Любимая невеста (ЛП) - Джеймс М. Р.. Страница 21

Я протягиваю руку, чтобы коснуться ее руки, и она слегка шевелится, издавая тихий звук. Ее пальцы обвиваются вокруг моих, и мое сердце почти останавливается в груди.

Елена привязалась ко мне с первого дня, но я не была уверена, что Аника когда-нибудь по-настоящему потеплеет ко мне. Я знаю, что то, что она держит меня за руку во сне, на самом деле ничего не значит, но, тем не менее, это заставляет меня чувствовать, как будто я что-то открыла, как будто мне дали что-то особенное. То, что мне действительно было нужно сегодня, после всего, что я потеряла прошлой ночью с Виктором.

Эти девочки — причина, по которой я остаюсь, превыше всего остального. Поэтому чувствовать, как маленькие пальчики Аники обвиваются вокруг моих, как будто она подсознательно доверяет мне и хочет, чтобы я была здесь, приятнее, чем я могла себе представить.

Она снова шевелится, слегка поскуливая, а затем ее глаза мерцают, светлые ресницы трепещут на щеках, когда она медленно открывает глаза. Я замираю, мое сердце бешено колотится в груди, я боюсь, что то, что я вижу, ненастоящее. Она впервые просыпается после ранения, и я знаю, что должна позвать Виктора. Но я не могу заставить себя пошевелиться или заговорить, боюсь, что пойму, что все это мне мерещится.

Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, медленно моргая.

— Катерина? — Ее голос слегка невнятен, вероятно, из-за обезболивающих, которые дал ей доктор, но я слышу свое имя. — Это ты?

— Так и есть. — Я сжимаю ее руку немного крепче, сдерживая внезапный прилив слез. — Я здесь, милая.

— Ты… осталась? — Слова даются с некоторым трудом, но ей это удается. — Осталась со мной?

— Всегда, — говорю я ей, и чувствую, как слезы начинают скатываться по краям моих век, стекая по щекам. Я не могу остановить это, хотя и не хочу плакать перед ней, потому что я так боялась, что она больше никогда не проснется. — Я обещаю.

— Почему ты плачешь? — Голос Аники прерывается на этих словах. — Катерина?

— Я просто так счастлива видеть тебя проснувшейся. — Мне удается улыбнуться сквозь слезы. — Я так счастлива, милая.

— Я была… напугана.

— Я знаю. — Я наклоняюсь, нежно целую костяшки ее пальцев. — Мы все напуганы. Но сейчас с тобой все в порядке. С тобой все будет в порядке.

— Обещаешь? — Аника прищуривается на меня, и я вижу, как возвращается частичка того подозрения, которое всегда отражается на ее лице. Это заставляет меня чувствовать себя лучше, а не хуже, потому что я узнаю это отношение, искру в маленькой девочке, которая вселила в меня уверенность, что она будет бороться за выживание так же упорно, как борется со всеми остальными.

— Я обещаю, — твердо говорю я ей. — Доктор сказал, что если ты проснешься, это будет означать, что все будет хорошо. И вот ты здесь. Ты проснулась.

Аника кивает, пытаясь сглотнуть.

— Я хочу воды… — удается ей. — Я хочу папочку.

— Я позабочусь об этом, — обещаю я ей. — Воды, а потом я пойду поищу твоего отца. — Мысль о встрече с Виктором заставляет мой желудок сжиматься от беспокойства, но если он нужен Анике, то я должна отложить это в сторону.

Я беру чашку воды для Аники с бокового столика, осторожно просунув одну руку под плечи маленькой девочки, чтобы помочь ей сесть, когда она тянется за ней.

— Медленно, — говорю я ей, смахивая последние слезы, пока обнимаю ее. — Будь осторожна.

— Я знаю, как пить воду, — бормочет она, но в ее голосе нет обычной враждебности. Она выпивает все это и возвращает мне чашку, и когда она смотрит на меня, выражение ее лица мягче, чем я когда-либо видела. — Спасибо тебе, Катерина, — тихо говорит Аника, ее голос все еще прерывается, и я улыбаюсь ей сверху вниз.

— Не за что. Я собираюсь сходить за твоим отцом, хорошо?

Она кивает, сглатывает, облизывает сухие губы и откидывается на подушки, пока я помогаю ей лечь обратно.

— Я скоро вернусь, я обещаю.

Я почти сталкиваюсь с Левином в тот момент, когда выхожу в коридор, мне приходится отступать, чтобы не врезаться прямо в него.

