Порочное обещание (ЛП) - Джеймс М. Р.. Страница 40

Все, чего я хочу в мире в этот момент, это чтобы эти ноги обвились вокруг меня. Я бы потратил любую сумму денег, горячо думаю я, наблюдая, как она идет ко мне, изо всех сил стараясь держать свое желание под контролем и не опозориться посреди церкви. Я бы купил ей все, что угодно. Пообещал ей все, что угодно. Просто чтобы проникнуть в нее один раз.

Хуже всего то, что я не могу понять, как, черт возьми, этой неопытной девственнице удалось так полностью меня сломить. Она, вероятно, даже не знает, что делать. Мне пришлось бы научить ее всему. Но меня это даже не волнует. С тех пор как я прижал ее к той двери, мысль о том, что я буду первым мужчиной, который заставит Софию Ферретти хныкать, стонать и умолять, буду первым мужчиной внутри нее, довела меня до этого.

Я стал мужчиной, который полностью зациклен на одной женщине. Таким мужчиной, которым я поклялся, что никогда не буду. Чем скорее я покончу с этим, тем скорее смогу начать забывать о ней. Проблема в том, что я не уверен, что хочу этого.

София останавливается у подножия ступеней, ведущих к алтарю.

— Тебя кто-нибудь поведет к алтарю? — Спрашивает отец Донахью, и я временно отвлекаюсь от своих неуместных, похотливых размышлений о Софии.

На самом деле это ненадолго охлаждает мое желание. Горе, которое наполняет ее глаза, острое и немедленное, понятное любому, кто действительно смотрит. В этот момент она выглядит на много лет моложе, как будто перенеслась в тот день, когда была двенадцатилетней девочкой, только что потерявшей отца, и ее снова поражает, что он никогда не поведет ее к алтарю. Если бы он был здесь, чтобы повести ее к алтарю, она бы не вышла за меня замуж. И от этого всем нам было бы лучше.

— Я могу вести ее завтра, — говорит Дон Росси, наклоняясь вперед.

— Нет. — раздается голос Софии, на удивление сильный. Я чувствую, как Франко напрягается рядом со мной, и мы оба смотрим на Дона, гадая, как он воспримет отказ, особенно учитывая его отношение к Софии. Я вижу, как его лицо слегка краснеет, и чувствую, как ускоряется мой пульс. В этот момент я понимаю, что готов защищать ее от его гнева, еще одна реакция, которую я не понимаю.

— Спасибо, — вежливо продолжает София, ее лицо абсолютно нейтрально. — Но мой отец, кажется, уже однажды отдал меня. Так что завтра я сама приду к алтарю. — Ее взгляд перемещается на меня, и я вижу в нем намек на сталь.

Моя маленькая невеста обрела свой стержень. Это не должно меня заводить. Но, как и все остальное в ней, это, к сожалению, так и есть.

— Все, что ты пожелаешь. — Дон Росси откидывается на спинку скамьи, выражение его лица все еще раздраженное, но он, кажется, готов отпустить ее дерзость. Я выдыхаю, хотя и не осознавал, что задерживал дыхание, и бросаю взгляд на отца Донахью, который выглядит слегка смущенным.

— Очень хорошо, — говорит он, указывая на Софию. — Тогда подойди сюда и возьми Луку за руки. Лука, в тот день ее вуаль будет опущена до тех пор, пока тебе не придет время поцеловать ее после обетов.

Я наполовину ожидаю, что она будет спорить. Но вместо этого она протягивает свои руки в мои, и я чувствую, как дрожь пробегает по моей спине. Ее руки маленькие, мягкие и теплые, идеально ложатся в мои широкие ладони, и мне приходится бороться с желанием притянуть ее к себе, заключить в объятия и поцеловать так тщательно, как я умею. Завтра она станет моей женой. Я должен иметь возможность целовать ее, когда захочу.

Вместо этого завтра будет следующий и единственный раз.

Я лишь наполовину слышу обеты, которые отец Донахью говорит нам, что мы будем повторять. Я не могу оторвать глаз от лица Софии. На ней очень мало косметики, достаточно, чтобы я мог видеть проглядывающий сквозь нее розовый румянец на ее коже и несколько мягких веснушек на щеках. Мой взгляд скользит вниз к ее полным губам, и все, о чем я могу думать, это о том, что завтра я снова смогу ее поцеловать. Впервые с той ночи, когда я прижал ее к двери, я прижму ее губы к своим.

— Тебе лучше не кусать меня завтра, — бормочу я себе под нос, глядя на нее, пока отец Донахью заканчивает рассказывать нам о наших клятвах.

София лучезарно улыбается ради него, но я вижу вызов в ее глазах.

