Маськин - Кригер Борис. Страница 29

То– то в Лувре был переполох… Портрет Плюшевого Медведя на коне и с телефоном… да ещё и жалуется! Безобразие. Позор для Лувра, где к картинам всегда, в общем-то, относились неплохо. Джоконда, правда, тоже была недовольна, что её всё время с закрытым ртом улыбаться заставляют… Вы можете представить себе судьбу женщины, которой за пятьсот лет ни разу не дали показать зубы? Одна эмансипированная активистка в двадцатые годы пыталась пририсовать Джоконде клык, но её вовремя госпитализировали (я имею в виду активистку). В общем, это нехорошо. Всякой женщине надо давать иногда показать зубы, иначе она забудет, что такое свобода… А женщинам свободу никак нельзя забывать, потому что её тоже надо завивать и накрашивать, хотя бы по праздникам.

Итак, Джоконда терпела, потому что не считала возможным принять поступившее к ней недавно приглашение портрета Плюшевого Медведя переселиться в Маськин дом. Маськин не смог бы ей создать подходящие условия… Джоконде нужно было внимание и обожание, а у Маськина в доме гости бывали нечасто, а жители Маськиного дома как-то предпочитали мультичные картинки и комиксы, чем всяких там сурьёзных Джоконд. Ещё была опасность, что они в шутку могут ей чего-нибудь пририсовать… А вы сами понимаете, что Джоконде пририсовывать ничего нельзя, потому что она уже совершенна.

Только не думайте, что жители Маськиного дома не были хорошо образованы. Шушутка, например, получал домашнее воспитание и брал уроки у самого Платошкина. Хотели было нанять Аристошкина, но, посмотрев на его ученичка Сашу Македонского, решили воздержаться. Хотя, конечно, нельзя отрицать, что Аристошкин привил Саше любовь к поэзии. Он эту любовь, конечно, очень по-своему выразил однажды, когда стёр с лица земли город Фивы, среди развалин оставив стоять только дом поэта Пиндара, которого уважал и любил. Представьте себе, выходит с утра поэт Пиндар из дома купить бутылочку горькой, ан нет… гастроном стёрт с лица земли… Одна надежда, что не дожил Пиндар до такого славного часа… А Александр был человек безусловно культурный, интеллигентный и дом оставил как памятник. Вы спросите, почему я не поменял в литературных целях имена Пиндара и Македонского? Потому что у них имена и так прикольные… Пиндара менять вообще опасно, от греха подальше… Не дай бог буква «н» выпадет… А «Македонский» – имя прикольное по жизни, с этим вы спорить, надеюсь, не станете. Представляете себе Дария Третьего, последнего персидского царя из династии Ахеменидов, после проигранной битвы утирающего царственные слёзы, пускающего царственные сопли и мямлящего: «…меня Македонский кинул… ну и закидоны у этого Македонского!» Ну, не прикольно ли? Вот и я говорю…

Так что же случилось с конным портретом Плюшевого Медведя? Лувр его вернул с извинениями, и Плюшевый Медведь поместил его на стене своего винного погребка, который размещался в подвале Маськиного дома рядом с кабинетом паука Дабыл-дабыл-дабыл-юшкина и его всемирной паутиной. В винном погребке кроме бутылок с вином и наливками и большой бочки медово-коричневого (Honey Brown) пива Маськин хранил банки с солёными помидорами, которые славились на весь мир как мировая закуска. Была у Маськина и военная закуска из острых красных перцев, но по конвенции от 1948 года Маськин её не применял.

Кроме иcкуcства солить помидоры, Маськин уважал и другие утончённые занятия, например, музыку. Так, он однажды купил билет на концерт одного знаменитого музыканта, чьё имя я бы не хотел здесь упоминать. Ну хорошо, хорошо… Это был Паганинкин.

Маськин оделся в свой праздничный костюм, состоящий из красных шортов в белый горошек и розовой футболки с надписью:

(«Я люблю громкую музыку, но не люблю шумных соседей!»), и отправился на концерт. Поскольку тапки на концерт пускали без билета, как и всякую другую обувь, Маськин их взял с собой (можете взять это себе на заметку, если вы до сих пор ходили на концерты босиком из экономии). Другие жители Маськиного дома остались слушать концерт по радио, потому что им больше нравилось сидеть дома и слушать радио. Маськин же был настоящим ценителем музыкальных искусств и потому потратился на билет.

