Бобёр. – Знаете, так за день в запруде наплещешься, хочется культурно в бассейне отдохнуть. Вырыл бассейн, всё по-людски, лампочки навесил, водичку чистенькую налил – потратил страшные тыщи на материалы. Только сел, расслабился – прилетает муха и давай меня кусать. Я ей говорю – приходи завтра в рабочее время, там уж до кучи и покусаешь, всё равно, как в рабочее время страдать – топором махать или от мух отмахиваться, – время-то идёт, а заказчик по часам платит. А тут, понимаешь, присел строитель отдохнуть в чудный такой бассейн, а ты кусаешься. Нехорошо. А муха давай ещё пуще кусаться. Я уж её и так, и эдак прихлопнуть пробовал, нет никакого житья. Убежал я из бассейна, пошёл запруду доделывать, потому что на рабочем месте даже мухи почему-то не кусаются.
Маськин удивился и спросил:
– Надо же, такая маленькая муха, а всё капиталовложение ваше подпортила – какое ж купание, когда тебя кусают?
– Не говорите, – вздохнул Бобёр. -Так оно, видать, несправедливо в мире устроено, что удовольствие от многотысячной затеи какая-то противная муха портит, которая сама-то и рубля не стоит.
– А вы на неё жаловаться пробовали? – спросил Правый Маськин тапок. – Напишите письмо во Всемирную Мухобойную Ассоциацию – вам пришлют оттуда термоядерную мухобойку. Говорят, сильная вещь, один раз используешь – не то что мухи, даже слоны беспокоить больше не будут. За мухами стоят миллионы лет эволюции. Вон какие прыткие! Так просто с ними не справишься.
За строительными подрядчиками миллионов лет эволюции не стояло, и Бобёр, потерев лоб, пожаловался:
– Да с мухами ведь как – они мстительные бестии. Лучше с ними не связываться. Я вот этой мухе строил дом, так она на меня взъелась, что я, видите ли, дверное отверстие сделал маленькое, её благородие не пролазит-с. А я говорю, зад меньше отъедать надо было. У меня что в архитектурном плане указано, то я и строю. Ну, а то, что архитектор кофе пролил и метры с миллиметрами размазались, – так это пусть она архитектора кусает. Я-то тут при чём? Думать вы меня не заставите, не для того я эту профессию выбирал. Мы, строители, строим, а думать нам необязательно.
– А, так значит, у вас существовали предварительные отношения с вышеуказанной мухой, – пояснил Правый Маськин тапок. – Тогда ваш инцидент неудивителен.
– Почему неудивителен? – возмутился Бобёр. – Я ж ей в компенсацию дымоход поширше сделал, а она, стерва, теперь жалуется, что её в него выдувает. Не угодишь на этих мух, то им дверь мала, то дымоход велик…
– А вы её сапогом бить пробовали? – поинтересовался Маськин Левый тапок. – Я знал одного сапожника, так он недовольных клиентов бил сапогами – вы знаете, очень помогало. А то тоже пристанут – почему оба сапога левые? Недолюбливает народ левую обувь, а зря. Ведь все по большей части встают с левой ноги, вот поэтому мы, левые тапки, больше изнашиваемся…
– Да я что только ни пробовал – не отстаёт муха, – пожаловался Бобёр. – Совсем спендрила, всего меня искусала, с тех пор как у неё на днях крыша в доме обвалилась… А я ведь её предупреждал – не чихай сильно, опоры на сильный чих не рассчитаны!
«Да, непростая у Бобра жизнь», – подумал Маськин и пошёл дальше. Навстречу ему, мотая рогами, топал Лось.
– А вы хорошо живёте? – спросил его Маськин.
– Да какое там! – махнул рогами Лось. – Всю жизнь лосём работаю на полторы ставки.
– И что, вам не нравится ваша работа? Вам, кажется, это занятие подходит, ведь вы, кажется, извините, лось?
– Да? А в школе говорили, что у всех возможности равные. Я и настроился стать бабочкой. Всю юность пытался порхать. Не получалось… Так вся жизнь у меня и перековеркалась… Ненавижу свою работу, хоть рога скидывай.
«Непорядок это, – подумал Маськин. – И чего это им в школах за бред несут?»
А тут ему как раз навстречу Глухарь, местный учитель. Маськин его и спрашивает:
– Товарищ Глухарь – вам-то хорошо живётся? Вы всех поучаете, тетрадки проверяете, двойки кому хотите ставите, лосей на карьеру бабочек ориентируете. Вам-то, должно быть, привольно живётся?
– Да какое там! – запричитал Глухарь. – Детки совсем с ума сошли, мнения свои имеют, дичают и в пампасы на перемену бегают, а оттуда их никак не дозовёшься… Раньше хоть бензин нюхали, а теперь на авиационное топливо перешли. Раз нюхнут – до вечера по лесу порхают.
– Я не совсем об этом, – уточнил Маськин. – Вот Лось жаловался, что вы о каких-то равных возможностях разглагольствовали, отчего ему всю жизнь перекалечили, хоть рога сбрасывай.
– А это не ко мне, – заотнекивался Глухарь, – мне какой учёные учебник накропали – то я и преподаю. У нас ведь как: что сверху спущено – то свято. Скажут, что пингвины – тропические птицы, – я так и буду учить, ведь не важно, чему учишь, важно, чтобы эти бандиты, пока мы их в школах и университетах удерживаем, делов снаружи не наделали… рабочие места не порасхватали… А как мы их с дипломом отпускаем – они уже не опасны. Во-первых, они слишком стары к тому времени, чтобы за настоящую работу браться, во-вторых, мы им такие кручёные дипломы выдаём, что их никто на работу-то и не берёт… Так что не беспокойтесь, товарищ Маськин, за своё рабочее место, у вас его никто не отбирает благодаря моему скромному учительскому труду.
– А я натуральным хозяйством живу, – признался Маськин, – мне рабочего места не надо.
– Тем более не беспокойтесь, – подтвердил Глухарь. – Мы настолько ненатуральным вещам их учим, что они на ваше натуральное хозяйство претендовать не будут. У них в глазах по окончании учёбы смесь авиационного топлива с интегральным исчислением – полная гарантия, что вашему натуральному хозяйству ничего не угрожает. Хозяйствуйте натурально себе на здоровье… Я это вам в натуре гарантирую, как педагог.
Маськин отправился дальше, а ему навстречу местный Учёный Уж ползёт. Маськин его сразу спросил, почему это он такие учебники для Глухаря пишет, что лоси потом рога сбрасывают от разочарования, что не стали бабочками.
– В моём учебнике, – ответил Учёный Уж, – отражена ставшая более тесной связь классического анализа с комплексным и функциональным анализом.
– А что это вы там про равные для всех возможности указали? – заволновался Маськин Правый тапок.
– Видите ли, – ответил Уж, – на то и существует логическая символика, множество, функция, вещественное число, предел, непрерывность – вот на основе их такое равенство возможностей и определяется.