— Даже и не мечтала об этом, — мило говорит она, сжимая мои руки. — Жениха? В день моей свадьбы? Я бы никогда.

Отец Донахью делает паузу, подозрительно глядя на нас.

— Здесь ты поцелуешь свою невесту, Лука… завтра, — многозначительно добавляет он.

Улыбка Софии все еще приклеена к ее лицу. Пока отец Донахью продолжает говорить, она смотрит мне в глаза и говорит сквозь стиснутые зубы, ее взгляд прикован к моему.

— Сделай так, чтобы завтра все было хорошо, — говорит она низким голосом, полным негодования, которое, я знаю, она должна испытывать ко мне, до глубины души. — Потому что после того поцелуя, — сладко продолжает она, ее взгляд все еще широко раскрыт и удерживает мой. — Ты никогда больше не прикоснешься ко мне.

СОФИЯ

Если я думала, что репетицию будет почти невозможно пережить, то ужин после нее еще хуже. Ресторан, который был арендован по этому случаю, прекрасен, элегантное пятизвездочное итальянское заведение, принадлежащее другу семьи Росси, но я совершенно ошеломлена. Банкетный зал, который мы используем, полон Росси, их расширенной семьи, оставшихся членов семьи Луки и их друзей, и вообще никого, кто знал бы меня. Я чувствую, что выделяюсь, девушка, которая появилась из ниоткуда, чтобы выйти замуж за коронованного принца, и как будто все знают, что что-то не так.

Вопросы ничуть не облегчают задачу: “где вы ее прятали?” и “почему мы не встречали ее раньше?” Я просто мило улыбаюсь, пока Лука придумывает мягкие ответы на вопрос, почему никто даже не слышал намека на то, что он с кем-то встречался до этого, и я пытаюсь запомнить имена. Но я не могу. Я чувствую, как у меня учащается пульс в горле, когда меня знакомят с каждым человеком, и я внезапно понимаю, что если на прощальном ужине так много людей, то на самой свадьбе и на приеме будет намного больше.

Я чувствую, что у меня начинается приступ паники. У меня перехватывает горло, когда Лука представляет меня чьему-то двоюродному дедушке, едва удосужившись взглянуть на меня, и у меня есть секунда, чтобы выдавить сносное “приятно познакомиться”, прежде чем я поспешно извиняюсь. Лука, вероятно, подумает, что я веду себя грубо, и, вероятно, разозлится на меня, но я могу только представить, насколько грубее было бы, если бы я просто упала в обморок посреди нашего репетиционного ужина.

Это тоже не ложь. Я чувствую головокружение и пот, и я убегаю в дамскую комнату так быстро, как только могу, брызгаю холодной водой на лицо, прежде чем отступить в одну из кабинок и надеяться, что никто не придет искать меня в ближайшее время. Но когда я выхожу, я вижу Катерину, прислонившуюся к раковине и играющую губной помадой с сочувственным выражением лица. Я напрягаюсь, ожидая комментария о том, как по мне там скучают, или о том, что мне не следует прятаться в ванной во время моей собственной репетиции ужина. Но вместо этого она просто одаривает меня сочувственной, мягкой улыбкой.

— Ты в порядке?

Как мне вообще ответить на это? Очевидный ответ, конечно, нет. Абсолютно нет.

— Это нормально, испытывать нервозность — продолжает она, наблюдая за тем, как я подправляю свой макияж в зеркале. — Я родилась в этой семье, и иногда это все еще пугает меня. Их много, и они такие громкие. — Она пожимает плечами. — Они моя семья, но я не всегда люблю в них все.

Я молчу, это все, что я могу сделать, чтобы не наброситься на нее. Есть много вещей, которые я могла бы придумать, чтобы сказать: мне не нужна твоя жалость, мне плевать, что ты чувствуешь, или, по крайней мере, тебя не принуждают к браку с мужчиной, которого ты активно презираешь. Конечно, последнее быстро становится примером того, что я слишком сильно протестую. Просто того, что руки Луки обхватили мои на репетиции, было достаточно, чтобы моя кожа горела, а сердце учащенно билось, и мысль о том, что он поцелует меня завтра, заставила меня столкнуться лицом к лицу с неприятной правдой о том, что часть меня, очень маленькая часть, на самом деле с нетерпением ждет поцелуя. Потому что я должна поцеловать его завтра. Поцеловать его завтра, это не значит признать, что в глубине души мне любопытно, или что в глубине души меня к нему влечет, или что в глубине души часть меня хочет сдаться и сказать: "К черту мои условия, затащи меня в постель". У меня нет выбора, и эта очень маленькая часть меня рада этому. Рада, что мне не нужно ломать голову над тем, позволить ему это или нет.