Концерт действительно сразу выдался удачным, потому что ещё до начала в буфете продавались язычки из слоёного теста, присыпанные сахарной пудрой, а Маськин их очень любил. Ему эти язычки напоминали о тихих радостях и сладких угощениях, которые иногда нам жалует жизнь с барского плеча…

Потом Маськин прошёл в зал, не дожидаясь последнего звонка, потому что был педант – сказывалось многолетнее занятие натуральным хозяйством.

Зал был полон. Паганинкин действительно был чрезвычайно талантливый скрипач и собрал много разношёрстного народу. Первые ряды были заняты членами Общества глухих, которые любили музыку, потому что каждый глухой может толковать музыку по-своему… Далее сидели городские знаменитости и второстепенности. Маськин же сел на галёрке, потому что в тапках его в приличное общество не пустили, хоть Левый тапок и грозил устроить дебаты о равноправии прав тапков, чем, безусловно, сорвал бы концерт. Маськин его, однако, успокоил, купив красный флажок и сосательную конфетку а-ля петушок в форме петушка.

Наконец зал затих, и вышел он… Паганинкин был в чёрном балахоне и, как и положено паганинкиным, с длиннющими чёрными волосами, не ведавшими ласковых домогательств шампуня…

После первых трёх феерических аккордов у Паганинкина лопнули разом все струны… Потом упала люстра, потом стал набок валиться потолок… публика по большей части сразу разбежалась, понимая, что всё это – есть неотъемлемая часть представления, однако Паганинкин не унимался… Не имея струн, он стал барабанить по скрипке, и Маськин, понимая, что надо помочь маэстро, стал тихонько подпевать… «Та-а-а… Та, Та, та да там…» – запел Маськин двадцать четвёртый каприз Паганинкина (именно каприз, потому что Паганинкин был очень капризным, как вы понимаете). Услышав Маськина, маэстро Паганинкин оживился, допел куплет: «Та Та Да Дам…» – и позвал Маськина на сцену. Так они хором и стали выступать, пользуясь скрипкой тёти Вари, как ударным инструментом (тётя Варя была знаменитым скрипичных дел мастером).

Маськины тапки тоже пошли в ход. Правый тапок сел за рояль и стал аккомпанировать, пока не повалил рояль с ног. Музыка Паганинкина была очень энергичной и ни один инструмент, кроме барабана, её больше трёх аккордов не выдерживал. Левый тапок раздобыл откуда-то стартовый пистолет и стал стрелять в такт мелодии. Последние зрители разбежались и даже денег за билеты назад не попросили, потому что подумали, что это мюзикл и так всё и было задумано. По заведенной традиции, мюзиклы теперь заканчиваются непредсказуемо, хорошо, если только стрельбой…

Маськин с Паганинкиным пели самозабвенно, а в Маськином доме, где все слушали концерт по радио, не верили своим ушам… Из радио нёсся милый хрипловатый, но уверенный голосок Маськина в сопровождении прокуренного баритона Паганинкина, стука падающего рояля и выстрелов стартового пистолета.

Это был замечательный концерт! А что ещё важно в искусстве? В настоящем искусстве важно, чтобы скучно не было. Когда скучно – это уже не искусство – это наука. 

Глава двадцать восьмая

Как Маськин корову заводил

Маськин давно мечтал завести корову. Он, как лицо, проживающее натуральным хозяйством, конечно, нуждался в корове, но все жители Маськиного дома были против. Плюшевый Медведь не хотел делить ни с кем Маськино внимание, Кашатка боялась, что корова может попортить её причёску, Шушутка опасался, как бы корова не слизала у него языком какой-нибудь важный предмет, поскольку у него и без коровы многие важные предметы как корова языком слизывало. Коты были категорически против, потому что считали корову грязнулей, поскольку она языком не умывается, попугаи повторяли за всеми, что слышали, а потому были тоже, разумеется, против, а Маськины тапки опасались, как бы корова не стала их надевать на босо копыто, и тогда б Маськиным тапкам пришёл объективный, чтобы не сказать конкретный, каюк.