— О. — Я прочищаю горло, невольно краснея. Нет никаких причин, по которым Левин должен знать что-либо о том, что происходит между Виктором и мной. Тем не менее, он самый близкий Виктору человек в этом доме. По какой-то причине мне кажется, что он кое-что понял из этого или, по крайней мере, осведомлен о темных наклонностях своего работодателя.

— С тобой все в порядке?

Нет. Я определенно не в порядке. Ничто из того, что произошло за последние месяцы, не было хоть сколько-нибудь приближающимся к нормальному. Я ничего этого не говорю. Я прочищаю горло, быстро вытирая глаза.

— Я пытаюсь найти Виктора, — быстро говорю я ему. — Аника проснулась и спрашивает о нем.

Облегчение на лице Левина настолько реальное и ощутимое, что он нравится мне еще больше. За то короткое время, что я его знаю, он хорошо относился ко мне, особенно в хижине, и я понимаю, почему Виктор доверяет ему. Я бы доверилась ему, если бы понадобилось. Но теперь еще более ясно, что он заботится о Викторе и его семье так, что это выходит за рамки простого долга, и это заставляет меня смягчиться по отношению к нему больше, чем раньше.

— Я пойду найду его, — твердо говорит Левин. — Оставайся с Аникой на случай, если ты ей понадобишься. — Он колеблется. — Должен ли я попросить Сашу или Ольгу привести Елену?

Я мгновение колеблюсь, но качаю головой.

— Давай медленно. Аника только что проснулась. Я не хочу ее переутомлять. На этот раз позволим ей увидеть Виктора, а в следующий раз, когда она проснется, мы приведем и Елену тоже.

Левин кивает.

— Конечно. Как скажешь. Я пойду и найду Виктора.

Я прислоняюсь к двери, когда он уходит, мое сердце все еще сильно бьется. Виктор поднимется с минуты на минуту, и от этого осознания у меня снова скручивает живот и одновременно по телу пробегает покалывание предвкушения. Я не должна хотеть его видеть, и часть меня не хочет, часть меня в ужасе от того, что я снова его увижу после того, что произошло прошлой ночью. Но другая часть, возможно, мазохистская часть, которая также наслаждается наказаниями, которым он подвергает меня, не может дождаться, когда он войдет в комнату.

Забудь об этом, говорю я себе, открывая дверь. Сосредоточься на Анике. Сосредоточься на причине, по которой ты решила остаться. Забудь его.

Однако это легче сказать, чем сделать.

— Твой отец уже в пути, — говорю я Анике, когда снова сажусь у кровати. — Он придет через минуту, как только Левин найдет его.

— Он сердится на меня? — Голос Аники звучит очень тихо, когда она задает вопрос, ее голубые глаза смотрят на меня. Я моргаю, пораженная.

— Конечно, нет, милая. С чего бы ему сердиться на тебя?

Она сглатывает, быстро моргая, как будто борется со слезами.

— Я не должна была быть внизу. Папа сказал мне оставаться наверху с Еленой, но мне было любопытно. Я хотела знать, что происходит… и я была напугана. Поэтому я оставила ее и попыталась найти его и… — Аника прикусывает нижнюю губу, ее лицо немного бледнеет, когда она вспоминает. — Это было так громко, а потом у меня в животе что-то загорелось, и все закружилось…

— О, милая. — Я сажусь на край кровати, тянусь к ней, и, к моему удивлению, она наклоняется в мои объятия. — Твой отец не сердится на тебя. Он хотел, чтобы ты его послушала, и у него была причина сказать тебе это. Но он просто будет счастлив, что ты проснулась и с тобой все в порядке.

— Я думала, он обвинит меня в том, что…

— Нет. — Я качаю головой, поглаживая ее по волосам. — Он не собирается тебя ни в чем обвинять. Теперь ты в безопасности, и это все, что имеет значение.

Аника кивает, шмыгая носом. На мгновение мне кажется, что она собирается остаться там, где она есть, позволив мне обнять ее. Но затем открывается дверь, и входит Виктор, и все ее внимание мгновенно переключается на ее отца.

Мое сердце замирает в тот момент, когда он входит в комнату, смешанный страх и желание наполняют меня, пока я не чувствую, что вибрирую от этого изнутри. Он выглядит таким же красивым, как всегда, высоким и строгим, одетым в сшитые на заказ черные брюки и темно-красную рубашку на пуговицах с расстегнутым воротом, как будто он собирается в офис, а не работает на конспиративной квартире глубоко в русских горах. Он не смотрит на меня, выражение его лица такое жесткое, как будто оно высечено из камня, до того момента, как он замечает свою дочь.